Это не означает, что беспокойство Оруэлла относительно того, что он называл «отравляющим влиянием русских мифов на жизнь английской интеллигенции», было необоснованным [722]. Он лучше других знал цену идеологии и её искажений «либералами, которые боятся свободы, и интеллигентами, которые хотят осквернить разум» [723]. Но своими действиями он продемонстрировал, что перепутал роль интеллигента с ролью полицейского. Будучи человеком мыслящим, Оруэлл мог руководить атаками аудитории на британскую русоманию открыто, вовлекая своих оппонентов в дискуссии на страницах Tribune, Polemic и других журналов и газет. Чем отвечала идея свободы на (предполагаемую) нечестность интеллигенции?

«Если бы мне нужно было выбрать слова для собственного оправдания, я бы предпочёл высказывание Мильтона: «По известным правилам древней свободы», - писал Оруэлл в предисловии к «Скотному двору». - Эта фраза свидетельствует о его непоколебимой вере в «глубоко укоренившуюся традицию» «интеллектуальной свободы... без которой присущая нам западная культура вряд ли могла бы существовать». Далее следует цитата из Вольтера: «Я не разделяю ваших убеждений, но я отдам жизнь за то, чтобы вы могли их высказать» [724]. А за несколько месяцев до своей смерти Оруэлл добавил: «Но ни при любых обстоятельствах». Комментируя свои наблюдения за движением Оруэлла вправо, Мэри Маккарти отметила: ему просто повезло, что он умер таким молодым.

«Внимание, внимание! Дорогие слушатели, сейчас вы услышите манифест Федерации венгерских писателей: «Это Федерация венгерских писателей. Обращаемся к каждому писателю в мире, ко всем учёным, ко всем объединениям писателей, ко всем научным ассоциациям, к мировой интеллектуальной элите, мы обращаемся ко всем вам за помощью и поддержкой. Осталось мало времени. Вы знаете факты. Нет необходимости давать вам развёрнутый отчёт. Помогите Венгрии. Помогите венгерскому народу. Помогите венгерским писателям, учёным, рабочим, крестьянам и нашей интеллигенции. Помогите, помогите, помогите!».

Воскресенье, 4 ноября 1956 года, в 8.07 утра, через несколько минут после передачи этого сообщения, радио «Будапешт» замолчало. Войдя в столицу под покровом ночи, советские войска начали жестокое подавление октябрьского восстания. В последующие несколько месяцев погибли 15 тысяч венгров, ещё 5000 были арестованы безо всякого суда. Когда советские танковые дивизии проходили по центральным бульварам Будапешта, это выглядело так, будто Советский Союз наказывает мир за негативные суждения о нём… Сталинизм умер? Да здравствует сталинизм!

После десяти лет заговоров, анализа и сбора информации, разработки стратегии освобождения «порабощённых народов» Европы Америка вдруг встала неподвижно, явно поражённая демонстрацией советской силы.

«Венгерские революционеры погибли, потеряв надежду на свободный мир, который готов был разделить их триумф, но не их борьбу» [725], - с горечью написал Мане Спербер 11 ноября. Однако после союзного англо-франко-израильского вторжения в Суэц Эйзенхауэр оказался в затруднительном моральном положении, ведь ситуация стала явно напоминать имперскую агрессию.

Но Америку парализовал не только Суэц: несмотря на то, что правительственные стратеги и руководители разведки потратили годы только на планирование такого события как венгерское восстание, все их усилия оказались бесполезными. Операция «Фокус», в ходе которой, как казалось ЦРУ, были тщательно изучены венгерские дела с начала 1950-х, оказалась безнадёжно провалена. Лоуренс де Новилль, который в 1954 году работал на радио «Свободная Европа» вспоминал, как в свой первый месяц там он спрашивал: «Что будет, если сюда придёт человек в плаще и скажет: «Мы наслушались всего этого и готовы начать революцию»? Они обсудили вопрос на специальном заседании редколлегии и не могли решить, что делать. Это был карточный домик, о чём я им и сказал. Все были уверены, что делают добро, и никто не занимался заговорами. Дальнейшие события застали их врасплох» [726].

Во время октябрьского восстания радио «Свободная Европа» неоднократно высказывалось в поддержку восставших. Некоторые утверждают, что оно даже обещало им вооружённую поддержку, хотя ЦРУ до сих пор это решительно отрицает. Однако, по словам де Новилля, ЦРУ не могло выступать с подобными опровержениями, поскольку, как это ни удивительно, оно не имело ни малейшего представления о том, что вещала венгерская группа. «Всё было обманом и иллюзией, - объяснял де Новилль. - Радио «Свободная Европа» регулярно извещало Вашингтон и Мюнхен о своих эфирах, но это было бессмысленно, поскольку там их извещения просто игнорировали. Более того, между правительствами США и Великобритании существовало соглашение о мониторинге и переводе радиотрансляций из Восточной Европы. Но, как ни странно, никто никогда не переводил передачи радио «Свободная Европа», поэтому Вашингтон не знал, что происходило на этой радиостанции. ЦРУ не могло опровергать венгерские сообщения, так как ничего про них не знало» [727]. Полные стенограммы венгерских передач радио «Свободная Европа» тех решающих дней октября 1956 года так и не были найдены.

Как только стало понятно, что октябрьская революция потерпела неудачу, тысячи венгров хлынули в Австрию, спасаясь от советских репрессий. Большинство из них направились в Вену. И вновь американцы оказались совершенно к этому не готовыми. В своём письме Шепарду Стоуну из Фонда Форда Джоссельсон предупреждал, что «ситуация с беженцами, судя по всему, приближается к состоянию полнейшего хаоса. Как наш офис в Вене, так и все те, кто вернулся оттуда за последние несколько дней, говорят о неизбежной катастрофе, которой не избежать, если немедленно не предпринять серьёзные шаги» [728]. Другим источником в Вене был Фрэнк Уизнер, приехавший из Вашингтона как раз вовремя, чтобы застать осколки потерпевшей крах революции. Уизнер впал в такую депрессию, что сильно запил. До того как отправить его в следующий пункт назначения - Рим, местные сотрудники ЦРУ занимались тем, что пытались отучить его от вечерних возлияний. В Афинах он съел каких-то сырых моллюсков, из-за чего заболел гепатитом, у него поднялась температура и начался бред. Родные и близкие Уизнера усмотрели причину отказа ему в должности старшего заместителя Аллена Даллеса в эмоциональном перенапряжении, случившемся с ним той осенью. Он вёл себя всё более и более раздражительно и безотчётно, и в результате в 1958 году у него произошёл нервный срыв, и его сняли с поста заместителя Даллеса [729].

Мелвин Ласки быстро взошёл на «сцену», носясь взад-вперёд между Веной и венгерской границей в состоянии крайнего возбуждения. В то время как Уизнер пребывал в собственном Гефсиманском саду, Ласки был преисполнен удовлетворением от осуществившегося пророчества. «Что ж, Венгрия сделала это ради нас, - вспоминал он с удовольствием. - Я имею в виду, что нам не потребовалось заплатить за это ни гроша. Оправдались наши ожидания, исследования показали, что тоталитаризм - это всего лишь фарс. Во главу угла встала свобода, буржуазная свобода» [730]. Объединив свои усилия с Фридрихом Торбергом, чья редакция «Форума» стала импровизированной штаб-квартирой венгерской кампании Конгресса, Ласки составил список интеллигенции и студентов из венгерских беженцев и занялся поиском мест для них (около 15 в день) в европейских университетах. Он также начал делать подборку документов с помощью друзей из радио «Свободная Европа» и «Голос Америки» и назвал это досье La Revolution Hongroise («Венгерская революция»). В Англии эту «белую книгу» выпустило издательство Seeker and Warburg, а в США - Praeger.