Она думала о противоядии с тех пор, как Малфурион рассказал ей о предположениях принца Андуина, но не в ее силах определить его природу или сущность. Если противоядие вообще существует…

Ее ответ на вопрос Нелтариона звучит невразумительно, Алекстраза и сама это понимает. Но все, что она может, это отправить других красных драконов, кто будет поддерживать искру жизни. И да помогут им Титаны.

Хейдив отступил назад к очагу, откуда, объятый паром, смотрит на Алекстразу, помешивая содержимое чана. Это напоминает ей о ритуале, к которому сейчас готовится ее сестра Изера. Пандарен хранит молчание, она тоже. Все возможное уже сказано и теперь пора уходить.

Но Нелтарион не сдвигается с места. Его взгляд прикован к волшебнице.

Алекстраза невольно вспоминает, как эмоционально переживала гибель мужа гномка с малиновыми косами. Но по лицу Нелтариона невозможно прочесть ни единой эмоции, его губы плотно сжаты.

Сделай этот шаг, молит Алекстраза, коснись ее руки. Она может умереть в любой момент. Позволь себе быть слабым.

Но Нелтарион не дает волю чувствам. Не говоря ни слова, он выходит наружу. Будь проклята эта драконья выдержка, вздыхает Алекстраза и идет за ним.

Любил ли он кого-то, кроме Джайны Праудмур, думает Алекстраза, пока они идут по Редуту. Раньше она не задавалась таким вопросом. Когда-то Алекстраза говорила Малфуриону, что они не знают, что на самом деле связывало черного дракона с волшебницей. Тогда она не верила, что Смертокрыл вообще способен любить.

Сама по себе любовь драконов к смертным заранее обречена на провал. Но Аспект Земли и Джайна Праудмур не могли лишь наслаждаться друг другом, пусть и на протяжении того короткого времени, что им было отведено. Этого оказалось недостаточно. На их плечи Ноздорму взвалил еще и спасение Азерота.

Дюжина гвардейцев следуют за ней и за ним по пятам. Идти недолго, но путь кажется Алекстразе нескончаемым. Со всех сторон доносятся стоны и плач.

В королевском шатре полумрак. Приглушенный свет сгладил шрамы на лице Нелтариона. Алекстраза предпочла бы яркий свет — без шрамов он слишком похож на Тариона.

«На его месте должна быть ты», проносится в ее мыслях.

Ей не сразу удалось зажечь свечи в канделябре на столе. Спрятав дрожащие руки в складках юбки, Алекстраза какое-то время следила за тем, как загорается и крепнет синеватое пламя. Ее мыслями снова завладел горящий Хиджал.

Нелтарион молчит. Чтобы положить начало разговору, Алекстраза спросила:

— Ты заметил, что отношение Хейдива-Ли к тебе другое? Отличное от остальных обитателей Редута?

— Я знаю, что в их мире не было Смертокрыла, — ответил Нелтарион. — Ноздорму рассказал мне…

Она должна узнать, что известно Нелтариону о Тарионе и что Аспект Времени мог рассказать отцу и утаить от Хранительницы Жизни. Остается только повторить уже прозвучавший однажды вопрос… Но вместо этого она спросила:

— Это ты… убил Ноздорму?

Она поймет, если он сделал это, будучи Смертокрылом. Аспект может принять смерть только от рук другого Аспекта — горькая правда их существования.

— Это сделало Время, — ответил он. — Я хотел сжечь его тело. Но мне… не было позволено. Он предвидел свою гибель, Алекстраза.

— Я знаю. Но как Ноздорму оказался в Грим-Батоле?

Нелтарион откинулся на спинку стула. Похоже, замечает Алекстраза, самообладание в полной мере вернулось к нему.

— Ноздорму служил Культу Сумеречного Молота. Предсказывал культистам грядущие события и, как оракул, влиял на многие события в Азероте. Пока я не разоблачил его.

Очевидная разгадка теперь, когда все в прошлом, думает она, ведь Время вынуждало Ноздорму действовать быстро. Он шел на крайние меры, и появление Аспекта Времени в Драконьем Чертоге во время визита Синей Стаи было следствием этого.

Нелтарион мог бы сказать, «пока Смертокрыл не разоблачил его», для Алекстразы это совершенно разные личности. Но Нелтарион, похоже, готов нести ответственность за поступки, совершенные им под Зовом Древнего Н-Зота. Так поступал он, лишь он один, каким бы именем он не назвался, поняла Алекстраза.

— О чем еще Ноздорму говорил с тобой?

— О сыне, — вдруг отвечает Нелтарион. Он изучает ее своими черными с янтарными вкраплениями глазами.

Вот они, кто столько лет не доверял друг другу. Они наконец встретились, но каждый по-прежнему не хочет выдавать большего, ничего не получив взамен. Старые привычки не так-то легко забыть.

— Что же тебе известно о сыне? — аккуратно спрашивает Алекстраза.

— Что его зовут Тарион, — в его тоне нет усмешки, он скорее болезненно серьезен.

— Его имя мне известно.

Нелтарион отвечает с глубоким вздохом:

— Амне оно стало известно не так давно. Ноздорму предупреждал меня о будущем. В свойственной для Ноздорму манере, конечно.

И он рассказал Алекстразе о том, как в Грим-Батоле, в их последний разговор, до мига, когда пали Оковы Мироздания, наделенный безграничной мощью Древнего Бога, Смертокрыл самоуверенно спросил Ноздорму: «Разве смертный способен остановить меня?»

— Остановить — нет. Задержать — да, — таким был ответ.

Столь любимая Аспектом Времени игра слов.

Нелтарион, разумеется, считал, что они говорили о Тарионе. Но при разговоре с Ноздорму нужно грамотно задавать вопросы, а Нелтарион ошибся.

Смертные действительно задержали Смертокрыла. Не самая простая задача, но им, похоже, было не занимать смелости, если они вообще решились на сражение с драконом. Алекстраза вспомнила рану на груди, у самого сердца. Она увидела ее, когда Нелтарион снял рубаху, чтобы Хейдив мог обработать швы.

Так вместо Смертокрыла в подземельях Н-Зота оказался другой черный дракон.

Нелтарион перевел дыхание и продолжил:

— Ноздорму предупреждал меня, если я разомкну Оковы, то умру. Тебя интересовало, как я разомкнул Оковы Тверди. Ответ очевиден — я жив, а значит, ты можешь поверить мне. Я не делал этого.

Если, повторяет про себя Алекстраза, одно проклятое слово.

Разве не получила она всех ответов? Разве ей нужно больше? Да, понимает Алекстраза, кое-что ей по-прежнему неизвестно.

Нелтариона смотрит вдаль, когда произносит:

— Ты уверена, что все Оковы пали, Алекстраза?

Вот оно. Соприкосновение туманных и неоднозначных предсказаний Ноздорму, последний ответ на самый значимый вопрос.

Нелтарион хотел бы услышать, что Оковы Тверди остались целы. Это не изменило бы его представление о самом себе и о способностях сына. Но ведь даже Ноздорму, еще там, рядом со Смертокрылом в Грим-Батоле, не считал Тариона обычным смертным. Нелтарион не может не понимать этого, но ему, как и ей, нужен еще один однозначный ответ, который нельзя оспорить.

— Да, я уверена, — отвечает Алекстраза.

Она не в силах глядеть на него сейчас, только не сейчас, когда ей так хочется сказать, что Тарион не умер, что он жив, если это можно считать жизнью.

Но она молчит, и тягостная тишина, пожалуй, еще хуже. Ей не переубедить его, не успокоить, не утешить. Да и что могла бы она сказать? По его мнению, сын разомкнул Оковы и погиб вместо него, а его любимая умирает от неизвестного яда. Если она вообще жива до сих пор…

— Ты дала Тариону годы жизни, — говорит Нелтарион, по-прежнему не глядя на нее. — Пока весь мир ненавидел черных драконов, ты помогла одному из них. Почему, Алекстраза?

Она не знает, как ему стало известно об этом. Может быть, от Ноздорму, может быть, от Хейдива, но какая, в сущности, разница. Нелтарион хочет убедиться, поверить в то, с чем Алекстраза пыталась смириться на протяжении двух лет. Не срок для того, чья жизнь не знает смерти, но ведь и не каждый день узнаешь, что смертный станет Аспектом.

Пятым Аспектом, думает Алекстраза. Четверо из них здесь, в Гранатовом Редуте, и ей не стоит ждать пятого. Тарион никогда не покинет Грим-Батола или Изумрудного Сна, если она не вмешается.

— Ноздорму просил меня об этом, — отвечает она. Слова даются с трудом. — Он предупредил меня о твоем сыне. Кажется, он даже не родился в то время. Ноздорму сказал… — она вдыхает полной грудью и, наконец, говорит: — Сказал, что мальчик станет Аспектом.