Я снова вышел на П.-стрит с четким намерением полететь и стал энергично размахивать руками. Это помогло мне подняться примерно на один — два фута над землей. Это меня не слишком удовлетворило, и я замахал еще сильнее, пока воздух подо мной не стал упругим, поддерживая меня наподобие невидимого кресла. Я обнаружил, что лечу над лесистой местностью — участками соснового леса с песчаными прогалинами — и мысленно приказал «креслу» подняться как можно выше. Я хотел, чтобы оно летело над лесом, и поначалу не был уверен, будет ли оно устойчивым на высоте, но оно вело себя вполне прилично… Затем, пролетая над шеренгой высоких деревьев, я подумал, что это не такая уж плохая компенсация за рутину обыденной жизни, и о том, чем еще можно развлечься. Я решил, что неплохо было бы заняться математикой, но это оказалось слишком сложно — не то, чтобы я не мог решать интеллектуальные задачи, но чтение и написание символов на бумаге были явной проблемой.[46]

Практически все люди с опытом осознанных сновидений упоминают о полетах во сне. В их числе Успенский, Фокс, Уайтмен, ван Эйден, испытуемые А и В — правда, в последнем случае мы знаем, что эта способность была преднамеренно развита, а не возникла спонтанно.

Возможны разнообразные варианты: парение в положении стоя, когда ступни находятся над землей, полет на спине, движение вперед в горизонтальном положении, с помощью имитации движений пловца или без всяких дополнительных движений, полет с помощью крыльев, вертикальный подъем вверх — все это упоминается в рассказах сновидцев.

Указывают ли участившиеся обычные сны с полетами на возможность появления осознанных сновидений? Пожалуй, да, если судить по некоторым замечаниям. Например, Ван Эйден заметил:

Полет или парение можно наблюдать во всех формах сновидений… но обычно они являются признаком приближающихся осознанных сновидений. Когда я летаю во сне две или три ночи подряд, я знаю, что осознанное сновидение где-то рядом. А само оно часто инициируется и сопровождается ощущением полета. Иногда я быстро плыву через открытое пространство; однажды я летел задом наперед, а один раз, когда мне снилось, что я нахожусь в соборе, я взлетел вверх вместе с громадным зданием и всем, что в нем находилось, с огромной скоростью.[47]

Случаи, когда осознавание состояния сна происходило в сновидениях с полетами, упоминают также Уайтмен и Оливер Фокс.

Итак, мы обсудили вопросы полета в осознанных сновидениях и теперь переходим к рассмотрению более общего вопроса их физической реальности или нереальности.

Как можно видеть из приводившихся ранее примеров, мир осознанных сновидений обычно хорошо имитирует мир бодрствования. Даже если человек подведен к осознанию того, что спит, каким-то фантастическим обстоятельством, это обстоятельство обычно не переходит в последующее осознанное сновидение. Мир осознанных сновидений, конечно, отличается от мира бодрствования, но не разительным образом. У человека могут появиться способности к полету, к психокинезу[48], но обстановка, в которой он летает или «творит чудеса», остается имитацией физической реальности. Осознанные сновидения напоминают эту реальность тем, что в них как правило:

Животные и предметы не персонифицируются и не начинают говорить.

Люди — как известные сновидцу, так и вымышленные — имеют выраженные личностные качества; ни люди, ни вещи не изменяют своей идентичности по ходу сна.

Хотя иллюзорное тело сновидящего не обязательно напоминает его тело в бодрствующей жизни, оно не меняет своих свойств в процессе сна.

Законы физического мира обычно не нарушаются, а если это и происходит, то способом, который можно назвать «аккуратным». Создается впечатление, что законы физического мира не забываются и не игнорируются, а тщательно имитируются, при этом некоторые детали просто опускаются.

Приведенные в предыдущих главах примеры служат достаточной иллюстрацией подобного реализма. Теперь же мы приведем примеры его нарушений в осознанных сновидениях, хотя необходимо помнить, что подобных примеров не так уж много:

Это место напоминало небольшую поляну в лесу или уголок парка — не слишком ухоженный, поскольку трава под ногами была редкой, а ее цвет — темно-зеленым. Рядом росло несколько деревьев и кустов, покрытых цветами; в траве в нескольких ярдах впереди сидели какие-то существа, напоминающие мелких животных или птичек, и я воспринял их как воплощение любви, если судить по ощущениям, возникшим в моем сердце при взгляде на них. Но это чувство проявилось не слишком сильно, и по мере того, как я смотрел на них, животные превратились в букеты цветов, один из которых состоял из нескольких нарциссов ярко-желтого цвета. Как только произошло это превращение, с земли взлетела птица, очень похожая на голубя, но безжизненного вида. Осознание своей неполноценности ввергло меня в печаль, с оттенком стыда.[49]

Это сновидение противоречит тому, что люди и вещи должны сохранять свою идентичность. Тем не менее, заметим, что даже здесь изменение было не совсем «противозаконным», поскольку доктор Уайтмен придал превращению психологический смысл:

Помню, однажды я оказался в большой пустой комнате без окон. Кроме меня, в комнате только маленький черный котенок. «Это сон, — говорю я про себя, — но как мне подтвердить, действительно ли я сплю, или нет? Наверное, попробую следующий способ. Пусть этот черный котенок превратится в большую белую собаку. В бодрствующем состоянии это невозможно, и если это произойдет, значит, я сплю». Я говорю это себе, и тут же черный котенок превращается в большую белую собаку. Одновременно исчезает стена напротив и открывается горный ландшафт с рекой, которая течет в отдалении, извиваясь, словно лента. «Любопытно, — говорю я себе. — Ведь ни о каком ландшафте речи не было; откуда же он взялся?» И вот во мне начинает шевелиться какое-то слабое воспоминание: где-то я видел этот ландшафт, и он каким-то образом связан с белой собакой. Но тут я чувствую, что если позволю себе углубиться в этот вопрос, то забуду самое важное, а именно: то, что я сплю и осознаю себя, т. е. нахожусь в таком состоянии, которого давно хотел достичь. Я делаю усилие, чтобы не думать о ландшафте, но в ту же минуту ощущаю, что какая-то сила увлекает меня задом наперед. Я быстро пролетаю сквозь заднюю стену комнаты, продолжаю лететь по прямой, а в ушах слышен звон и ужасный шум. Внезапно я останавливаюсь и просыпаюсь.[50]

Этот тип сильного отличия от нормальной последовательности событий в физической реальности очень нетипичен для осознанных снов. Возможно, объяснение ему кроется в характере сновидящего. Успенский был сильно озабочен тем, чтобы в осознанном состоянии видеть в точности такие же сновидения, что и в неосознанном.

Следующие три примера показывают, как переживания во время осознанного сновидения могут отличаться от переживаний в бодрствующей жизни:

Я летел над покрытой лесом местностью: участки соснового леса перемежались песчаными прогалинами — и мысленно приказал «креслу» подняться как можно выше. Я хотел, чтобы оно летело над лесом, и поначалу не был уверен, будет ли оно устойчивым наверху, но оно вело себя вполне удовлетворительно. Один раз оно не смогло сделать то, что я хотел (Между прочим, хотя я не отметил этого во сне, в чем-то ситуация была очень забавна. Я уже летел над покрытой редким лесом местностью, глядя на низкую поросль далеко внизу, как вдруг на пути появились необычайно высокие деревья — в несколько раз выше высоты моего полета. Это можно было бы объяснить тем, что эти деревья росли на гребне горы, круто поднимавшейся из долины, но во сне я об этом как-то не подумал). Я попытался поднять кресло над вершинами деревьев, но оно не поднималось, а лишь огибало их.[51]