По воспоминаниям Эрика Гольдмана этот случай стал настоящей катастрофой, и «реакция президента Джонсона упрочила стену, выстроившуюся между президентом и этими группами... К счастью, большая часть истории неизвестна. Но и того, что стало достоянием общественности, оказалось достаточно, чтобы сделать эту стену такой же непреодолимой, как бетонная стена с колючей проволокой, разделяющая Восточный и Западный Берлин» [1043]. Из заявления Джонсона о тайном сговоре между этими людьми, целью которого было оскорбить его самого и его кабинет и «навредить своей стране во время кризиса», взято много цитат [1044]. Они были «сукиными детьми», «дураками», «предателями», превратившими незначительное событие «в ситуацию, которая теперь была обречена на серьёзные последствия». Президент также сообщил двум своим помощникам - Ричарду Гудвину (Richard Goodwin) и Биллу Мойерсу (Bill Moyers), что «больше не собирается иметь ничего общего с либералами. Они не будут иметь ко мне никакого отношения. Они все придерживаются коммунистической линии - либералы, интеллектуалы, коммунисты. Все они одинаковые» [1045].
Джеймс Бэрнхам, который помог связать Конгресс за свободу культуры с ЦРУ в первые дни его появления, но поступил так в интересах очень консервативного вида реальной политики, видел в этом обмане доказательство того, в чем ещё давно разглядел «фундаментальный недостаток» образа мысли ЦРУ. «ЦРУ предпринимало большинство из этих действий с перспективой на левых некоммунистов, - писал он. - ЦРУ рассматривало их как явно антикоммунистическую силу, которая если и не будет прозападной или проамериканской, то, во всяком случае, не будет и настроена против Запада или против Америки. Такая политическая оценка оказалась ошибочной. Левые некоммунисты были ненадёжными. И в условиях напряжённой обстановки продемонстрировали свою слабость. Значительная часть - в этой стране, как и в других - качнулась в сторону антиамериканской точки зрения, и почти весь их блок смягчил своё отношение к коммунизму и коммунистическим государствам. Таким образом, организационный крах стал производной от политической ошибки. Эта политическая ошибка - доктрина, по которой глобальная борьба против коммунизма должна быть основана на левых некоммунистах, доктрина, связанная с ЦРУ через Аллена Даллеса. Куба, Доминиканская Республика и прежде всего Вьетнам подвергли саму доктрину и её практику решающей проверке. Деятельность значительной части организаций и отдельных людей, взращённых ЦРУ в соответствии с их предписанием, привела к подрыву государственной воли, препятствуя или саботируя национальную безопасность» [1046]. Мнение, что Линдон Джонсон, возможно, впоследствии задумался над разрывом отношений ЦРУ с левыми некоммунистами, не выглядит невероятным.
Самое интересное предположение о том, что в действительности произошло, кроется в вопросе, связанном с подпиской Брейдена о неразглашении. В среду, 19 апреля 1967 года, в 14.00, Уолт Ростоу, помощник по особым вопросам президента Джонсона, передал ему секретную записку, в которой было сказано: «Я полагаю, вы знаете о готовящейся статье Брейдена о ЦРУ в «Сетэдей Ивнинг Пост». Вот история от Дика Хелмса. Статья Брейдена появилась в выпуске «Сетэдей Ивнинг Пост» 20 мая 1967 года, спустя целый месяц после того, как Ростоу уведомил президента о её предстоящей публикации. Ричард Хелмс, который был теперь директором ЦРУ, согласно записке Ростоу, знал о статье и, очевидно, её содержании. У ЦРУ же было достаточно времени, чтобы напомнить Брейдену о данной им расписке о неразглашении и предотвратить выход этой статьи.
Ростоу неуверено вспоминает это дело: «Я знал Брейдена только в порядке дружеского общения, как любезного человека. Я не помню эту записку. Я не помню его статью... Я предполагаю, что это Хелмс сказал мне, и допускаю, что я сам сказал об этом президенту. Но это не было чем-то серьёзным, и тогда не произвело на меня впечатления» [1047]. Почему же тогда Ростоу написал секретную записку президенту о чем-то, что не произвело на него впечатления? «Если бы это было что-то, имеющее политическое значение, затрагивающее интересы президента, я бы проинформировал его» [1048], - несколько противоречиво ответил Ростоу.
Фактически, у Ростоу и Хелмса было много возможностей информировать президента. По предложению Ростоу Дик Хелмс был приглашён на обед, проходящий по вторникам, - самую важную встречу на высоком уровне по вопросам национальной безопасности в годы президентства Джонсона. «Я считал, что у президента должен быть человек из разведки, с которым он мог бы консультироваться» [1049], - вспоминал Ростоу. К 1967 году основным предметом обсуждения на этих еженедельных обедах почти всегда был Вьетнам.
Другой вопрос: почему ЦРУ было так обеспокоено историями с «Рампартс» - настолько, что они организовали полномасштабную разведывательную операцию, а в случае с Брейденом даже не предприняли попытки остановить его? Брейден вынес своё заключение: «Вероятно, они стремились избавиться от всех этих вещей... Стюарт [Олсоп], возможно, знал это. Я всегда предполагал, что к этому времени в ЦРУ должны быть люди, которые хотели бы избавиться от таких проблем, как эта, фактически раздутых проблем. Все знали - и любители искусства, и такие люди, как Стюарт, - что это всё было прикрытием ЦРУ. Я всегда знал, что они хотели всё это уничтожить, но не могу этого доказать» [1050].
Согласно признанию одного высокопоставленного офицера ЦРУ, Стюарт Олсоп был агентом. Другие источники утверждали, что Олсоп был исключительно полезен для Управления в вопросах проведения дискуссий с официальными лицами иностранных правительств: задавал вопросы, на которые ЦРУ искало ответы, распространял дезинформацию, выгодную для США, и оценивал возможности ЦРУ в деле вербовки высокопоставленных иностранцев. Брат Стюарта - Джозеф отрицал как «абсолютную ерунду» утверждение, что Стюарт являлся агентом, говоря: «Я был гораздо ближе к Управлению, чем Стюарт, хотя и Стюарт был очень близок... Должен сказать, он действительно выполнял некоторые задачи - как американец, он поступал правильно... Отцы-основатели [ЦРУ] были нашими близкими друзьями... Это было общественным делом. Я никогда не получил и доллара, никогда не давал подписки о неразглашении. Меня никто не заставлял это делать... Я выполнял задачи для них, когда считал, что это было правильно. Я называю это моим гражданским долгом... ЦРУ не раскрывалось перед людьми, которым оно не доверяло. Мне и Стюарту они доверяли, и я горжусь этим». Стюарт Олсоп именовал Даллеса и его людей «храбрыми жителями северо-востока» и упивался своей причастностью к тем «узким влиятельным кругам, к братству» [1051].
В одном важном отношении статья Брейдена не получила ожидаемого результата. Его заявление, что Управление внедрило агента в «Инкаунтер», возможно, имело целью только подставить того агента и ускорить его отставку. Этот человек, как Брейден позже уточнил, «был одним из наших агентов, человек умный и обладающий литературным талантом, и мы платили ему зарплату» [1052]. Ирвинг Кристол, который был соредактором Даниэла Белла в журнале «Паблик интерест» (The Public Interest; журнал был запущен с помощью щедрого гранта в 10 тысяч долларов США, поступившего от Джоссельсона), попал как кур в ощип. «Когда Том Брейден опубликовал свою статью, говоря, что в «Инкаунтер» был внедрён агент ЦРУ, я был разъярён, потому что знал чертовски хорошо, что не я был агентом ЦРУ, и конечно, знал, что Стивен Спендер не был агентом ЦРУ, - отметил он позже. - Что подразумевал г-н Брейден, когда он писал ту статью, я не знаю» [1053]. Спендер, который никогда не был в структуре, сказал: «Я просто не могу предположить, что это был Кристол, действительно не могу. И знаю, что это был не я» [1054].
