– Но между тобой и им всё ещё только начинается, – усмехнулась его мать. – Готовься к тому, что твою ошибку будут припоминать все, кому не лень. В том числе, и он.

– Он признал эту девочку, – проговорил князь. – И он сам хотел, чтобы это случилось. Александр не любит Lise – по крайней мере, не так, как любят женщину. Иначе…

– Чушь, – перебила его пани Изабелла. – Он испытывал тебя на прочность. Не её – тебя. Один раз ты уже оступился. Девчонку умертвили – много ли младенцу нужно? Я даже догадываюсь, кто это сделал. Концы в воду – так? Но твой так называемый друг – не из тех, кто легко прощает…

– Мама! – возмутился Адам, – Ты же его в жизни не видела, как ты можешь так утверждать…

– Мне и не нужно его видеть, чтобы знать, – и в глазах матери он снова прочёл то, что пугало его больше всего. Тьму и бездну. “Что она знает?” – спросил он про себя. Он мог бы относиться к словам матери более легкомысленно, если бы не знал – то, что она говорит, почти всегда бывает правдой. Князь Адам, как человек эпохи Просвещения, не верил в такие вещи, как магия и предвидение, но мать иногда казалась ему настоящей колдуньей. Поэтому он её и побаивался с детства, хоть она ни разу не ударила и не крикнула на него. Ей достаточно было посмотреть на него своими огромными чёрными глазами, чтобы он подчинился.

– Адам, он даст тебе власть. Много власти, – продолжала княгиня Чарторыйская. – Он пообещает тебе всё, чего ты не попросишь.

– Даже Польшу? – тихо спросил Адам.

– Даже Польшу, – подтвердила его мать. – Но ты её не получишь. По крайней мере, из его рук.

– Так мне ехать? – спросил он после минуты молчания, наблюдая за матерью. Она всегда казалась Адаму самой красивой женщиной на свете, хотя, объективности ради, Изабелла не относилась к числу безусловных красавиц. Но недостатки внешности не мешали её успеху у мужчин – и каких мужчин! Русский наместник в Варшаве, князь Репнин; родственник её мужа, король Станислав Понятовский; известный похититель сердец, командир французской королевской гвардии герцог Бирон де Лозэн – все они побывали у изящных стройных ног этой удивительной польки во время оно и все сходились в одном: она неподражаема. И это действительно было так. Адам недаром привёз ей из Италии леонардовский портрет неизвестной дамы с горностаем. Как и все женщины, изображённые великим флорентийцем, Изабелла Чарторыйская оставалась “закрытой книгой” – даже для собственного сына, чего уж говорить о других?

– Поезжай, конечно, раз зовут, – сказала женщина спокойно. – Только будь готов к тому, что врагов у тебя станет в два раза больше, чем раньше. И не стремись вернуть, что было. Ты понял, о чём я?

Адам кивнул. Конечно, он не такой дурак, чтобы рассчитывать на продолжение отношений с императрицей. Это – в прошлом. А что же в будущем?

…Этим же вечером он показал ей картину Леонардо да Винчи, купленную в подарок.

– Я надеюсь, это копия? – спросила княгиня, улыбнувшись.

– Что ты, мама. Это оригинал, – Адам притворно обиделся.

– И стоит сумасшедших денег, – подтвердила она.

– Ты думаешь, оно того не стоит? – князь критически оглядел картину. – По-моему, “Дама с горностаем” по мастерству исполнения уступает только “Моне Лизе”.

Изабелла отошла подальше, вгляделась в светлое, безмятежно-таинственное лицо неизвестной флорентийской красавицы.

– Тебе она никого не напоминает? – проговорила княгиня спустя несколько минут.

Адам пожал плечами. Он не хотел говорить, что эта “дама с горностаем” столь же загадочна, как и его родная мать, – этим портрет и привлёк его.

– Она чем-то похожа на нашу Анж, – продолжала дама, подойдя к полотну поближе.

– Да? Она же совсем девчонка, – небрежно отвечал её сын.

– Давно ты её не видел. Увидишь – не узнаешь, – улыбнулась Изабелла. – Не возражаешь, если я включу эту картину в часть её приданого?

– Это твой подарок, мама, – проговорил князь. – Делай с ним что хочешь, можешь даже сжечь.

– Зачем? Оно будет висеть в Храме Сивиллы, пока не придёт время…

Потом Изабелла приказала слуге унести картину и повесить её в садовом павильоне, где князья Чарторыйские хранили различные ценные вещи, необычные экспонаты, шедевры живописи.

– Ты уже думаешь о приданом Анели? – спросил Адам свою мать, когда они поднялись наверх, в её комнату.

– Ей пятнадцать лет. В её возрасте я уже была замужем, – отрешённо проговорила она. – Мне уже писал Юзеф Понятовский… И князь Сапега. Не считая прочих.

– Князю Сапеге семьдесят лет, – усмехнулся её сын. – И что ты ответила?

– С неё ещё не снимали портретов. Хотя им её внешность на самом деле не важна. Все хотят стать частью “Фамилии”, получить наши богатства и связи, даже если придётся жениться на уродине, – женщина задёрнула тёмные портьеры, сняла с правой руки золотой браслет в виде змеи, кусающей себя за хвост. – По правде говоря, все эти письма были адресованы Анне, но ты знаешь свою сестру – она готова спихнуть Анелю за кого угодно, хоть за истопника Антона. Я взяла на себя труд сочинить отказы всем этим искателям.

– Сама Анж мне писала, что молится, постится и мечтает о монастыре, – вспомнил Адам.

– Все девицы в таком возрасте хотят в монастырь, – возразила Изабелла. – Но не все туда попадают.

– Почему, интересно? – рассеянно спросил князь Чарторыйский.

– Что “почему”? Почему хотят стать монашками или почему не все уходят в монастырь? – уточнила его матушка.

– Ну, положим, почему не уходят, я догадываюсь, – проговорил он с усмешкой, чуть тронувшей его чувственные губы. – Одно дело – читать красивые сказки и возвышенные жития святых, другое – знать, что такая жизнь – навсегда и выхода из неё нет. Откуда в девицах такая мечта?

– Оттуда же, откуда у мужчин мечты о власти и о славе, – в тон ему произнесла мать. – Религия предлагает лёгкий путь стать значимой. Пусть даже придётся отказаться от так называемых “мирских радостей”.

– Но ты по этому пути не пошла… – Адаму казалось, что он сможет выудить из княгини хоть какое-то лишнее откровение. Но тщетно.

– Анеля тоже не пойдёт по этому пути.

– Откуда ты знаешь? – обречённо спросил князь, догадываясь, что мать опять посмотрит сквозь него и ничего не ответит, как бывало не раз.

– Она поймёт, что прославиться можно и другим образом, – проговорила Изабелла. – Как поняла я в своё время.

Адам знал, что мать готовит из своей внучки преемницу. Ту, которую тоже когда-нибудь назовут “маткой Отчизны” и сделают знаменем непокорённой Польши. Ту, которая будет восхищать, соблазнять, удивлять. Ни одна из дочерей пани Изабеллы, как видно, не оправдала её надежд. Ни в Анне, ни в Марине, ни в Зосе не хватало ума, обаяния, стойкости характера, сдержанности. В юной девочке эти качества проявились с самых ранних лет.

…Анж он увидел в оранжерее, рано утром – и не узнал в этой высокой стройной девице свою племянницу.

– Ты загорел, – проговорила она после приветствия.

– Слушай, – сказал он, глядя на неё. – Поедешь со мной в Петербург?

– Бабушка так и говорила, что ты предложишь мне это, – произнесла она, срезая белые розы с куста. – Ой!

– Что такое? – он быстро подбежал к ней.

В ответ Анж показала ему левую руку. Она проколола шипом палец. Как это часто бывает, ранка была пустяковой, но крови много. Алая струя стремительно стекала вниз, по желобам глубоких линий на ладони, на лепестки ароматной розы. Не понимая, что он делает и зачем, Адам вырвал цветок из руки племянницы, бросил его оземь и слизал губами кровь с её пальца, почувствовав металлический привкус.

– Зачем ты так поступил с ней? – спросила она, потом, когда кровотечение прошло, поднимая с пола смятый, покрытый алыми пятнами и пылью, цветок. – Она просто защищалась.

– Да, как же я забыл, – нарочито рассеянно проговорил князь, отирая рот платком. – Красоте нужны шипы. Что, уже не кровит?