…Перед массивными воротами высокой глиняной стены Ю-Ао-Цян[2] соскользнул с седла и взял под уздцы лошадь девушки. Синг и пятый член экспедиции — гориллообразный Ци-Мо — сжали ее с обеих сторон потными боками своих лошадей. Спешившийся Шанг сильно зазвонил в медный гонг, висящий у входа.

Ворота медленно открылись. В темном коридоре, пробоине толстой стены вырос лама-привратник — бритый ушастый старик с узкой повязкой на лбу, в ярко-зеленом подпоясанном балахоне, оставлявшем обнаженными правую руку, плечо и часть груди. Шанг подал полномочия. Привратник исчез за тяжело сдвинувшимися сводчатыми створками. Много времени спустя он показался снова и сделал знак, приглашая следовать за собой.

Караван миновал длинный проход ворот — Львов и Шанг с лошадьми под уздцы, остальные, — эскортируя лошадь полубесчувственной, томящейся тяжелой неизвестностью жертвы.

Широкий, мощеный продолговатыми плитами двор походил на обычные дворы буддийских храмов. Посредине возвышался дворец-храм, с вереницей сводчатых ворот, с резными зелеными и красными колоннами, с маленькими открытыми часовенками, занятыми уродливыми изображениями китайских и индусских божеств. Перед божествами горели масляные лампады и возвышались молитвенные машины. «Ом-мани-падмэ-хум» — бесчисленное количество раз повторяли бумажные ленты, намотанные на большие цилиндры. Стоило жрецу закрутить — за известную плату — один из этих приборов, и тысячи молитв покорно возносились к небу за оплатившего эту операцию. Такое простое и удобное усовершенствование (до него еще не додумались наши священники) имеет большое распространение среди китайских верующих.

Но монастырь Бао-Дун был закрыт для посторонних молящихся. Только изредка в одном из окон показывалась зеленая повязка какого-нибудь жреца. Обладатель одной из таких повязок, — в костюме, схожем с одеждой привратника, важно подошел к склонившим головы заговорщикам.

— Вы привезли женщину. Вот эту, — он окинул критическим взглядом запыленную стройную фигуру и бледное лицо. — Да, она хороша. Великий Будда соизволяет немедленно удостоить вас приемом.

Привязав лошадей, шестеро путников быстро прошли в первый зал через узорчатые ворота главного входа. Все стены были уставлены полками с рядами деревянных и металлических божков, священных сосудов и книг, молитвенных цветных ящичков и прочих принадлежностей, дающих окраску любой из существующих религий. Двое распростертых перед статуей Будды «зеленых» лам поднялись на ноги и пошли впереди. То же повторялось в каждой из следующих зал. Теперь перед приезжими маршировали уже около двадцати лам, — почти все население монастыря.

Миновали последний роскошный вход, отделанный золотом и слоновой костью.

Передние ламы вдруг упали на колени и растянулись на мягких медвежьих шкурах, устилавших пол. Приезжие последовали их примеру.

Когда они вошли в зал, он был окутан легкой полутьмой, в которой смутно выступали очертания высокого золотого трона в глубине. Когда же, по примеру переднего жреца, все встали на ноги, картина переменилась.

Сверху лился яркий голубой свет, освещавший богатое возвышение, сидевшую на нем фигуру, зеленых лам, вытянувшихся в две шеренги, и кучку людей, столпившихся среди зала.

На широком золоченом кресле, стоявшем на мраморном возвышении, сидел неподвижным истуканом тонкий юноша-индус с задумчивым, строгим лицом. Его руки были скрещены на животе, спина не облокачивалась на спинку. Но вот он изменил положение и начал с интересом разглядывать вошедших. Когда он рассмотрел стоявшую посредине женщину, его лицо осветилось детски-радостным восхищением.

Бронзолицый стройный жрец, стоявший у трона, склонился к уху юноши. Мгновенное оживление сошло с его лица. Приняв прежний важный вид, он поднял руку, видно, собираясь заговорить.

Но ему так и не удалось произнести заученной заранее высокопарной речи. Шанг издал резкое восклицание. Пятеро приезжих повернулись спинами друг к другу, направляя на лам синюю сталь револьверных дул.

Эффект получился поразительный. Два десятка гордых жрецов замерли на месте с поднятыми руками, в позах, выражающих величайшее недоумение. Один — самый дальний — начал медленно двигаться к выходу, не спуская с оружия больших блестящих глаз. Но Синг заметил этот маневр. Оглушительный выстрел прозвучал особенно громко в высоких пустых залах дворца. Жрец уткнулся лицом в черный мех пола и застыл бесформенным комком ярко-зеленого цвета.

По еле заметному знаку Львов и Ци-Мо, не опуская оружия, отошли к внутренней двери и скрылись среди тяжелого молчания застигнутых врасплох людей…

В следующей комнате был спуск в сокровищницу — четырехугольная чугунная плита, закрывавшая люк в каменном полу. Общими усилиями сдвинули плиту. Ци-Мо спрыгнул вниз, приглашая Львова следовать его примеру.

Два электрических луча из карманных фонарей рассеяли тьму маленького подземелья. Из всех углов выступили десятки менявших очертания предметов. Неподвижно смотрели лица золотых Будд, матово переливались усыпанные драгоценностями жертвенные сосуды, сверкали украшения, одеваемые жрецами в особо торжественные дни. Оба похитителя быстро обшаривали кладовую в поисках секретных бумаг.

Ци-Мо, копавшийся в правом углу, заглушенно вскрикнул. Львов бросился к нему. Он увидел, что мускулистый китаец склоняется над тяжелой стальной шкатулкой в странной, неестественной позе. Кисть его правой руки теряется между стенками и захлопнувшейся крышкой. По шероховатым стенкам ящика быстро стекают струйки какой-то темной жидкости.

Львов понял. Ци-Мо увидел документ в открытом ящике и, пытаясь схватить его, был пойман механизмом, приспособленным специально для таких случаев, — индусские хранилища драгоценностей славятся такими приспособлениями. Ну, что ж, хорошо, что эта участь досталась другому.

Львов осторожно ввел в щель ствол револьвера и сильно дернул ручку. Внутри шкатулки что-то звякнуло, крышка откинулась вбок. Ци-Мо отскочил, прижимая к серым губам изуродованные пальцы. Львов склонился к ящику. Документ находился внутри.

Он развернул тонкий белоснежный лист, скрепленный внизу двумя печатями, и быстро пробежал текст. То самое, о чем говорилось на собрании «Черного Дракона». Это — целое состояние для умеющего использовать его. Спрятать на груди… Услышав за спиной новый крик и падение тяжелого тела, он резко обернулся, держа палец на жесткой собачке.

Ци-Мо — желтеющий великан в дорожном платье — лежал, скорчившись, сжимая пальцами левой окровавленную правую руку. Склониться ближе… Лицо лежавшего посинело и вспухло отвратительной оскаленной маской. Механизм шкатулки был отравлен. Сильнодействующий яд быстро расправился с неосторожным.

Львов выпрямился. В его уме сразу пронесся нестройный ряд предположений и планов. Что делать? Вернуться к покинутым в зале и снова подвергаться лишениям и опасностям, неизвестно из-за чего, или бежать одному с ценным документом, который можно немедленно продать за большую сумму? Первое было бы глупо, второе трудновыполнимо, но вполне возможно. А товарищи, покинутые в беде? Во-первых, они китайцы, а во-вторых, риск для них одинаков в обоих случаях. Сознание больно царапнула мысль о покидаемой девушке. Но разве такие пустяки…

Львов сунул бумагу за пазуху, рассовал по карманам несколько золотых вещиц, стянул потуже широкий пояс халата и, схватившись за край люка, легко выпрыгнул наружу.

Ход, ведущий через приемную Будды, отрезан для бегства. Остается высокое окно в глубине зала. Он выглянул: на дворе никого. Очевидно, все немногочисленные обитатели присутствовали на приеме «живого Будды». Львов соскочил с полуторааршинной высоты и начал красться к дверям.

Привратник сидел сгорбившись, спиной к дворцу, предаваясь благочестивому размышлению, обязательному для каждого истого буддиста. Ручка револьвера с силой опустилась на его бритый затылок, и он без стона свалился набок.