Я проводила Сару до ворот, помахала рукой вслед выезжающей с территории участка Тойоте и со вздохом мотнула головой несущим тягостную смену телохранителям, сидящим в наглухо затонированной машине, а затем медленно поплелась в спальню. День выдался ужасным и, слава Богу, подходил к концу. Чем я могу похвастать перед своим отражением в зеркале на сей раз? Мой парень не просто вампир. Он потомок королевской семьи, носящий гордо звучащий титул герцога. Сколько ему лет? Двадцать пять с событий дневника плюс шестьдесят со дня убийства Айрис, итого имеем в сумме бравое число восемьдесят пять. Но как представить молодого человека, теоретически соотносимого с дряхлым стариком? Каким образом провести параллели между Вергилием и теперешним Джеем? Я представляю себе Габсбурга, без запинки обрисую психологический портрет Майнера, однако склеить оба образа воедино не выходит, отчаянно не хватает деталей.
Сознание бурлило от переизбытка фактов, которые настойчиво требовали некоей систематизации, поэтому я плюхнулась за стол, схватила чистый листок бумаги с карандашом и, агрессивно водя грифелем по целлюлозе, вывела следующее:
1. Вампир, несколько отличающийся от былых представлений о бессмертных;
2. Прошел Вторую мировую, что изменило его до неузнаваемости. Был снайпером;
3. Любил Айрис, вероятно, до сих пор испытывает к ней очень сильные чувства;
4. Ненавидит прошлое и любые связанные с ним воспоминания. Я ощущаю в нем комплекс вины за множество смертей;
5. Питает необъяснимую неприязнь к Лео. Возможно, последний как-то причастен к смерти Айрис. Не вздумай расспрашивать (личная пометка);
6. Вынужден (спорное утверждение) жить с женщиной, питаясь ее кровью. Судя по всему, их участь незавидна. Без внушения, гипноза и навыков по части стирания памяти они представляют для него реальную угрозу и, как следствие, умирают.
Седьмой пункт я сформулировать не успела, помешал телефонный звонок. Тяжело вздохнув, я подкатила стул к прикроватной тумбочке и выдернула трубку стационарного аппарата из базы. На том конце оказалась взволнованная мама, чей голос звучал гулко и несколько отстраненно. В двух словах ее пламенная тирада сводилась к тому, что домой она вернется не раньше вечера пятницы. Высококлассного дизайнера Кирстен Уоррен побеспокоили с прошлой работы во Флориде и попросили ближайшим рейсом прибыть в фешенебельный офис фирмы, где ее дожидается гламурно разодетая дамочка, желающая обустроить скромные десятикомнатные апартаменты. Гонорар пообещали такой, что мама немедля согласилась и помчалась в аэропорт. Папу она предупредить не успела и слезно попросила меня успокоить гневливого главу семейства.
Что тут еще скажешь? Привычная для меня ситуация. Родители всегда ставили карьеру превыше всех благ, и обижаться на подобные нормы глупо, ведь моя учеба, увлечения и поездки на конференции выдающихся авторов графических романов влетают им в тугую копеечку, но я никогда не знала отказов.
Следующим на очереди беседовать с дочерью о трещащем по швам семейном бюджете наметился отец, позвонивший через минуту после окончания суетливой маминой болтовни. Его монолог, который я не осмелилась перебивать, почти в точности копировал ранее услышанный текст. Прежняя работа, срочный клиент, требующий неусыпного внимания адвоката Уоррена, сетования на эпохальность ремонта, выкачивающего деньги с космической скоростью, и бла-бла-бла. Если честно, сначала я вновь ощутила себя отодвинутой на задний план, затем разобиделась на весь окружающий мир и уж потом догадалась поразмыслить над тем, какие чудные каникулы устраивают мне родители. Сегодняшняя ночь, целый четверг и половина пятницы. Даже по самым скупым подсчетам у меня около пятидесяти часов неконтролируемой свободы, и, кажется, я знаю, как именно их провести с пользой!
В общем, заверив папу в полной самостоятельности и благоразумии, я вскользь упомянула о мамином отъезде, пошипела в трубку, изображая испортившуюся связь, и с диким хохотом упала на кровать, отчетливо представляя себе каждую минуту предстоящего веселья. Я, Джей и никаких: 'Мы не будем торопиться, сладкая'. К черту дурацкие бабушкины стереотипы. Я люблю его настолько безгранично, что это чувство больше напоминает эмоции неистовствующей толпы. И верю, что он тоже ко мне неравнодушен, просто боится признаться самому себе. Что неудивительно, учитывая его прошлое. Сестра, мать, отец, две девушки, и все безвозвратно потеряны…
Додумать мысль до конца помешал отчетливый звон разбитой посуды, донесшийся с первого этажа. Не желая верить в неожиданное появление взрослых, решивших блеснуть благородством и окружить нерадивую дщерь теплотой и вниманием, я на цыпочках спустилась вниз и прокралась в кухню, из которой доносился шумный плеск воды. Буквально слившись со стеной в единое целое я осторожно выглянула из-за угла укрытия и от волнения прикусила кончик языка, узрев у раковины мужчину в яркой оранжевой куртке, светло-голубых джинсах, нарочито протертых в нескольких местах, вальяжно вытирающего мокрые руки о полотенце. Колючий ежик торчащих в разные стороны волос живо подсказал имя незваного гостя, а неаккуратные, размытые розовые потеки, остающиеся на махровой белой ткани без слов повествовали о том, чем именно занимался негодяй в нашей столовой — смывал с огромных ладоней кровь.
Сердце бешено застучало в груди, довольно резво подбираясь ближе к горлу, мозг затмило опасливо шипящей чередой панических мыслей, ноги стали ватными и непослушными, а по позвоночнику заструились тонкие ручейки холодного пота.
'Бежать!' — молниеносно мелькнула в сознании по-настоящему здравая мысль, подчиниться которой не позволили два обстоятельства. Во-первых, оглушительно топая ногами и вопя во всю мочь глотки, я лишь привлеку к себе внимание. Во-вторых, конечности, напоминающие жутко хлюпающие комки отсыревшей ваты, вряд ли унесут свою обладательницу как можно дальше от суровых неприятностей.
Поэтому, судорожно зажав рот ледяной кистью с трясущимися и какими-то абсолютно безжизненными пальцами, я с сожалением глянула на надежно запертую на три замка входную дверь и чертыхнулась сквозь зубы. Даже если мне удастся сейчас прошмыгнуть к спасительному выходу, на отпирание чертовых засов уйдет уйма времени, не говоря уж о наделанном шуме. Черный ход тоже отпадает по причине занятости кухни мерзейшим вампиром. Что делать?
Я запаниковала, но усилием воли заставила себя хотя бы чуточку успокоиться, а затем осторожно наклонилась и лихо развязала шнурки на теннисках, как можно тише снимая с ног обувь на непрактичной лже-резиновой подошве, имеющей свойство громко цокать при соприкосновении с паркетом.
Словно заправский шпион-диверсант, я добралась до лестницы, преодолела один пролет, второй, при этом изо всех сил цепляясь одеревеневшими руками за перила, и поблагодарила природу за благосклонность, когда наконец добралась до родительской спальни, окно которой не только бесшумно открывалось, но и имело прислоненную к раме лестницу. Рабочие еще не закончили покраску фасада и, на мое счастье, оставили инвентарь снаружи.
Однако везение не может быть постоянным. Я оставила мобильный в комнате и при всем желании не смогу связаться с Джеем, дабы сообщить 'радостную' весть о бегущем по моим следам маньяке. Молчаливая дилемма заняла долю секунды, по истечению коих я шмыгнула в спальню, гибко перегнулась через спинку кровати и, победоносно сжимая в руке небольшую раскладушку, совершенно забыла о стоящей на самом краю тумбочки лампе. Сшибленная локтем, она со всей приличествующей ситуации гаммой звуков грохнулась на пол, чем ввергла меня в несоизмеримый ни с чем ужас.
Не помня себя от страха, я выбежала в коридор и на полной скорости врезалась головой во что-то твердое, монолитное и просто каменное, а, подняв взгляд вверх, узнала в выросшем из неоткуда препятствии грудь ласково улыбающегося Лео.
— Ну здравствуй, лапочка, — со смехом пропел он, неотвратно надвигаясь на меня.
Я пятилась назад, обескураженная внезапностью его появления, выражением лица, не предвещающим внеплановую раздачу рождественских подарков и агрессивностью кривой ухмылки. Непослушное тело содрогалось волнами крупной дрожи, дыхание окончательно сбилось, и успокаивающий кислород перестал отрезвлять собой умирающее в панике сознание. К сожалению, я не могла кричать, потому что голос пропал в неизвестном направлении, иначе зашлась бы визгом, ярко характеризующим мое состояние.