Когда разведчики проходили через «ничей» хутор, командир приказал Костенко зайти в одну из хат и собрать сведения об этом хуторе.

Костенко вышел из хутора через полчаса.

Не дойдя до села, где расположился полк, он услышал вой самолетов и увидел, что село атаковали четыре хищника. Петро прибавил шагу, но пока добежал до села, самолеты уже исчезли. По улицам перебегали подразделения, чтобы занять оборону в садах и огородах.

Идти в свой взвод было поздно, следовало немедленно занимать оборону, и Костенко присоединился к цепи.

Он свернул к ближайшему двору и прошел в конец садика.

Два бойца нагребли большую кучу снега и залегли за нею с пулеметом, поглядывая на белое поле. Направо, замаскированный кустами, стоял «максим», слева три бойца делали из снега окопчик. Они были близко, шагах в двадцати. Оливковое лицо одного из них показалось Костенко знакомым, и он почувствовал какое-то смущение. Разведчик стал было припоминать, где он встречал этого бойца, но от станкового пулемета послышался возглас:

— Товарищи, внимание!

Петро посмотрел в степь и увидел, как вдалеке из-за холма показался танк.

«Начинается», — подумал Костенко и потянулся от нервного возбуждения.

За первым танком высунулся второй, потом третий… Петро насчитал их шестнадцать. Они медленно двигались к селу. Оттуда вдруг загремела канонада. Возле танков расцветали клубы дыма, и нельзя было понять, стреляют ли это из танков или рвутся наши снаряды. Вражеская пехота не показывалась, и Костенко подумал, что он здесь лишний со своим автоматом, и пожалел, что не добежал до взвода. Вдруг он увидел, как над одним из танков, казалось без всякой видимой причины, вспыхнуло пламя. Танк дернулся сначала в одну сторону, потом в другую и остановился. Возле самого села загорелось еще два танка, но остальные упорно продолжали наступление. Канонада нарастала, и уже нельзя было различить в ней отдельные выстрелы и взрывы.

Танки вошли в село и двинулись по улице в тот его конец, где лежал Костенко. Они на мгновение появлялись в промежутках между строениями, и следом за ними поднимались и плыли над селом тучи густого дыма.

— Зажигательными бьет, сволота, — сказал кто-то из пулеметчиков.

Почти возле двора, где лежал Петро, загорелся еще один танк и быстро свернул в проход между хатой и сараем. Мотор горел ровным красным пламенем, как разложенный умелой рукой костер.

Костенко перебежал от пулеметчиков к дворовым строениям. Теперь пылающий танк был рядом с ним, в каких-нибудь сорока шагах. Петро никогда не видел вражеского танка так близко. Направив на башню танка автомат, он с замиранием сердца ждал, когда откроется люк.

Петро боялся одного — танкисты заметят его и отведут танк за сарай. Но люк открылся. Оттуда показалась голова, потом грудь, и Костенко, облегченно вздохнув, дал короткую очередь. Танк двинулся с места, ткнулся как слепой в стену и снова остановился. Из люка никто больше не показывался.

Остальные танки сосредоточились у въезда в село. Три из них, ища укрытия, остановились возле садика, где лежал Костенко. Один танк стоял так близко, что Костенко мог разглядеть шершавость на поверхности его брони.

«Гранату бы!» — Костенко стиснул автомат, злясь на самого себя за то, что не взял противотанковые гранаты. Когда еще представится такой случай! Но противотанковой гранаты не было.

Танки обстреливали садик из пулеметов, и на снег падали мелкие веточки. Костенко видел, как поворачивались, нацеливаясь на хаты, пушки, как вспыхнули сначала одна, потом вторая соломенные крыши и в воздухе закружилась солома, оседая черными, обгоревшими стеблями на снег. Вдруг в просвете между хатами мелькнули бронетранспортеры с пехотой, и когда первый из них вынырнул снова, напротив Костенко, Петро застрочил из автомата. Он видел, как падали гитлеровцы, и уже не жалел, что не пошел к своему взводу, а остался здесь. Бронетранспортеры кружили по улице, разведчик ловил секунды, когда машины показывались между строениями, и посылал короткие уверенные очереди.

Он опорожнил один диск и, вероятно, половину второго, когда почувствовал по короткому звуку пуль, что его заметили. Костенко отполз немного в глубину садика и, прячась за кучей бурьяна, притих. Он лежал неподвижно, прислушиваясь к свисту пуль, пока не пришла неожиданная помощь: подул ветер, и садик застлало густой пеленой желтого дыма.

Петро еще немного полежал, потом переполз на старое место и осторожно поднял голову. Он посмотрел вокруг и увидел, что под защитой дымовой завесы из конца садика к танку полз боец с противотанковой гранатой. Он полз осторожно, от дерева к дереву, и Петро, затаив дыхание, так, словно полз он сам, следил, не повернут ли танки свои пулеметы на бойца. Костенко хотелось быть возле этого бойца, помочь ему, теплое чувство нарастало одновременно с завистью, что тот имеет противотанковую гранату, а у него ее нет. В эту минуту боец был Петру роднее брата.

У края садика боец поднялся на колени, взмахнул рукой, и тут Костенко рассмотрел смуглое лицо с восточными глазами. Боец бросил гранату и упал, зарывшись лицом в снег.

Петро увидел белый огонь и дым, потом столб красного пламени над танком. Боец снова поднялся на колени и бросил вторую гранату. Танк дернулся, повернулся и яростно застрочил по бойцу из пулемета. Разведчик видел, как лихорадочно содрогался пулемет, выпуская пули, и чувствовал себя словно виноватым, что не может прекратить это страшное дрожание пулеметного ствола.

Вдруг из щелей танка пошел дым и пулемет бессильно замер. Но боец уже не шевелился. Костенко с уважением и горестью смотрел на серую неподвижную шинель и напрягал память, чтобы вспомнить, где он видел это лицо и почему сначала оно пробудило в нем непонятное беспокойство. Он представлял себе черные глаза — и тогда в уме вертелись слова, связанные с этими глазами, но вспомнить их он не мог. Вдруг его взгляд упал на блестящий котелок, прикрепленный к поясу убитого. Петру сразу все стало ясно.

«Твоя почему без очереди?» — вот кто был этот боец!

Снова по улице прошел бронетранспортер. Костенко с особой яростью дал очередь. Из головы не шел Хаджибаев… Петру было больно за вчерашнее и еще больнее, что Хаджибаев погиб. Разведчик снова повернул к нему голову и увидел, как из садика, минуя сожженный танк, выбежали и спрятались в соседнем дворе несколько красноармейцев. Он также заметил, что с противоположной стороны появился еще один танк. Как только Петро осознал, что остался в садике один и что окружен, он инстинктивно бросился за красноармейцами. Он выбежал на открытую площадку, и сразу же вокруг него зашлепали пули. Когда он пробегал мимо Хаджибаева, что-то с силой ударило его по коленям.

Костенко упал. Прислушиваясь к тупой, вибрирующей боли, он вспомнил, как кто-то рассказывал: в первые минуты можно даже не заметить, что ты ранен. Он осмотрелся вокруг и понял, что сделал ошибку, выбежав из садика. Теперь, если наши не выбьют фашистов из села, ему смерть.

Костенко попробовал отползти под защиту ближайшего сарая, но почувствовал такую острую боль в коленях, что едва не потерял сознание. С резким, коротким звуком около него ударились в землю несколько пуль, и он сразу же отказался от своего намерения, оставшись там, где упал, на открытом месте. Дело, по-видимому, подходило к концу. Он вытащил из кармана пистолет, положил его за пазуху, положил туда же две ручные гранаты, потом до самых ушей натянул капюшон маскировочного халата и, стиснув в руках автомат, перестал двигаться.

Вдруг сквозь стрельбу он услышал мощный стук мотора. Из-за садика вышел бронетранспортер и остановился в полусотне шагов от него.

Шестеро гитлеровцев в белых, перетянутых поясами халатах стояли в машине во весь рост и стреляли во все стороны из пулеметов.

Петра охватила смертная тоска, и все сразу стало безразлично. Он смотрел из-под капюшона на пулеметы и ждал, что вот-вот один из них повернется в его сторону — тогда конец. В автомате было с десяток, а может быть, и больше патронов. Вяло подумалось, что хорошо бы дать очередь и снять всех шестерых. Но минутный страх перед гусеницами бронетранспортера, которые тогда непременно пройдут по его телу, сковал волю.