— Что нам таиться друг от друга, если каждый из нас рожден женщиной? Я ведь хорошо знаю, что вы грешники, воры, прелюбодеи и распутники, каких немного найдется на свете, но кто станет порицать вас за это? Если я буду вас укорять, вы сделаетесь еще хуже, если я начну вас просить исправиться, вы прикинетесь обиженными, а за глаза надо мной посмеетесь, ну, а если я наложу на вас покаяние, вы, чего доброго, мне ночью дом спалите. Как же нам быть с вами? Оставайтесь такими, какие вы есть, ходите к обедне и исповедуйтесь, не обсчитывайте меня, когда будете платить церковную подать, и держитесь подальше от полицейских, а в остальном рассчитывайтесь с Богом сами, как велит вам совесть, я не потащу вас за уши ни из ада, ни из чистилища. Человек может попасть на небо и окольным путем, вы не святые, я тоже не ангел. Аминь!

Такова была проповедь отца Матевжа, но еще более непристойной была его жизнь, все его поступки.

Он ходил по селу не в черной сутане до пят, как его предшественник — святой угодник, а в сером сюртуке, едва доходившем ему до колен. Шляпу он носил набекрень, в зубах держал длинную сигару и при этом подмигивал направо и налево, смотря по тому, где примечал дородную особу женского пола. Дома у него был запасец вина, да еще какого! Но он захаживал и в трактир, где играл в карты и пел песни вместе с пьяными. Не было во всем обширном церковном приходе ни одного человека, который постыдно не уснул бы и не свалился под стол, в то время как священник еще весело пел и пил, а затем твердым шагом направлялся в свой белый дом при церкви.

Осенью соблазн увеличился десятикратно. Отец Матевж собственной персоной обходил весь свой обширный приход, собирая подать. Прихожане видели его на высоком возу с сеном, откуда он, улыбаясь, обозревал все село. Воз качался, так как сена было нагружено на две сажени в высоту, а священник восседал на жерди, как на коне; он был с непокрытой головой, с засученными рукавами. Такой непристойности в билькском приходе до сих пор не бывало.

Вскоре прихожане разинули рты еще шире. В доме священника поселилась молодая бабенка со смазливым лицом и складной фигурой, — священник объявил, что это его сестра, но ему не поверили даже дети. Каждый, кто проходил ночью мимо церковной усадьбы, видел свет в окнах и слышал звон стаканов, сопровождаемый веселым пением.

Многое спустили бы прихожане отцу Матевжу, ибо человек есть человек, будь он даже помазанником Божиим, и не всякому дано родиться в благочестивом билькском приходе. Но священник вел себя, как легкомысленный мальчишка, не только в мирских делах, но и в церковных. Обедню он служил наспех, причем настолько быстро, что женщина, задержавшись у кропильницы, могла пропустить службу от начала до конца: священник, пономарь и служка сновали у алтаря с такой поспешностью, словно косари на лугу перед дождем. Крещение, исповедь, предсмертное причастие, похороны — все обряды он исполнял будто в шутку, только забавы ради. Лишь при венчании он усердствовал немного больше, зато потом до утра пировал на свадьбе.

Так он колобродил несколько недель, и люди совсем перестали ходить в церковь. Потолковав, мужчины решили:

— Святой угодник насмехался над нашим благочестием, выставляя напоказ свою святость, а этот, с его распутством, потешается над нами еще больше! Тот притворщик ставил себя в пример: вот, мол, какой я, и вам следует быть такими! А этот в насмешку указывает на себя: я вот какой, а вы еще хуже! Пойдем к епископу и пожалуемся!

Отправились они к епископу и все ему объяснили:

— Раньше у нас был святой угодник, а теперь настоящий безбожник! Тот нас унижал притворной добродетелью, а этот срамит нас перед Богом своим непристойным поведением! Ведь каков пастырь, таковы и овцы, — так судят люди, а Бог и подавно! Дайте нам достойного священника!

Епископ был в большом затруднении, не зная, что ему делать с этим благочестивым приходом. Он перебрал в уме всех священников своей обширной епархии, но не нашел среди них ни одного подходящего: этот был слишком толстый, другой слишком тощий, третий чересчур веселый, четвертый излишне печальный, пятый очень уж набожный, шестой легкомысленный. Не видя выхода из создавшегося положения, епископ с горячей молитвой обратился к самому Господу Богу и просил его послать священника для билькского прихода.

Бог долго раздумывал и наконец принял премудрое решение:

— Уж святым апостолом, обращавшим в истинную веру чернокожих язычников, билькский приход наверняка будет доволен!

И повелел своему апостолу Иоанну отправиться священником в Бильки.

Бильчане были очень довольны и чувствовали себя польщенными. Отец Матевж поспешно с ними простился. Батрак погрузил его вещи, сколько их было, на ломовую телегу, бабенка подхватила вожжи, а священник — кнут. Когда он стегнул лошадей, прихожане бросились за ним вдогонку, чтобы оказать ему прощальные почести насмешками и камнями. Тогда отец Матевж остановил лошадей и, обернувшись к прихожанам, прокричал во все горло:

— Я вам не по вкусу пришелся, самого дьявола вам надобно! Мерзок негодяй, но если он прикидывается святым, он мерзок вдвойне. Вы меня еще попомните, когда вас черти драть будут, а я посмеюсь над вами с небес! Счастливо оставаться, подонки!

Бильчане швыряли ему вслед каменья, а он показывал им кукиш, пока тонкая колоколенка не скрылась из вида…

Святой Иоанн выполнил повеление Господа Бога. Он отправился в билькский приход с легким сердцем и множеством готовых проповедей в мыслях. Еще радостнее стало у него на душе, когда он услышал благозвучный перезвон колоколов и увидел на шестах перед церковью цветные флаги.

— Уже издали видно, что из всех словенских сел это и вправду самое благочестивое и добродетельное!

Так сказал святой Иоанн, когда его коляска остановилась перед первой, увитой зеленью триумфальной аркой, дугою нависшей над улицей. Почтительно приветствовали его прихожане, а учитель произнес прочувствованную речь:

— Много у нас было священников, но ни один из них не был достоин своего прихода! Нам посылали лицемеров, гордецов, нечестивцев и распутников, приносивших селу только посрамление да горе! Теперь, кажется, овцы нашли наконец своего пастыря!

Не проронив ни слова в ответ, святой Иоанн вошел в церковь.

— Заносчив! — сказали прихожане.

В церкви он не смотрел никуда, кроме дарохранительницы и молитвенника, даже в конце богослужения не взглянул украдкой на прихожан.

— Черствая душа! — сказали прихожане.

Сосед-священник подошел к кафедре и произнес длинную проповедь — восхваление нового пастыря, отца Иоанна. Однако проповедь эта не помогла.

Удрученными и оскорбленными вышли прихожане из церкви и сказали:

— Он ведет себя так, словно попал к каким-то заморским туземцам! Прежние пастыри нас донимали, а уж этот нам покажет!

Как они сказали, так и случилось.

Святой Иоанн, обращавший когда-то в истинную веру чернокожих, в первое же воскресенье произнес такую проповедь, что бильчане ее слушали, широко рты разинув.

— Вернитесь на путь праведный, притворщики, — говорил он, — прозреть вам нужно, пока не поздно! Милостив и терпелив Господь, но в конце концов пробьет час его праведного гнева. Думаете, я не читаю все как есть в ваших сердцах? Едва я успел поздороваться с вами у церкви, как увидел вас насквозь, и душа моя преисполнилась скорбью. Вы, из всех грешников величайшие грешники, дерзаете называть своих пастырей лицемерами, гордецами, нечестивцами и распутниками! Если святого угодника именуешь разбойником, то как окрестить истинного разбойника?

В Содом и Гоморру обратили вы этот прекрасный приход и должны на коленях благодарить Бога за его нескончаемое долготерпение, за то, что до сих пор он не ввергнул вас в раскаленную смолу, ибо нет среди вас ни одного праведного Лота! На колени, грешники, бейте себя в грудь и кайтесь, чтобы миновала вас кара Господня!

Такой проповеди благочестивые бильчане еще не слыхивали. У женщин по щекам текли слезы, а мужчины потихоньку ругались.