У корабля отурков действительно не было. Черная туша непривычной приплюснутой формы развалилась у самого берега, вонзив гнутые клешни в песок. Ни окон, ни люков, ни даже маленьких щелочек на гладком зализанном корпусе не наблюдалось.

Беляк и Раж осмотрели корабль с обеих сторон, разглядывали даже в подзорники. Ничего.

– И что дальше? – Раж спросил это, словно говоря: «Ты предложил, ты и думай».

– А я знаю? – огрызнулся было Ачаду, но рассуждать все же принялся: – Смотри, ни трапов, ничего другого… На основу они так просто выйти не могли. С берегом контачит только нос. Получается, что вышли из него.

– Если у них корабли летают – может, и сами отурки умеют, – возразил Раж. – А даже если и через нос вышли – в нем что, люк имеется?

Ачаду молча подошел к широкому клиновидному носу. Дотронулся и быстро отдернул руку:

– Теплый!..

– Дальше-то что? – опять спросил Раж и плюхнулся на песок. Беляк присел рядом с другом.

Сидеть вот так, на песочке, и ни о чем не думать было очень приятно. Но думать как раз было нужно, мало того – жизненно необходимо. Или они попадут в корабль (что делать дальше – это другой вопрос), или встреча с отурками неизбежна – здесь тоже есть варианты: просто дожидаться их или идти навстречу, причем, что так, что иначе – конец одинаков, даже если прикончить перед смертью парочку-другую врагов. Поэтому друзья все-таки думали, по мере своих возможностей и способностей к фантазированию.

– Наверное, у них «открывашка» с собой, – сказал наконец Раж, – какой-нибудь излучатель. Эх, взять бы хоть одного отурка, потрясти!..

Ачаду не стал даже комментировать измышление друга. Вместо этого он предложил свое:

– Может, они звуками какими-нибудь их открывают?

– Ага, просят: «Откройся, кораблик!»

– Может, и так. А может, им достаточно подумать об этом.

– Давай и мы будем думать. – Раж придурочно выкатил глаза и не менее придурочно забормотал, поводя руками: – Откро-о-ойс-с-ся! Откро-о-ойс-с-ся!.. Это мы, твои хозяева!

А Беляк принялся свистеть и хлопать в ладоши. Потом он вспомнил о дусосе, вынул игрушку из-под мундира и дунул изо всех сил. Дусос издал нечто похожее на стон. Или скрежет… Друзьям показалось, что это заскрежетал сам корабль; клиновидный нос разошелся вдруг на две заостренные губы, одна из которых задралась почти вертикально, а вторая мягко легла на песок.

– Ого! Вот так открывашка! – уважительно-изумленно уставился Раж на деревянную игрушку. Ачаду удивился не меньше приятеля, разглядывая дусос, будто увидел его впервые.

– Пойдем, пойдем! – вскочил Раж. – Вдруг он снова закроется!

– Погоди. – Беляк достал автомат и навел его в зловещую темноту. – Там могут быть отурки…

Но напали отурки не из трюмных глубин. Приятели не успели сделать к кораблю и шагу, когда сзади раздался гулкий хлопок. И одновременно с ним черный борт расцвел сиреневой вспышкой. В синхронном кувырке Беляк и Раж распластались на песке – пятками к раззявленной железной пасти. Из-за за кустарника, скрывающего подножие холма, к ним шустро топали три шестируких «головолапа», как прозвали врагов солдаты. Возвратились ли они из города, или это были те самые отурки, что прибыли из леса с той стороны холма, друзья так и не поняли. Да и какая разница? Главное, что у них в руках было оружие, и они недвусмысленно целились в людей.

Мигнула сиреневым длинная трубка в руках ближнего головолапа. Хлопнуло, завыло, подняло дыбом волосы, прокатилось по коже игольчатым шаром, и песок перед Ачаду сиренево вспыхнул, колыхнулся и, обжигая голые участки кожи, засыпал друзей с головы до ног. Откатившись в сторону, Беляк, не оборачиваясь, крикнул:

– Ползи в корабль! Я прикрою! – И нажал на спусковой крючок, привычно посылая пули, как на стрельбах, – в глаза, конечности, в рот и в центр. Ближний отурк рухнул. Но два выстрела оставшихся врагов слились в единый воющий хлопок. Одновременно со вспышками Ачаду дернулся вбок и увидел, как разметало песок в том месте, где он только что лежал. А еще – тошнотворно запахло паленым. Беляк метнулся взглядом к Ражу и вместо рыжеволосого товарища увидел дымящуюся головешку.

– А-а-а!!! – завопил он, бездумно вскакивая в полный рост, и принялся поливать автоматным огнем черные фигуры отурков – уже не целясь в конкретные точки. Враги беззвучно повалились в песок.

Ачаду прыгнул было к Ражу, но тут же, зажмурившись, отдернул голову.

– Ра-а-аж!.. – простонал он и снова вскинулся, поводя стволом автомата в разные стороны. Как бы хотел он сейчас увидеть отурков! Хоть одного, хоть десяток, хоть сотню! Он бы стрелял и стрелял в них с упоением до тех пор, пока не кончились бы патроны, или пока сам не превратился бы в вонючий кусок обугленной плоти.

Но врагов поблизости больше не было. Если только они не следят сейчас за ним из плотного мрака корабля. Ачаду направил ствол в тревожную темноту и двинулся к трапу. Поднимался медленно, затаив дыхание. Внутри было тихо. Так тихо, что щелчок сдвинувшихся «губ» за спиной заставил его подпрыгнуть. В корабле воцарилась кромешная темень.

«Ну, попал! – подумал Беляк. И мысленно спросил сам у себя: – Теперь-то что?»

Этого Ачаду не знал. Вместо ответа он снова поднес к губам дусос – скорее машинально, чем рассчитывая на что-то еще. Теперь он подул осторожно, издавать громкие звуки в давящей темноте почему-то не хотелось. Дусос жалобно провыл. Корабль мягко качнуло. Беляк невольно присел на корточки.

Корабль явно двигался, хотя снаружи не доносилось ни звука. Но ощутимое ускорение заставило солдата сесть на пол. Летел корабль или просто скользил по «озеру», было, конечно, не понять.

«Ай да дусос! – восторженно недоумевал Ачаду. – Ай да Хепсу! – вспомнил он ученика. – Как же он умудрился сделать такую штуковину, что ее слушается техника отурков?!»

Вспомнив про отурков, Беляк осознал свое нынешнее положение. Неясным его назвать было бы очень мягко. Положение было пугающим своей непонятностью и гнетущим своей неизвестностью. Раз корабль движется, значит, им кто-то управляет. А кто им может управлять, кроме врагов? Ведь не дусос же, в самом деле!

Мрачная темнота была настолько полной, что не приходилось даже надеяться на то, что глаза к ней когда-нибудь привыкнут. Человеческие глаза! Для отурков, возможно, и в этой черноте все было видно. И то, что никто пока не напал на Ачаду, могло говорить, например, о том, что отуркам (или отурку, если он – единственный на борту) просто сейчас не до него – они управляют кораблем. Но, если тварей несколько, хотя бы одна может наконец поинтересоваться пленником. Или даже попробовать его на вкус.

Ачаду решил не ждать, тем более, что ничего хорошего дождаться ему все равно не светило. Нужно было найти кабину управления. Во-первых, если где отурки присутствуют точно, то это именно там. Во-вторых, на пульте, или как он называется на вражеском корабле, наверняка имеется что-либо светящееся – индикаторы, лампочки какие-нибудь… Значит, можно будет хоть как-то сориентироваться – прицелиться, в конце концов!

Оставалось решить очередную проблему, а именно – найти этот пульт управления. Корабль все еще продолжал ускоряться, так что направление движения Ачаду чувствовал. А уж то, что пульт находится скорее всего в носовой части, он принял за аксиому. Поэтому, растопырив руки (не выпуская из одной автомат) и согнув ноги в коленях, он медленно и осторожно двинулся по проходу. Временами он касался холодных гладких стен, а вскоре почувствовал, как резко пошел на подъем пол. Беляк с трудом сделал еще несколько шагов, поднял руки и ощупал потолок: так и есть, тот изогнулся книзу. Причем, чем дальше, тем сильнее сходились две плоскости. Наклон стал непреодолимым. Но Ачаду и так уже понял, что это и есть тот самый нос, те самые «губы»-створки, которые раскрывались, когда «приглашали» их с Ражем войти в корабль.