Сидя во главе стола рядом с леди Мэри, Мейнард завидовал младшим гостям, которых посадили в конце, особенно молодому Скадамору, рядом с которым сидела юная прекрасная звезда, чей день рождения сегодня отмечался.

Мейнард больше не мог ее видеть. Между ними стояла огромная ваза, нагруженная плодами оранжереи. Как он ненавидел эти листья и цветы, садовника, который их вырастил, руку, которая сплела из них непроницаемую преграду!

Во время обеда он был невнимателен к своей титулованной соседке, почти невежлив.Почти не слушал ее приятные слова и отвечал невпопад. Даже шелковые юбки, призывно шуршавшие у его колена, не вдохновили его.

Леди Мэри имела все основания поверить в часто делаемое утверждение, что гении в обычной жизни не только неинтересны, но просто глупы. Несомненно, она так и подумала о Мейнарде; казалось, она облегченно вздохнула, когда обед подошел к концу и леди встали, снова направляясь в гостиную.

Мейнард едва успел отодвинуть стул соседки; он взглядом искал среди цепочки выходящих гостей Бланш Вернон.

Но взгляд, который она бросила на него, выходя из-за вазы, вполне вознаградил его за мрачное выражение лица леди Мэри.

Джентльмены ненадолго задержались за вином. Снаружи послышались звуки настраиваемых скрипок; присутствие джентльменов требовалось в гостиной, и сэр Джордж проводил их туда.

За два часа, проведенные гостями за обеденным столом, штат слуг преобразил гостиную. Ковры убрали, пол натерли воском до гладкости льда. Прибыли новые гости; все стояли группами в ожидании музыки и танцев.

Нет танцев прекрасней, чем в гостиной – особенно в гостиной английского сельского особняка. Здесь испытываешь домашний уют, неведомый большим публичным балам.

Такие танцы полны загадок – вспомним сэра Роджера де Коверли (Герой английского писателя 18 века Ричарда Стиля. – Прим. перев.) и старинные времена предполагаемой аркадийской невинности.

Танцующие все знакомы друг с другом. Если этого нет, легко добиться представления, и никто не боится новых знакомств: в этом нет никакой опасности.

В комнате не душно, можно не опасаться, что задохнешься; в соседней комнате накрыт ужин; есть вино, которое можно выпить, не боясь, что тебя отравят, – такое приложение редко встречается вблизи храмов Терпсихоры.

Мейнард, хотя и не был знаком с большинством гостей сэра Джорджа, вскоре с ними познакомился. Прибывшие позже уже прочли модный журнал или слышали о романе, который вскоре им будет послан. И нет круга, в котором гений встретил бы большее восхищение, чем среди английской аристократии – особенно если гением является представитель того же класса.

К некоторому удивлению, Мейнард обнаружил, что стал героем вечера. Он не мог не чувствовать благодарности, слушая комплименты из титулованных уст – среди них были и самые известные в стране. Всего этого было достаточно, чтобы он почувствовал удовлетворение. Он мог бы подумать, как глупо было вступать в политический конфликт и надолго расставаться с таким приятным обществом.

Казалось, перед лицом успеха в другой области его политические пристрастия забыты окружающими.

И им самим тоже; хотя он не собирался отказываться от республиканских принципов, усвоенных благодаря его вере. Его политические взгляды были делом не выбора, а убеждений. Он не смог бы изменить их, даже если бы захотел.

Но незачем совмещать эти два социальных круга; и, слушая коплименты, которые произносят красивые губы, Мейнард чувствовал себя довольным – даже счастливым.

Счастье достигло высшего пункта, когда он услышал произнесенные полушепотом слова поздравления:

– Я так рада вашему успеху!

Эти слова произнесла девушка, с которой он танцевал лансье (Старинный танец, разновидность кадрили. – Прим. перев.) и которая впервые за вечер стала его партнершей. Это была Бланш Вернон.

– Боюсь, вы мне льстите! – был его ответ. – Во всяком случае это делает рецензент. Журнал, по которому вы делаете заключение, известен своей добротой по отношению к молодым авторам – это исключение из общего правила. Именно этому я обязан тем, что вы, мисс Вернон, называете успехом. Всего лишь энтузиазм рецензента; возможно, его заинтересовали новые для него сцены. Я описываю в своем романе малоизвестную землю, о которой очень мало написано.

– Но ведь это так интересно!

– Откуда вы знаете? – удивленно спросил Мейнард. – Вы ведь не читали книгу?

– Нет, но журнал напечатал отрывок. Я могу судить по нему.

Автор об этом не знал. Он взглянул только на рецензию, на ее первые абзацы.

Это ему польстило; но не так, как ее слова, произнесенные, по-видимому, искренне.

Дрожь радости пробежала по его телу при мысли о сценах, которые заинтересовали ее. Она все время была в его сознании, когда он писал их. Именно она вдохновила его на создание образа «жены-ребенка», который и дал название всей книге – «Дитя-жена».

Он испытывал сильное искушение сказать ей об этом; и, может быть, так и сделал бы, если бы не опасность быть услышанным другими танцующими.

– Я уверена, что это очень интересная книга, – сказала она, когда они подошли к «повороту». – И буду так думать, пока не прочту всю книгу; тогда вы и узнаете мое мнение о ней.

– Не сомневаюсь, что вы будете разочарованы. Это рассказ о грубой жизни на границе цивилизованных земель; вряд ли он способен заинтересовать молодых леди.

– Но рецензент не говорит так. Напротив. Он пишет, что роман полон нежных сцен.

– Надеюсь, вам они понравятся.

– О! Мне так не терпится прочитать! – продолжала молодая девушка, словно не замечая этих обращенных к ней слов. – Я не смогу уснуть, думая об этом.

– Мисс Вернон, вы не представляете, как я вам бладарен за интерес к моему первому литературному опыту. Если бы вы не уснули после чтения книги, – добавил автор со смехом, – я, может быть, поверил бы в успех, о котором говорит журнал.

– Может, так и будет. Скоро увидим. Папа уже телеграфировал в «Мьюди» (Система рассылки книг на дом, основанная в 19 веке английским издателем Чарльзом Мьюди. – Прим. перев.), чтобы книгу нам выслали. Можно ее ждать с утренним поездом. Завтра вечером, если роман не очень длинный, я обещаю сообщить вам свое мнение о нем.

– Он не длинный. Я с нетерпением буду ждать, что вы о нем думаете.

И он действительно был нетерпелив. Весь следующий день, бродя по стерне в поисках куропаток и сбивая выстрелами птиц, он думал только о книге. Он знал, что именно сейчас она ее читает!

Фрэнк Скадамор, восемнадцати лет, был представителем английской золотой молодежи.

Родившись с серебряной ложкой во рту, выросший среди изобилия, наследник обширного поместья, он считался лучшим обществом для девочек и девушек, которые станут женщинами и женами.

Не одна мать, у которой дочь на выданье, внесла его в список «желаемых».

Вскоре стало очевидно, что этим леди придется его вычеркнуть из списка: молодой человек сосредоточил все свое внимание на девушке без матери – Бланш Вернон.

Он провел достаточно времени в Вернон Парке, чтобы хорошо познакомиться с достоинствами своей кузины. Мальчиком он полюбил ее, юношей стал ею восхищаться.

Ему никогда не приходило в голову, что что-то может встать между ним и его надеждами, вернее желаниями. Зачем ему говорить о надеждах, если весь опыт жизни научил его, что всякое его желание исполняется?

Он хотел Бланш Вернон; и не сомневался, что получит ее. Он даже не думал о том, что нужно приложить какие-то усилия, чтобы получить ее. Он знал, что его отец, лорд Скадамор, благожелательно смотрит на этот союз; и что столь же благожелательно настроен и ее отец. Ниоткуда не ждал он препятствий и поджидал только, пока молодая возлюбленная будет готова стать его женой. Тогда он сделает ей предложение, и оно будет принято.

Он не думал о своей собственной молодости. Считал, что в восемнадцать лет он уже мучнина.