Синг разорвал мех одежды Львова и обнажил его грязную волосатую грудь. Одной рукой сжимая горло врага, другой он быстро обшаривал его карманы. В темных пальцах мелькнул белый бумажный сверток. В то же время Ю-Ао-Цян, не выдержав искушения, вырвал из рук соседнего ламы ржавый ружейный стержень и гулко выстрелил в висящую над пропастью голову.

Львов рванулся и разжал руку, вцепившуюся в куртку Синга. Он начал сползать — сначала медленно, потом все быстрее, и исчез в гуще зеленого кустарника, составлявшего немного покатую стену бездны.

Так погиб человек, желавший продать великую тайну и не сделавший этого, разумеется, не по своей вине. Его победитель с трудом выкарабкался наверх и отполз от края обрыва. Шатаясь, он прошел несколько шагов и неподвижно растянулся в примятой колкой зелени заросли.

Неизвестно, сколько времени Синг пролежал в этом положении, лицом в жесткую хвою, вдыхая запах пыльного камня, отдаваясь полному полубессознательному отдыху от погони и борьбы. Прошло, может быть, пять, может быть, пятью пять минут. Факт тот, что его заставило очнуться довольно энергичное прикосновение одного из семерых спутников. Все они толпились над ним, сочувственно прищелкивая языками и потирая лица. Найдя второй переход через пропасть, они теснились плечо к плечу, с уважением глядя на человека, совершившего такой геройский подвиг.

Синг сел. Не говоря ни слова, разжал кулак и протянул Ю-Ао-Цяну измятый свернутый лист бумаги. Широкое лицо китайца сделалось еще шире от растянувшей его радостной улыбки. Ладонью одной руки он бережно разглаживал документ на ладони другой. Но тут в его поведении произошла мгновенная перемена. Он весь передернулся и неподвижно уставил на Синга свои выпуклые черные глаза.

Синг вскочил на ноги. В чем дело? Что случилось с его благородным другом? Не отвечая, тот передал измятый лист поспешно протянувшему руку Шангу. Шанг издал рыдающий стон и, так же выкатив глаза, сунул документ в самый нос Синга.

При всеобщем напряженном ожидании Синг въелся в документ глазами. Дело становилось ясным с первого же взгляда. Бумага была испорчена. В ней не хватало самого главного. Красиво сделанный текст соглашения, для прочности покрытый прозрачным лаком, криво обрывался внизу листа. Недоставало подписей и печатей! Нижний край показывал, что чья-то поспешная рука оторвала весь конец документа. Синг с недоумением держал его перед глазами, и бумага то вырастала в колоссальную простыню, то сжималась в крошечный смутный лоскуток.

— Но что же это такое? Как это могло случиться? Кто предатель?!

Он вдруг понял значение взглядов лам и китайцев. Он — последний, державший документ. На него ложится ответственность. Он продолжал молча и довольно бессмысленно смотреть на бесполезный лоскут.

Плачущим голосом заговорил Шанг:

— Братья мои, мы обмануты. Чья-то враждебная рука — рука коварного дьявола — лишила бумагу всей ее силы. Кто мог сделать это? Вот перед нами человек, в руках которого она была последние минуты. Только он или его противник могли испортить драгоценное. Брат наш Синг, не осталась ли вторая часть бумаги случайно в твоем платье?

Синг покачал головой. Китайцы начали шептаться.

— Сейчас мы пойдем искать тело упавшего в пропасть. Но трудно будет найти его. Мы должны быть уверены… Позволь нам, брат, сначала осмотреть твою одежду…

Китайцы закивали головами и сдвинулись ближе. Синг колебался. Позволить осмотреть себя, раздеться… но это может повлечь за собой большие неприятности. С другой стороны, лучше не вызывать подозрений излишней медлительностью.

Но подозрения уже зародились. Раскосые глаза и полуоткрытые бледные рты смотрели угрожающе. Синг отдал себя в распоряжение окружающих.

Цепкие руки раздвинули пушистый мех куртки, забегали по груди, по карманам. Шанг расстегнул воротник рубашки. Со слабым воплем изумления и с поднятыми вверх руками отскочил назад: под темной шеей выступала белая грудная кожа европейца. Краска, не обновляемая два месяца, исчезла с кожи Синга!

— Вы видите, — дрожащий желтый палец с длинным ногтем указывал вперед, — вы видите, братья, это — вор. Я давно уже следил за ним. Один белый шакал отнял у другого бумагу. Он проник к нам под маской соотечественника, — он оказался шпионом англичан. Отдай нам, вор, вторую часть документа!

Синг протянул руку. Он стоял на поросших зеленью камнях под свинцовым тибетским небом, сжимая в пальцах другой руки обрывок бумаги. Человек с лицом азиата и белым телом заговорил:

— Нет, я не предатель. Я не волк, забравшийся в овчарню. Знайте, братья, я — русский революционер. Моя кожа перекрашена для того, чтобы легче было попасть к вам. Там, в Китае, я достану тысячи свидетелей! Потому только не открыл я свою тайну раньше…

Ю-Ао-Цян насмешливо расхохотался, скаля черные зубы:

— Послушайте, что говорит этот человек. Он — русский, борец за свободу! Да разве не те же слова произносили губы упавшего в пропасть? Не лги, крыса! Ты знал о том, что он — тайный враг, ты был в заговоре с ним! Увидев, что ему уже не спастись, ты вздумал перехитрить нас. Отдай остаток бумаги, если не хочешь, чтобы твоя печень стала ножнами моего ножа!

Разоблаченный Синг взмахнул темной рукой в знак отчаянного протеста. Ю-Ао-Цян сжался и прыгнул вперед. Голубое лезвие скользнуло по рукаву отскочившего. Лама сзади опустился на корточки и обхватил рыжую кожу сапога Синга. На него навалились все сразу, покрыв его грудой вопящих и бьющих тел.

Но Синг все-таки вырвался. Он вскочил на ноги и бросился в сторону, тяжело прыгая с камня на камень. Не успели ошеломленные нападавшие подняться с земли, как он уже вбежал в низкую заросль подымавшегося вверх бугра и, упав на четвереньки, начал быстро карабкаться по пологому откосу.

Сзади грянули два выстрела. Две пули чиркнули о камни поблизости. Синг полз все быстрее. Ободранные руки болели. Крупные капли пота падали с лица. Вдруг почти над самым ухом послышался неровный топот и хриплое дыханье загнанной лошади.

Он выглянул. По узкой тропинке, пробегавшей двумя аршинами ниже, мчался одинокий ездок, в котором он узнал «невесту Будды», — два раза спасенную им от гибели женщину.

В это утро у калькуттского аэродрома собралась огромная толпа зрителей.

Еще бы! Ведь тот исключительный перелет, о котором столько кричали не только индийские, но даже великобританские газеты, должен состояться сегодня! Удивительный призовой перелет на двухместном пассажирском самолете новейшей конструкции! Перелет через горную цепь Гималаев и немедленное возвращение обратно, со спуском в самом Тибете! Но еще интереснее…

Еще интереснее то, кто взялся совершить этот удивительный перелет. Полковник Гильберт Гунт, герой подавления большого мятежа индийских солдат-сипаев, «железный полковник», по выражению корреспондентов, писавших отчеты о восстаниях, — вот кто привлекал сегодня всеобщее внимание к месту отбытия аэроплана.

И нужно сказать правду. Гибкий и стройный, с красивым острым лицом, обрамленным пилотским шлемом и украшенным маленькими, как будто нарисованными усиками, молодой полковник-летчик вполне оправдывал всеобщий интерес. Его известность росла с каждым годом, превращаясь в настоящую сверкающую славу.

— Настоящий джентльмен, — говорилось о нем в аристократических клубах. Не знающий отказа, — восторженно неслось из дамских гостиных. Кровавый английский пес, — шепотом говорили многочисленные вдовы и родственники запоротых и расстрелянных им участников восстания. Честное слово, полковник Гильберт Гунт не даром получал жалование офицера индийских войск его величества, короля Англии!

Последнее время полковник начал увлекаться авиацией. Полковник делал огромные успехи в этом опасном и трудном искусстве. Его бесстрашные мертвые петли славились не меньше, чем военные заслуги в недавнем прошлом. И вот, побившись об заклад в Британском клубе, полковник взялся один, без всяких спутников, перелететь Гималайский хребет и в тот же день вернуться обратно.