Доктор Фергус Рафаэл неподвижно сидел за рулем своего автомобиля, глядя на заляпанный маслом бетон университетского паркинга.

Он просто направит автомобиль с обрыва в море, и больше о нем никогда не услышат в академических кругах. Было время, когда он отдавался своей работе с великим энтузиазмом, не омрачаемым сознанием, что он, в сущности, никогда не познает удовлетворенности, которая была уделом работающих в других областях. Но годы сделали свое, и теперь доктор Рафаэл чувствовал себя измученным и усталым.

Он перестал притворяться, как привык это делать, что в любую минуту может уйти от своей навязчивой идеи, и вылез из машины. Небо было затянуто тучами, а коричневые листья каштанов шумно бежали от холодного, пронизывающего ветра. Подняв воротник, он зашагал в направлении безвкусного здания университета. Впереди еще один из многих очень обычных дней.

Спустя полчаса Рафаэл начал свой первый за это утро эксперимент. Добровольцем был Джо Уэшберн, молодой студент-негр, который оказался обещающим объектом.

Рафаэл поднес к губам микрофон.

— Готов, Джо?

Уэшберн кивнул и помахал ему в окошке звуконепроницаемой кабины. Рафаэл щелкнул выключателем, а потом связался со своей ассистенткой, Джин Эрд, которая сидела в такой же кабине в противоположной стороне лаборатории, и проверил, все ли в порядке. Она помахала ему с деланным оживлением; Рафаэл счел его за доказательство того, что она чем-то угнетена. Он включил звукозапись, а сам устроился поудобнее в кресле и, закурив сигару, стал внимательно следить за экраном монитора.

«Интересно, как долго этот фарс будет длиться? — подумал он не в первый раз. — Какие еще доказательства потребуются, чтобы признать телепатический контакт невозможным?»

Джин Эрд отстучала свой первый символ, и на ее мониторе появился треугольник. За толстым стеклом кабины ее лицо казалось совершенно равнодушным, и Рафаэл задумался над тем, действительно ли Джин сосредоточенно посылает сигналы или просто сидит, нажимает кнопки и думает о вечернем свидании. Чуть позже засветился монитор Уэшберна: треугольник. Рафаэл, закурив сигару, ждал, когда можно будет сделать перерыв и выпить кофе. На мониторе Джин появился квадрат, и сразу же после этого такой же квадрат выдал Уэшберн. Девушка снова повторила треугольник, Уэшберн ответил ей той же фигурой. Потом были круг и звезда у Джин, круг и звезда у Уэшберна. Рафаэл почувствовал, как у него помимо воли учащается пульс. К нему вернулось давнее нервное возбуждение, которое могло быть причиной того, что он стал бы азартным игроком, если бы не нашел себя в научной работе. Он внимательно следил за тем, как Джин нажимает клавиши пяти абстрактных символов, используемых при проведении телепатических экспериментов. Восемью минутами позже она закончила тест, состоящий из пятидесяти сигналов.

И все пятьдесят сигналов были повторены Джо Уэшберном.

Рафаэл дрожащей рукой погасил окурок сигары. Поднимая микрофон, он чувствовал, как покрывается холодным потом, но постарался, чтобы голос его звучал по возможности равнодушно, дабы ни в коей степени не повлиять на ход эксперимента.

— Джин и Джо, это была разминка, а теперь перейдем к следующему тесту. — Они кивнули головами. Рафаэл отключил Джо и обратился уже только к Джин. — Я хотел бы, чтобы на этот раз ты использовала в равной мере как абстрактные, так и конкретные знаки.

Он склонился над пультом, следя за монитором взглядом человека, играющего в русскую рулетку. Пять дополнительных конкретных символов — дерево, автомобиль, собака, стул и человек — дополняли совокупность до десяти, делая тем самым и так уже капризное счастье еще менее достижимым.

В следующей серии из пятидесяти тестов Уэшберн сделал одну ошибку, а в трех очередных — ни одной. Рафаэл решил дать выход своим эмоциям и отпустить все сдерживающие его до сих пор тормоза.

— Послушайте, — сказал он полным напряжения голосом, — я не знаю, как вы это делаете, но с начала сегодняшнего эксперимента согласованность между вами стопроцентная, а ведь не мне говорить вам, что это значит. Пойдем дальше, посмотрим, куда это нас приведет.

В следующем комплексе тестов Уэшберн совершил четыре ошибки, потом две и ни одной из пяти очередных, которые подбросил ему Рафаэл, прежде чем выключить аппаратуру. И Джин и Уэшберн должны были лично сопоставить свои результаты, прежде чем поверили, что это не какой-нибудь новый трюк, введенный Рафаэлом как дополнительный элемент эксперимента. Когда, наконец, истина дошла до них, они долго смотрели друг на друга — испытующе, недоверчиво.

— Я считаю, что мы должны выпить кофе, Джин, — сказал Рафаэл. — Все это следует обмозговать.

Пока Джин варила кофе, Уэшберн ходил по лаборатории, улыбаясь, тряся головой, сжимая и разжимая кулаки. Рафаэл закурил следующую сигару и почти тут же погасил ее. Он осознал, что ему просто необходимо рассказать кому-нибудь о том, что произошло. И в тот самый момент, когда он протянул руку к трубке, телефон зазвонил.

— Междугородный разговор, доктор, — сказала телефонистка с университетской подстанции. — Звонит профессор Моррисон из Кливленда.

— Благодарю, — ответил Рафаэл глухо, потрясенный совпадением. Ведь он как раз собирался звонить Моррисону, своему лучшему другу среди немногочисленной группы ученых, занимающихся немодной сейчас проблемой парапсихологии и экстрасенсорного восприятия. Рафаэл наперед знал, почему Моррисон позвонил, и его предчувствие нашло подтверждение в полном возбуждения тоне приятеля.

— Фергус? Благодарение богу, наконец-то я тебя поймал! Я должен тебе все это выложить, иначе я просто взорвусь. Ты представить себе не можешь, что тут происходит.

— Почему же, я представляю, — ответил Рафаэл.

— Ну и что же, интересно?

— В телепатическом эксперименте получен стопроцентный успех.

Изумление Моррисона было почти слышимым.

— Да. Откуда ты знаешь?

— Может быть, — ответил Рафаэл уныло, — и я обладаю телепатическими способностями.

Почти целый день Джек Бретон не мог освободиться от впечатления, которое произвело на него обнаруженное им стихотворение.

Он расспрашивал Кэт с такой обстоятельностью, на какую только осмелился, о том, каким образом эта строфа была написана, и проявил живейший интерес к вопросу об автоматическом письме. Кэт это было приятно, она чувствовала себя польщенной его интересом и рассказала ему все относительно способностей Мириам Пэлфри.

Чувствуя, что ему становится все более не по себе, Джек Бретон исследовал результаты сотни опытов с автоматическим письмом и пришел к выводу, что та строфа была единственным подобного рода произведением, вышедшим из-под пера Мириам. Более того, это произошло уже после внедрения Бретона во Время В, и это ни в коей мере нельзя было считать случайностью. Единственным объяснением этого явления, пришедшим ему в голову, без учета того, как он располагал факты, была телепатия. А он не имел ни малейшего желания, чтобы кто-нибудь читал его мысли.

На следующее утро эта идея, казавшаяся совершенно безумной, подтвердилась совершенно неожиданным образом. И так уже натянутые отношения между Джоном Бретоном и Кэт заметно ухудшились после появления Джека. Джон стал еще более сухим и язвительным, если вообще говорил с ней. И все время, как если бы хотел подчеркнуть собственные права на независимое существование в своей Вселенной, непрестанно ходил по дому с приемником под мышкой, запуская его во время передачи последних новостей на полную мощность.

А новости, которые Джек случайно услышал и усвоил частью своего сознания, говорили о необычайных событиях, но Джек был слишком занят своими личными делами и размышлениями над собственным будущим, чтобы обращать внимание на сообщения о делах научных. Если бы он не сделал открытие, что Мириам Пэлфри буквально выкрала что-то прямо из его разума, известие, что телепатические эксперименты сразу в нескольких университетах начали давать сенсационные результаты, вообще не дошло бы него. В свете этого сообщения, однако, Мириам перестала представлять собой необъяснимую угрозу, став просто одним из второстепенных явлений.