В лаборатории Ольга чувствовала себя почти как в собственном доме: все приборы, посуда, реактивы стояли на своих местах, повинуясь непоколебимому порядку, заведенному хозяйкой.

Едва завидев начальницу на пороге, Катя поинтересовалась:

— Ольга Васильевна, вас правда переводят в старшие научные?

— Вроде бы правда… А что, уже об этом говорят?

— Практически все, — многозначительно выразилась Катя.

— И как воспринимают? — теперь любопытство посетило Ольгу.

— По-разному. Есть и недоброжелатели, как мне кажется.

Катя была натурой скрытной, и выпытывать конкретные имена Ольга не стала. Она и сама подозревала, кто именно мог почувствовать себя недовольным.

До обеденного перерыва ни Катя, ни Ольга Васильевна больше не возвращались к этой теме.

Мирно работали приборы, вовсю накалялись электроплитки, гудел вакуумный насос.

Из-за шумового фона Ольга не сразу расслышала негромкий телефонный звонок.

«Неужели опять Захаров? — с явным неудовольствием подумала Ольга. — Ну, сейчас я ему выскажу».

— Алло!

В трубке молчали.

— Алло! Я вас слушаю.

— Ольга Васильевна, — голос был незнакомый, а вернее, измененный: то ли женщина пыталась говорить мужским голосом, то ли мужчина — женским.

— Да, это я. С кем, простите я разговариваю?

— С коллегой. Видите ли, голос сделал паузу, — мне нужно сообщить Вам нечто важное.

— И что же?

— Отнеситесь, пожалуйста, к этому известию спокойно. Очень Вас прошу.

— Говорите же, наконец!

— Ваш супруг Вам изменяет, Ольга Васильевна.

— Что? Кто Вы? Как Вы смеете мне звонить и сообщать подобную клевету?

— Это не клевета. Вы скоро сами убедитесь, что это чистая правда.

На том конце положили трубку. Ольге тоже ничего не оставалось, как опустить свою трубку на рычаг.

Часы показывали десять минут второго. Институт опустел и затих. Почти все сотрудники ушли на обед. Очевидно, «коллега» хорошо знал, что Ольга обычно уходит обедать позже, чем другие. И он или она выбрал самое удобное время для анонимного звонка.

Подобное сообщение не может оставить равнодушной ни одну женщину. Взволновало оно и Ольгу.

«Что, если это правда? — думала она. — Растегаев, по мнению давно знающих его коллег, никогда не отличался особой моральной устойчивостью. Но ведь я бы почувствовала! Впрочем, что именно я бы почувствовала? То, что он стал относиться ко мне по-другому? Но как? Если он никогда не относился ко мне с особым трепетом, он никогда не испытывал обвальной страсти?.. А это значит, что никаких изменений я не могу почувствовать. Он запросто может скрывать от меня все, что угодно».

Ольга отключила насос, поместила в бюкс отфильтрованные кристаллы и вышла из лаборатории.

«Кто же это мог позвонить? Скорее всего, сотрудник института, возможно, из недовольных не только Ольгиным успешным браком, но и предстоящим повышением по службе. Иначе — почему звонок раздался именно в день, когда должен быть подписан приказ?»

Этим весьма приблизительным приметам могли соответствовать слишком многие. Впрочем, личность анонимного абонента очень скоро перестала интересовать Ольгу: она была незлопамятна.

Остался единственный вопрос: «Неужели Растегаев мне действительно изменяет? Неужели и Растегаев — как все?»

Вспомнилось определение, которое дала академику Таня: «Дон Жуан-переросток».

Ольга успокаивала себя утверждением, созданным по всем законам железной логики: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».

А после обеда приказ по институту уже был готов. Ольга становилась и.о. старшего научного. И в ее душе оспаривали пальму первенства два чувства: безоблачной радости и ожидания невесть откуда грозящей опасности.

Она поднялась в кабинет мужа, просторный, но заставленный сувенирными безделушками.

— Оленька, я подписал приказ.

— Ты даже не представляешь, какая утечка информации происходит из твоей приемной! Об этом злосчастном приказе весь институт знал по крайней мере за неделю.

— Ну и что? Пусть позавидуют. Не у всех же такая золотая головка, как у моей Оленьки.

— Золотая, — как эхо, повторила Ольга, и дотронулась до головы китайского фарфорового болванчика, который стоял на одной из многочисленных полочек. — Забавный божок.

— Его подарил один китайский химик. Представляешь, ему удалось синтезировать наиболее биологически активные компоненты женьшеня. Он работал…

— Юра, дай ключи от машины, — прервала мужа Ольга, научившаяся этой манере у самого же академика.

— Да, вот, пожалуйста, — он протянул ключи и только потом осмелился спросить: — А куда ты собираешься ехать?

— Покатаюсь, Юра, покатаюсь…

— Может быть, тебе не следовало бы ежедневно срываться со службы раньше времени. Все-таки…

— Старший научный?

— Да, и это тоже.

— Не волнуйся, я уйду часов в пять. Тебя устроит?

— Пожалуй, — и добавил: — Только прошу: не задерживайся, возвращайся домой вовремя.

Ольга ничего не ответила и, позвякивая ключами, вышла из кабинета. Яркий брелок, казалось, вселял в нее еще большую уверенность в жизни.

Возвращаясь в свою лабораторию, директорская жена заметила, что мир вокруг нее изменился. Ее скромная персона вновь, спустя полгода после последней вспышки, вызывала всеобщий интерес.

Ольга ощущала себя белой ланью в королевском лесу, на которую была запрещена охота, но страждущие охотники все равно следили за каждым ее движением. Растегаева даже испытывала чувство легкого азарта. Ключи ритмично и воинственно позвякивали в кармане ее накрахмаленного до «консистенции» доспехов халатика.

Катя, вопреки всем ожиданиям и требованиям начальницы, не занималась делом, а тихонько плакала в уголке лаборатории. Завидя Ольгу, она шустренько вытерла слезы и ринулась мыть грязную посуду.

— Отдыхай, Катюша, — Ольга понимающе отстранила девушку от раковины, — я справлюсь сама.

— Нет, что вы, — всхлипывала Катя.

— Можешь идти домой, — позволила Растегаева, но не стала лезть подчиненной в душу.

— Спасибо, — тихо поблагодарила Катя и стала собираться.

Ольга за несколько месяцев совместной работы успела хорошо изучить характер девушки и знала, что без причины она не впала бы в столь жалкое состояние.

Дверь за Катей закрылась. Новоявленная старшая научная продолжала мыть колбы, переходники, холодильники, воронки…

Зазвонил телефон.

— Слушаю Вас.

— Ольга Васильевна, дообеденный евнухоподобный голос вновь старался звучать вежливо, — здравствуйте.

— Чтоб вы сдохли, черт побери, с вашим «здравствуйте», — весело ответила Ольга и нажала на рычаг.

Телефон зазвонил снова.

— Вы можете бросить трубку, дорогая, но от этого вашего жеста все равно не исчезнут доказательства, подтверждающие наше недавнее сообщение. Мы передадим их Вам на днях.

Ольга снова нажала на рычаг, чуть-чуть превысив необходимое усилие. Аппарат жалобно динькнул.

Она снова была уверенной в себе и сильной женщиной. Такой, какая и завоевала академика Растегаева. Она готова была выдержать нелюбовь хоть всего института.

«Девятка» завелась сразу. Моросил дождик, безрадостный, как сама жизнь. Ольга включила дворники, и ритм их движения внес в настроение некоторую определенность.

Ехать «в белый свет, как в копеечку» не хотелось. Дальние блуждания по Москве остались во вчерашнем дне.

Повинуясь пришедшей в голову идее, Ольга поехала к дому Тани и Миши, не предупредив их звонком, но надеясь застать друзей дома.

Растегаева с трудом припарковала машину, проклиная тесноту и неудобство центра, и скоро уже звонила в дверь коммуналки. Ей открыл Миша. В этом не было бы ничего удивительного, если бы он, завидя Ольгу, не смутился так, как смущается мужчина, когда открывает двери жене, а в квартире все еще «случайно задерживается» любовница.