- Она в безопасности, матушка. - Александр избрал позицию айсберга.

- Это моя дочь и я буду решать, где ей безопасно! - Аделина выбрала противоположную. Мой любимый просто промолчал, пожал плечами, он был не из тех, кто любил скандалы и в отличие от своей мамы он не считал меня предметом интерьера. Александр обратился по-русски ко мне:

- Кира, мы с мамой побеседуем в кабинете. Ты пока закончи с почтой и пойдем есть.

Аделина бросила на меня презрительный взгляд, одними губами прошептала "эдоэртэ". Старушка одуванчик просто. Как только двери закрылись раздались ее крики, голос Александра был спокоен, но в нем звучали гневные нотки. Я спокойно переадресовывала запрос от канцелярии нашим административным директорам, когда услышала нечто, что заставило меня отвернуться от монитора и прекратить тарабанить пальцами по клавиатуре.

"Ты должен был стать следующим королем! Аэран стар, Аэрто слаб - ты бы мог стать родоначальником следующей династии, а ты продаешь алкоголь, болеешь идеей создания парламента и спишь с эдоэртэ!"

Я поняла всю фразу целиком, только потому, что все эти слова часто звучали на собраниях оппозиции. "Династия", "парламент" и другие. Е-мое, а ведь Александра в Октавии ждет неплохая карьера. Но эту тираду Аделины, Александр что-то тихо ответил. Что, я не расслышала, но женщина вылетела из кабинета почти бегом, удивительная прыткость для ее возраста, оперлась на мой стол когтистыми руками и сказала тихо, используя великий могучий русский язык:

- Маленькая шшшлюха, сколько ти хочьешь? Я могуу заплатьить огромные деньги. Только уезжжай, убиррайся, убьери лапы от мойего сына.

Я посмотрела в ее ясные голубые глаза, очерченные синей радужкой, на ее такое старое лицо и ответила со злой усмешкой:

- У вас не хватит денег, чтобы заставить меня оставить его.

Секунду другую она смотрела мне в глаза, потом толкнула стол с неожидаемой для такой пожилой женщины силой и вышла из комнаты.

Выводить из себя маму Александра доставляло мне какое-то извращенное удовольствие. И видимо меня с ним связывают все таки настоящие чувства, коли я не моргнув глазом отказалась от денег. Меняюсь...

Александр все не выходил из кабинета, видимо возвращает себе душевное равновесие после беседы с мамой. Я встала, потянулась, развела руки в сторону, затем изогнулась назад в йоговской позиции - приветствие солнцу. Мой вид никак не соответствовал интерьеру пафосной золотой приемной. Но все-таки есть определенная прелесть в ношении спортивного костюма, что бы там не говорили законодатели моды.

Я стояла, наклонившись вниз, широко расставив ноги, и пыталась достать локтями до пола, когда дверь открылась, и Александр соизволил выйти из своего кабинета. Он смущенно кашлянул, я тут же собрала ноги и разогнулась. Неудобно вышло... Я постаралась оправдаться:

- Извините, просто от долгого сидения на стуле очень затекает спина.

Он улыбнулся, в глазах его плясали смешинки:

- Я не возражаю, что ты...

Мы спустились на лифте, пешком дошли до нашего любимого круглосуточного кафе в стиле Америки шестидесятых, забились в укромный уголок. Александр заказал себе гамбургер слабой прожарки, я взяла пасту. Чтобы не молчать в ожидании официанта я легкомысленно поинтересовалась:

- Что же такого ты сказал Аделине, что она едва голову мне не откусила, когда вышла?

Александр замер, будто я спросила его о чем-то очень серьезном, сделал глоток колы, посмотрел на меня, на едущий над нашими головами игрушечный паровозик, снова на меня, снова на паровозик. И когда я уже хотела попросить его не отвечать, раз это так для него сложно, он произнес низким, рычащим голосом:

- Я сказал ей, что не желаю ехать в Октавию, потому что я люблю тебя.

Мне послышалось? Или я схожу с ума? Неужели Александр сейчас сказал, что любит меня? Пришла моя очередь смотреть на паровозик, так неспешно катящийся над нашими головами, блестящие рельсы, красные вагончики, безразличный и неизменный ход. Смотреть на паровозик, если я сейчас взгляну на Александра, то не сдержусь, разрыдаюсь, брошусь ему на грудь.

А вдруг он пошутил, или снова сыграл в эту игру перед Аделиной, лишь бы позлить ее. Но Александр продолжил говорить, неспешно, устало, так, будто слова даются ему очень тяжело:

- Когда я сегодня сказал вам, что то, что вы эдоэртэ не повлияло на меня, я солгал. - Какие интересные колесики у этого паровозика, смотреть на него, не смотреть на Даскара, так страшно.

- Кира... После того как я прикоснулся к тебе, я испытываю болезненную потребность быть рядом. И я прекрасно осознаю неестественность своего влечения...поэтому не хочу, чтобы это как то повлияло на наши рабочие отношения.

Даскар замолчал. Я больше не могла отвлеченно слушать его, я повернулась и посмотрела на него, сидящего так близко на большом алом сиденье. В глазах его плескалась столь не свойственная ему неуверенность, он ждал моей реакции на его слова. Черт, первый раз в жизни, когда нужно что-то сказать, я не способна вымолвить ни слова. В душе я танцевала, прыгала с помпонами, сладкая нега охватила все мое существо и это было так хорошо, что я не могла открыть рта. Александр неправильно истолковал мое молчание, поэтому попытался подняться с места, черт, неужели он сейчас убежит, как школьница, признавшаяся в своих чувствах.

Что же со мной не так? Почему я молчу? Я схватила его за руку, он вздрогнул. В глазах его стояла такая мука, что я удивилась, как я раньше не поняла, что он чувствует то же самое. Воистину, влюбленные - слепы. Словно какая-то невидимая сила решила мне помочь, в ресторане вдруг на всю громкость заиграла I put a spell on you, Скримин Джей.

Я придвинулась к нему ближе, еще ближе, но мне было мало. Воспользовавшись еще одним преимуществом спортивного костюма я залезла ему на колени, оседлав его, и обняла так, что его голова оказалась на уровне моей груди.

- Слушай. - Только и смогла произнести я. Сердце мое колотилось пойманной птицей, быстро, легко, радостно. - Только ради тебя оно так бьется.

Александр обнял меня, руки его скользили по моей спине, теплые и необыкновенно нежные, он дрожал. Я запустила пальцы ему в волосы, провела по остроконечным ушам. Я любила его всего, все его существо и он отвечал мне взаимностью. Так какая разница, что нас связывало, магия итхисов, моя суть "эдоэртэ" и что-то еще. Я люблю его люблю, люблю...

За нашими спинами раздался деликатный смешок. Официант, который принес наш заказ, заикаясь, сказал:

- И..извините, но гости жалуются на ваше поведение.

Видимо на наших с Александром лицах отразилась одинаковая эмоция, на моем так точно была написано "Я убью тебя", официант еще раз извинился и сбежал. В чем-то он был все же прав, поэтому я неохотно слезла с колен Александра. Тот тут же взял меня за руку

- Иметь возможность касаться тебя, так хорошо - озвучил Александр мои мысли. Я улыбнулась, поднесла его руку к своему лицу, потёрлась о нее как большая кошка.

- Видимо мы оба искранутые на всю голову.

Самые главные слова были сказаны, и в душе моей на некоторое время воцарился мир, каждый миллиметр кожи превращался от его касания в чувствительнейшую точку, разнося волны удовольствия по всему моему телу. Что же произойдет, когда мы избавимся от всей этой одежды? Я покраснела, живое воображение принялось рисовать Александра нагим во всех подробностях. Заказ так и унесли нетронутым.

- Пойдем отсюда? - предложил он. Я кивнула, он взял меня за руку и мы пошли как влюбленная парочка. Коей видимо и являлись. Работать больше не хотелось, ничего не хотелось.

- Как давно это у тебя, Алекс? - спросила я его, когда мы уселись в его машину, решив, что покататься по ночной Москве было бы здорово. Летом Алекс пересаживался на серебристую ауди R8, поскольку он был лишен необходимости стоять в пробках.