С удивлением он убедился, что его отношения с Джоном не испортились. Большой дом был наполнен почти осязаемым эмоциональным напряжением, так как Джон и Кэт все время лавировали, стараясь выбраться из тупика, в котором они находились. Но время от времени случались спокойные минуты, и тогда они с Джоном начинали разговаривать как близнецы, которые давно не видели друг друга. Не без удивления Джек открывал, что Джон значительно лучше и более детально помнит факты их общего детства. Сколько раз он спорил с ним, подвергая сомнению подлинность отдельных деталей, но каждый раз в конце концов соответствующая перегородка в его памяти рушилась, картина приобретала краски, и Джек убеждался, что Джон прав.

Он объяснил себе все это в порядке рабочей гипотезы частым возвращением к воспоминаниям, которые хранила их память: ведь в течение последних девяти лет Джон Бретон жил прошлым. Отсутствие удовлетворения жизнью во Времени В склоняло его ко все более частым проникновениям в хранилище старого опыта.

За короткое время с момента своего прибытия Джек заметил, что Джон безудержно интересуется старыми журналами и сравнивает всех с актерами и актрисами былых времен. Вся его мастерская в подвале была увешана фотографиями автомобилей тридцатых годов с их большими защитными стеклами спереди. («Хотел бы я поездить на такой старой близорукой колымаге, — сказал как-то Джон. В этих больших, крытых тканью сиденьях ты не чувствуешь запах пыли?») А если Джеку удавалось оторвать его от прошлого, он избегал дел сегодняшнего дня, стараясь перевести разговор на темы, касающиеся кинофильмов.

Джек Бретон впитывал все сведения, связанные с Джоном: они могли пригодиться ему, когда он перехватит фирму. А кроме того, это привело к установлению определенного факта, имеющего принципиальное значение для его планов.

— Гравиметрические замеры стали, разумеется, невозможными, — говорил Джон после ленча. — Международное бюро мер и весов вполне определенно объявило сегодня, что сила тяжести уменьшается. Вообще-то она всегда была переменной, но бьюсь об заклад, что на этот раз мы имеем дело со значительно более серьезным отклонением, чем обычно, что мы летим вниз, а между тем в сообщениях, передаваемых по радио, дело трактуется легкомысленно. Ведь нет ничего более важного, чем сила тяжести. Разве что давление.

— Сомневаюсь, — сказал Джек равнодушно, думая о Кэт, которая там, наверху, может быть, как раз занимается в спальне своим туалетом.

— По крайней мере, гравиметры в порядке. А то уж мы с Карлом были готовы рвать на себе волосы. Он был в твоей действительности? Карл Тоуджер?

— Да. Он и Хетти вместе приняли мою фирму. — «Может, теперь Кэт расхаживает нагая в интимном полумраке комнаты с опущенными жалюзи?»

— Гравиметры, к счастью, не так уж важны. Было время, когда все мое оборудование составляли гравиметр, теодолит и еще кое-какое старье, списанное военными. Это было прежде, чем я начал заключать контракты на бурение и использовать при выполнении важнейших работ буровую установку.

Интерес Джека внезапно пробудился.

— А как обстоит дело с этими новыми бурильными установками? С этими новыми аппаратами, основанными на процессе пульверизации материи? Ты их используешь?

— У меня их три, — ответил Джон с увлечением. — Я их использую для бурения всех скважин большого диаметра. Карл их не любит, потому что они не дают колонок грунта, но работают они быстро и чисто. Можно высверлить дыру диаметром в два фута в каком угодно грунте и получить буквально микропыль.

— Никогда не видел такое устройство в действии, — сказал Джек с притворным сожалением. — У тебя проводятся такие работы где-нибудь поблизости от города?

— Самое близкое — около двадцати миль к северу отсюда, по дороге к Силверстриму. — Голос Джона зазвучал неуверенно. — Но я не представляю, как бы ты мог там показаться. Что сказали бы люди, если бы увидели нас вдвоем?

— Но ситуация вскоре прояснится.

— Прояснится? — Джон Бретон сразу же стал подозрительным.

«Догадывается ли он хоть в какой-то мере о том, какая судьба его ожидает?»— подумал Джек.

— Разумеется, — ответил он быстро. — Мы должны в ближайшее время прийти к какому-то соглашению с Кэт. Я понять не могу, почему ты с этим так тянешь. Почему не хочешь признать, что вы смертельно устали друг от друга? И почему вы не покончите со всем этим?

— Кэт тебе что-нибудь говорила?

— Нет, — ответил Джек осторожно, не желая заострять вопрос, пока Джон не будет подготовлен к этому окончательно.

— Как только Кэт решится сказать, что она обо всем этом думает, я готов ее выслушать. — Выражение щенячьей свирепости промелькнуло на широком лице Джона, и Джек убедился, что он не ошибся в своих чувствах. Ни один мужчина не отказался бы добровольно от такого сокровища, как Кэт. Единственное решение проблемы этого треугольника он усматривал только в пистолете, спрятанном в комнате наверху, и в пульверизирующей буровой установке, находившейся где-то по автостраде на Силверстрим.

— Это для тебя так важно, чтобы именно Кэт сделала первый шаг?

— Если ты перестанешь раскладывать меня на сомножители, то и я не буду тебя анализировать, — сказал Джон многозначительно.

Джек мягко улыбнулся ему. Это упоминание о разложении на сомножители вызвало в его мозгу мысль о теле Джона, превращенном в микропыль, совершенно анонимное, недоступное какому-либо опознанию.

Наконец Джон уехал в бюро, а Джек стал нетерпеливо ждать Кэт, но та появилась в твидовом костюме с вязаным пояском и высоким меховым воротником.

— Уходишь? — Он старался скрыть разочарование.

— За покупками, — ответила она официальным тоном, который почему-то задел его.

— Не уходи.

— Но ведь мы должны что-то есть. — Он ощутил в ее голосе враждебность и вдруг осознал, что со времени их близости Кэт его избегает. Мысль, что из-за него у Кэт могло возникнуть чувство вины, привела его в состояние бессмысленной паники.

— Джон говорил что-то насчет того, что собирается убраться. — Как влюбленный сопляк, он не мог удержаться от лжи, а ведь он отдавал себе отчет в том, что должен как можно осторожнее подготовить ее к исчезновению Джона. Кэт приостановилась у двери. Пушок на ее щеках блеснул в солнечном свете инеем, и Джек глазами памяти увидел Кэт, лежащую в морге, в том отлично придуманном ящике. Он испугался.

— Джон имеет право убраться, если захочет, — сказала она наконец и вышла.

Минутой позже он услышал урчание двигателя ее машины в гараже. Он ждал у окна, чтобы увидеть, как она будет проезжать, но верх был опущен, и лицо Кэт выглядело безличным пятном за поднятыми стеклами.

Бретон, взбешенный, отвернулся. Оба его творения, люди, которых он одарил жизнью способом столь же несомненным, как если бы он, бродя по Земле среди библейских молний, вдохнул жизнь в мертвую глину, жили совершенно независимо от него девять лет. И теперь, вопреки всему, что узнали, они игнорируют его, когда им это на руку, оставляют его в доме, в котором он ненавидит быть в одиночестве. Он метался со стиснутыми кулаками по пустым комнатам. Он был готов к тому, что это продлится с неделю, но ситуация подверглась изменению, она будет изменяться и дальше, а потому он решил действовать более решительно.

Из окна тыльной стороны дома он увидел серебристый купол обсерватории, укрытый за буками, и ощутил ревнивый интерес. С момента его появления они инстинктивно, словно по молчаливому согласию, принимали, что никто из чужих не должен даже подумать о существовании двух Бретонов, а потому его выход из дома ни в какой мере не был разумным. Но задняя часть сада была хорошо прикрыта со стороны соседних домов, а до обсерватории он доберется за несколько минут.

Он спустился в кухню, выглянул через завешанную портьерой дверь и вышел во внутренний дворик. Лимонное послеполуденное солнце позднего октября просвечивало сквозь ветви деревьев, еще сохранивших желтую листву; издалека доносился неустанный, мерный шум машинки для стрижки газонов.