— Нет, не надо никого звать, — хриплым шепотом попросила малышка. — Просто побудь рядом, и мне станет легче.
В последней реплике я уловил какой-то скрытый подтекст, а потому пристально вгляделся в родное личико. Легкий румянец, проступающий с каждой минутой все отчетливее, подрагивающие уголки губ, нежно порхающие ресницы на лавандовых веках, скрывающих от меня поистине хитрые глаза. Вот негодница!
— Ты вздумала манипулировать мной, мисс Уоррен? — без всякой агрессии уточнил я, целуя растянувшиеся в смущенной улыбке губы. — По тебе плачет сцена, если что. Я почти поверил, переиграла малость с уверениями, что от моего присутствия станет легче.
— В следующий раз буду более убедительной, — нахально пообещала лгунья, жадно обнимая меня за шею. — Только не уходи, ладно? Мне вовсе не нужна сию секунду вся-вся правда. Просто знай, что я обладаю множеством талантов, в том числе умею слушать. И никогда не посмею осудить. Я хочу помочь, увидеть тебя настоящего.
— Не уверен, что тебе понравлюсь я настоящий, — весьма засомневался я в ее умении принимать обыденное положение вещей. — Ты не представляешь, каким я был на протяжении всех восьмидесяти пяти лет жизни. И понятия не имеешь, как это меня изменило. От Верджила не осталось практически ничего. Только черно-белое зрение, смазливая внешность и краткий список привычек. Тебе удобно так лежать?
Она расстроено покачала головой и с моей помощью выпрямилась, при этом не желая разжимать ладони, крепко переплетенные у меня за спиной.
— Как ты не понимаешь, Джей, — силилась добиться девочка ответной реакции на свои слова. — Я люблю тебя! Не внешность, исключительность или воспитание, которое имеет свойство изредка пропадать, а то, что находится внутри. Здесь, — она ткнула указательным пальчиком мне в грудь и продолжила. — Это значит, что я принимаю тебя любого. Вампира, снайпера, мужчину, прошедшего страшную войну и вынужденного убивать, владельца ночного клуба, человека странных сексуальных предпочтений и просто парня, который когда-то заявился посреди ночи ко мне в спальню и попросил никому не доверять. Ты можешь сейчас сказать, будто убиваешь шестимесячных младенцев из-за тяги к нежнейшей крови, я пойму это и приму. Да, вероятно ужаснусь, но такова уж твоя природа. Ты понимаешь, о чем я? Невозможно любить одни лишь достоинства, необходимо находить толику прекрасного и в недостатках.
Я говорил когда-нибудь, как умна и проницательна эта девочка? А зря, ведь она умела находить те самые слова, сутью которых невозможно было не проникнуться. Никогда прежде я не встречал девушек, подобных ей. Никто не смотрел на мир с такого ракурса.
— Что ты планируешь услышать в ответ? — привычно ушел я от основной темы разговора. — Да, я понимаю ход твоих мыслей, где-то даже разделяю твою позицию, но не вижу смысла. Зачем устраивать сеансы анализа моих поступков и поведенческих норм? Что даст тебе знание того, что шестьдесят лет назад я потерял в этой самой комнате душу, сердце, человечность и навсегда обзавелся лютой ненавистью к Лео? Что годами ищу способ поквитаться и перепробовал все методы, но так и не нашел необходимый для убийства трехсотлетнего вампира? Что единственной целью в жизни для меня всегда была месть? Я ушел на фронт только ради восстановления душевного равновесия после смерти родителей и сестры. Я превратился в киллера, дабы уничтожить всех, кто косвенно был причастен к их гибели. Я стал владельцем ночного клуба лишь потому, что искренне ненавижу тот единственный способ, коим могу зарабатывать деньги. Я сплю с проститутками лишь потому, что больше всего на свете боялся того дня, когда встречу на своем пути девушку, которую вновь смогу полюбить. Я плачу им деньги и делаю все, чтобы ни у одной из них не возникло желания вернуться. Для этого нужны цепи, плети и прочий набор извращений, который я так же презираю. Но тебя ничто не пугает, черт подери! У меня иногда возникает такое чувство, будто ты сознательно не допускаешь мысли, что я могу быть совсем другим. Не тем, кем бы ты хотела меня видеть. Монстром, чудовищем, воплощением худших ночных кошмаров, неуравновешенным маньяком-психопатом, режущим людей для утоления жажды. Я даже воспользовался твоей подругой, чтобы доказать это! Однако ты простила. Я укусил ее, чтобы ты поняла, насколько сильно расходятся твои представления с реальностью. Но в одном ты права, я лгу постоянно, отвечая даже на самые невинные вопросы. Начнем с того, что до сегодняшней ночи я жил не один. Нет, не с котенком, как сказал однажды, а с девушкой. Не знаю, как ее звали, имена мне не важны. На протяжении трех месяцев я пил ее кровь, каждое утро надрезая ту или иную артерию. Любопытно, как все закончилось? Вчера я вышел из себя, так бывает с теми, кто искренне верует в полный самоконтроль, и пробил ей сонную артерию. Этой правды ты хотела? Такие недостатки готова любить?
Чего я хотел добиться своей тирадой? Понятия не имею. Меня вывела из себя одна единственная мысль, пульсирующая на дне сознания. Я люблю ее и хочу быть рядом. И неважно, что такая роскошь непозволительна, что с появлением этой зависимости все становится сложнее, что теперь я слаб и беспомощен, как в старые и отнюдь не добрые времена. Но то лишь верхушка километрового айсберга. Под ледяными водами скрывается накопленная с годами возможность свернуть горы, переплыть океан и взмахом руки низвергнуть небеса на землю, устроив форменный апокалипсис. Ради нее, этой маленькой, насуплено молчащей девочки, я сделаю абсолютно все. Конечно, за исключением некоторых вещей: никакой животной крови или пакетиков из донорских пунктов; отказа от вредных привычек в виде поглощения холестериновой картошки-фри и безудержной страсти к чтению, лежа в кровати. Однако это уже из разряда скверно оформленной иронии.
— Выходит, мне теперь можно напроситься в гости? — огорошила меня неожиданным вопросом Астрид, наконец-таки нарушившая строжайший обет молчания. — Нет, пойми меня правильно, я слышала все, чем ты так рьяно поделился. Конечно, некоторые откровения просто не укладываются у меня в голове, другие ввергают в состояние затяжного шока, но в целом мои худшие ожидания не оправдались. Детей ты все же не убиваешь.
— Не смешно, — вяло прокомментировал я неудавшуюся шутку. Дернул же черт связаться с этой малышкой! Почему она? Та, чью манеру мыслить трудно назвать стандартной, кто выбивается из общей безликой массы абсолютной нелогичностью поступков и реагирует вопреки моральным принципам большинства. Именно это меня к ней притягивает — наша схожесть. Да, в каком-то смысле мы разные: иная жизнь, полярные предпочтения, отличающиеся вкусы, привычки, воспитание, возраст, в конце концов. Нас разделяет целая эпоха и одновременно сводит выразительная непохожесть. Я вижу мир серым, она не различает полутонов. Для нее не существует зла в обыденном понимании этого термина, есть причины, заставляющие индивидуума пересекать черту. Нет черного и белого, плохого и хорошего, потому что все в природе слишком многогранно, более детализировано и лишено классовых предрассудков. Но что-то я отвлекся. — Да, теперь тебе определенно предстоит побывать у меня в гостях, — вернулся я к заданному ранее вопросу и блаженно расправил плечи, избавившись от необходимости ежесекундно лгать.
Думается, честность имеет свои преимущества. Если так пойдет и дальше, очень скоро я превращусь для Астрид в открытую книгу, и одному Богу известен жанр сего печатного издания. Триллер? Драма? Однозначно не утопия. Быть может, трагедия?
В любом случае, в прошлом эта идея оказалась провальной. Айрис не смерилась с тем, что узнала обо мне. Так выдержит ли еще более юная девочка, учитывая в разы увеличившуюся жестокость моего рассказа? Вряд ли.
Вечером, оставив малышку под присмотром суровой девицы по имени Сара и бессменных телохранителей, я поехал в клуб, горя желанием провести собственное внутреннее расследование причин появления мерзейшего диска. А по пути молил дьявола о том, чтобы его автора разбил сердечный приступ, иначе я лично приму участие в процессе доведения кого-то до инфаркта.
