– Неужели ничто не заставит его проснуться? – подумал я.

– А это как пойдет! – тут же бойко заговорил мой помощник. – Я должен помочь тебе решить весьма сложную задачу. Откуда я взялся, и кто меня послал – не столь важно. Об этом ты узнаешь, если справишься с заданием. К этим силам я отношу Высший Разум Вселенной. Выходит, ты не зря съел сырую картошку, потому что именно она подарила тебе эту удачу. Впереди у нас три ночи, и за эти три ночи мы должны слаженно поработать. Так что не теряй времени, приятель.

Три дня – это вагон времени. Мне казалось, что я достаточно подготовлен Сергеем и Светой для решения любой сверхсложной задачи. Особенно после того, как прошел девять кругов Ада. Мой тренированный годами организм мог выдержать любые перегрузки. Но как справится с перегрузками избалованный жизнью Писарев?

Впереди было всего три ночи. За это время может погибнуть не только мой верный помощник. Я сам могу быть надолго выведен из строя, если познание Матрицы пойдет наперекосяк. Я знал, что могу слишком далеко уйти мыслью за пределы барака и не вернуться. И, конечно, мог погубить своего помощника, используя его вместо «груши». Но тогда и мое положение значительно усложнится, потому что я стану вдвое слабее. Таким был расклад на предстоящие три ночи и два дня.

– Начинай строить космические фразы, – включился в работу мой верный помощник. Что это за фразы, да при том космические? Мои мысли, оказывается, должны быть объемными. Мне не следовало играть мыслями между звездами, созвездиями и галактиками, потому что это требовало слишком большого расхода энергии. Размеров барака, наверно, будет достаточно.

– Начинай, счастливчик! – первая объемная фраза непроизвольно строилась из слов, на которые падало логическое ударение. Слова уносились то влево, то вправо, и понять закономерность в их чередовании было невозможно. Я прекрасно понимал, что от меня требовалось, и даже несколько раз поиграл символами в созвездиях Кассиопеи, Лебедя и Рака – настолько велика была моя сила.

Фраза начиналась на корне языка, потом направлялась на кончик языка и уходила в пространство, ограниченное размерами барака. Так было удобней для меня и моего помощника, спящего безмятежным сном. Я умудрялся контролировать каждое слово.

Напряженно искал я закономерность в многочисленных вариантах, пытаясь найти еще одну координату Матрицы. Но эти построения рушились на глазах, как карточный домик. Хаос, мрак и несовершенство царили в бараке.

Единственно, в чем я не сомневался, так это в двух точках, расположенных на корне и кончике языка. В них заключалось мое спасение. Я строил в них горизонтальные и вертикальные системы и затем смело выходил ударным словом за пределы этого изученного пространства. Но так, как я не знал координаты расположения следующей точки Матрицы, то уже отработанные колебательные системы по двум точкам рушились, ослабляя и уничтожая мой интеллект. Мне приходилось затрачивать значительные усилия, чтобы заново восстановиться. Я знал, что очень талантлив, что обладаю просто непостижимой везучестью, но не мог достроить по двум известным мне точкам недостающие звенья Матрицы.

Думая напряженно об этом, я продолжал строить различные комбинации слов, на которые падало логическое ударение. Процесс их кодирования стал объемным, очень облегчая задачу. Один раз, шутки ради, я изобразил в пространстве звезду Давида. А потом впервые окончание фразы устремилось помимо моей воли за пределы барака и оттуда со всей энергетической мощью вонзилось в грудь спящего Писарева.

– Ты так угробишь меня, приятель, – беспечно заметил его светящийся в ночи силуэт. Но Сергей велел мне не сдаваться и не жалеть его. – Продолжай строить фразы. Ищи зацепку. Тебе предстоит разгадать эту вековую головоломку. С моей помощью, конечно. Тебе пока легко. Это потому, что я вместо тебя подставляюсь. Ну, давай еще разок, только немного легче, приятель.

И на этот раз я попытался построить объемную замысловатую фигуру. Но усталость уже начала сказываться, – поэтому окончание энергетической модели вновь вонзилось в грудь Сергея. Должно быть, ему было достаточно разрушительно принимать на себя такие удары. Тем более, что с каждым разом он принимал их все больше и больше. Слушая его бойкие указания, я пришел к выводу, что он не имел ни малейшего представления о распределении недостающих звеньев Матрицы. Но даже в этом случае Писарев оказался просто незаменимым, – об него было погашено столько энергетического брака. Лишь под утро мне удалось забыться мертвым сном.

В девять часов меня разбудил Кондаков, наш прораб. Я с трудом разлепил уставшие глаза и, проклиная все на свете, отправился на картофельное поле. Писарев, свежий как огурчик, уже бегал по борозде, быстро наполняя ведро с продырявленным днищем.

Я поискал глазами пустой ящик и плюхнулся на него, с надеждой уставившись вдаль. Мне было о чем подумать. Изредка я смотрел, как бегал по борозде мой звездный помощник. Он поставил передо мной неразрешимую задачу, явно жертвуя собой. Думал ли бедолага Писарев о своем предназначении? У меня сложилось впечатление, что он ни о чем не догадывался. И совсем перестал руководить с помощью мысленного голоса мной на поле. Я не проронил до обеда ни слова. Тайна Вселенского Разума не выходила у меня из головы. А потом я незаметно подался к шоссе.

Пройдя несколько километров по трассе, я вошел в деревню Яблоницы, где крестьяне жили в хрущевских пятиэтажках. Некоторые, наиболее предприимчивые и стойкие, умудрялись заводить в квартирах свиней. И тогда благоухающая моча проникала в нижние этажи, лишая жильцов пятиэтажек комфорта. Зато этот невыносимый запах позволял им причислять себя к сеятелям и пахарям земли.

Около домов стояло несколько легковых автомобилей. Они-то и явились главной целью моего визита в этот, шитый белыми нитками, рай на земле. Глядя на вымершую деревню городского типа, я решился. Легкой пружинистой походкой подошел я к «Волге» и металлической лентой, которую отодрал от ящика, открыл переднюю дверцу. Спокойно закоротил зажигание и выехал на шоссе. И хоть бы одна трезвая душа обратила на это внимание.

У меня еще не было четкого плана действий. Только промчавшись мимо главной усадьбы совхоза имени Ленина, я понял, ради чего совершил угон машины. Мне необходимо было встретиться с Верочкой Клюге, моей бывшей женой, которая была моим талисманом и оберегом.

Я не собирался ставить ее в известность об удивительном эксперименте, начавшемся на картофельном поле. Мне необходимо было с ней просто душевно поговорить.

Тачка мне попалась почти новая, – поэтому ехал я быстро. Деревеньки мелькали за стеклами «Волги», словно ухоженные клумбы. За ними скрывались благополучие и вера в светлую жизнь, которых теперь не стало. Я несся в сторону Волосова на бешеной скорости. Приходилось объезжать ГАИ, чтобы меня не сцапали за превышение скорости. Но, как ни старался, мимо ГАИ в Черемыкино мне было не проскочить. Настойчивый жест гаишника заставил меня съехать к обочине. Я зажал в руке последний червонец. Однако в это время самосвал, доверху груженый картошкой, промчался мимо ГАИ на высокой скорости. Тут же была организована погоня, а обо мне забыли. Тогда я нажал на газ и потихоньку выехал на магистраль.

Так я добрался до Политехнического института. «Волгу» я поставил на Тихорецком проспекте у обочины, и неторопливо направился на кольцо «34» троллейбуса. Я знал, что Вера работала в КБ Соколова и должна была появиться здесь с минуты на минуту. Я не видел ее несколько месяцев. Конечно, она была уже не одна. Мне захотелось спрятаться, стать незаметным. И тут пошел густой снег. Он кружился вокруг меня, словно старый знакомый. Я заметил Верочку издалека. Слава Богу, что она шла одна. Такие женщины не бывают долго одиноки. Они слишком хороши и ухожены, чтобы не привлечь к себе внимание очередного претендента на руку и сердце. Меня пока Вера не замечала. Занятая своими мыслями, она вошла в подошедший троллейбус. Я вошел следом за ней и сел рядом.