Я, кажется, начинал понимать, в чем дело, и, засмеявшись, спросил:

— Серенький, а ты, случайно, не увлекся ли детективами?

— Ну да! Я прочитал роман Юрия Дольд-Михайлика «И один в поле воин» и не вижу в этом ничего дурного.

— А то, что тебе было поручено, ты читал? Письма Пуголовице?

— Безусловно. «Тетка» уже приезжала.

Я задумчиво почесал за ухом.

— Блохи? — без всякого сочувствия спросил он.

— Нет, привычка чесать за ухом, когда собираешься с мыслями. Серенький, что задумали Пуголовица и Ракша?

— Что могут задумать двое жуликов? — ответил вопросом на вопрос мой детектив.

— Да не тяни ты, — рассердился я. — Что случилось? Рассказывай скорее! Мне некогда!

Но мой тон не произвел на Серенького впечатления.

— Веремиенко! — проговорил он таинственно.

Веремиенко — это молодой водитель «живорыбной» цистерны. Оказывается, он спер двух молодых карпов.

Я расстроился. Я верю в человека, и каждый поступок, унижающий его, глубоко огорчает меня. Тем более что Веремиенко комсомолец. Вероятно, скорбное выражение моих глаз повлияло на Серенького, и он стал быстро рассказывать:

— Это увидел Пуголовица-Петренко и пригрозил заявить дирекции и в комсомол. Веремиенко стал оправдываться. Он сказал, будто не думал красть, будто вез бракованных карпов и собирался назавтра заплатить кладовщику, который в тот день был выходной.

«Думал», «собирался», «хотел»… А поступил как паразит! Бывает же! Я даже вздохнул, подумав об этом!

— И знаете, что сказал на это Пуголовица? — спросил Серенький тоном героя приключенческого романа.

— Знаю, — спокойно ответил я.

— Вы знаете, что сказал Пуголовица Веремиенко? — переспросил меня юнец удивленно.

— Да, я знаю, что сказал Пуголовица Веремиенко, — ответил я также тоном героя приключенческого романа.

Пораженный Серенький вышел из роли и спросил, как самый обыкновенный кот:

— Что же он сказал?

— Пуголовица-Петренко предложил Веремиенко продавать краденую рыбу в городе, а деньги делить пополам. Вот что сказал Пуголовица.

Серенький застыл на месте в благоговейном ужасе.

— Как вы узнали об этом?

— Я знаю Пуголовицу, и мне так же легко сказать наперед, что он предпримет, как поймать мышь, которая выскочила из норы.

Когда к Серенькому вернулся дар речи, он снова воскликнул тоном героя приключенческого романа:

— Но вы не знаете, что ответил ему Веремиенко!

Серенький верил в добро. По его голосу я чувствовал, что Веремиенко отказался от мерзкой сделки. Я молчал, взвешивая ответ.

— Что сказал Веремиенко? — подзадоривал меня юноша.

— Он сказал, что не пойдет на преступление!

— Нет!

— Нет?! — горестно воскликнул я.

— Нет! — Серенький выдержал паузу и, натешившись моим растерянным видом, сообщил: — Он ничего не сказал. Он помолчал, держа в руках двухкилограммового карпа, потом размахнулся и дал им Пуголовице по роже!

Серенький хохотал, довольный моим обалделым видом, а я, опомнившись, чуть не заплакал от радости.

Можно верить в человека. Надо верить в человека!

Мне так захотелось к людям, что я, не дожидаясь ночи, побежал домой. Там меня гладили, мяли, таскали за хвост, передразнивали, но отличное настроение после разговора с Сереньким не покидало меня.

Ночью я проснулся как от удара.

«Что такое?» — спросил я себя, видя, что вокруг все спокойно. Так бывает, когда мимо прошмыгнет мышь. Но на этот раз причина была иная. Меня разбудила тревожная мысль. Я все еще не решил, как действовать, чтобы разоблачить мерзавца вора. Что делать?

Прежде всего надо было внимательно проанализировать все обстоятельства, учесть все свои возможности до мельчайших подробностей и выработать план действий. Это была трудная задача с несколькими неизвестными.

Профессор должен был вскоре ехать домой. Если с ним поедет и Петренко-Пуголовица — а он, очевидно, поедет, — это облегчит мне борьбу за рыбу: до отъезда осталась декада, и за это время Пуголовица вряд ли успеет устроить большую диверсию. Но как же я разоблачу этого рецидивиста, если он отсюда уедет? Тем более что меня профессор, вероятно, не возьмет с собой.

Я долго думал и пришел к выводу, что надо немедля садиться к столу и изложить все на бумаге. Чтобы уменьшить себе работу, следовало выработать максимально короткий текст. Перебрав тьму-тьмущую различных вариантов, я наконец остановился на следующем:

«Расхититель государственного имущества Пуголовица скрывается под фамилией Петренко. Об этом знает Ракша, тот шофер, что просил бензин у пруда. Они собираются украсть у нас больших карпов».

Был еще один план, но он требовал достаточной сообразительности от людей, которых я собирался привлечь к его выполнению. Больше всего я надеялся на Костю, потому что у профессора скорее академический, чем житейский ум.

Второй план был такой: вместе с Сереньким и еще каким-нибудь котом мы идем к двум палочкам, которыми отмечен тайник, где Пуголовица держит рыбу для Ракши, ждем там, пока не появится поблизости Костя (а он частенько объезжает наши владения), вытаскиваем рыбу из воды, подымаем шум и таким образом сообщаем директору о краже. Костя, естественно, захочет узнать, кто спрятал рыбу. Он установит наблюдение, поймает Ракшу, жена Ракши бросит письмо в почтовый ящик, и Пуголовицу арестуют.

Этот план довольно строен и не противоречит первому. Я решил действовать в обоих направлениях.

Утром пошел дождь, и это способствовало выполнению первого плана. Когда Леночка ушла в детский сад, а взрослые разошлись на работу, я достал большой лист бумаги, карандаш и сел под столом писать. Я, конечно, мог сесть и на столе, но это было бы нескромно — не такой уж я грамотный, чтобы лезть на стол.

Я писал очень старательно, выводил буквы аккуратно и до обеда успел написать лишь «Расх». Чтобы не нарываться на неприятные неожиданности, бумагу и карандаш следовало спрятать.

Но куда же?

На буфет? Это недурно, однако прыгать с листом бумаги в зубах неудобно. Под диван? Но жена Кости такая чистюля, что мой труд может очутиться на помойке… Куда же спрятать?

Вдруг я вспомнил, что школьная уборщица, у которой я жил в молодости, прятала от своего сына конфеты в валенок. Я всегда внутренне смеялся, когда этот мальчишка обследовал буквально каждый квадратный сантиметр комнаты, каждую вещь, но в валенок заглянуть не догадывался.

Был конец апреля, теплую обувь никто не носил, и я, осторожно свернув лист, засунул его в валенок.

Затем пошел к Серенькому, чтобы приступить к выполнению плана номер два, или, как я его окрестил, операции «Веревка». У этого шифра двойное происхождение: во-первых, рыба висит на веревке, а во-вторых, удачное осуществление плана затянет веревку на шее Пуголовицы. Я с удовольствием подумал, что название понравится Серенькому.

Плану номер один я тоже дал название — операция «Взрыв». Ведь разоблачение будет для всех как взрыв бомбы.

Серенький сидел на пороге конторы. Вид у него был крайне загадочный. «Уж не перешел ли он на зарубежную приключенческую литературу?» — подумал я.

— Предлагаю твоему вниманию операцию «Веревка», — обратился я к Серенькому.

Он перебил меня:

— Доктор Лапченко, — Серенький иногда называл меня так после доклада «Образ кота в художественной литературе», — я согласен принять участие в операции «Веревка», но попросил бы вас называть меня не Сереньким, а Греем. Я взял себе такой псевдоним не потому, что преклоняюсь перед Западом, а только в целях конспирации. — Он покраснел, — видно, не привык врать, — но я притворился, что не заметил.

— О’кей! — ответил я. — Пожалуйста. — И рассказал план номер два.

Глаза Грея погасли.

— Вам не нравится операция «Веревка»? — спросил я.

— Нет, не то.

Я молчал, ожидая объяснений. Но и он молчал.

— Мистер Грей, — не выдержал я, — вы все-таки кот, а не лорд Грей, и разговариваете не с Нечипором, а с котом профессора, и не забывайте, что вам нет еще и года, а мне уже пошел третий год. Вы поняли меня, уважаемый Грей?