Однако его заявление было проигнорировано шефом Специального отдела. Тот произнес:

– Разумеется, вы никому об этом не скажете.

Такое заявление очень удивило Герберта. Мюллер скрестил руки на груди.

– Это почему же? – хмыкнув, поинтересовался он. – Если вы следили за фон Дитрихом, где гарантия того, что вы подобным образом не прослушиваете разговоры других граждан? Конечно, я заявлю об этом! А что мне помешает?

Позиция Герберта в этом вопросе была очевидна. Молодой политик из партии, которая, как они сами утверждают, отстаивает права народа, все больше раздражал шефа Специального отдела. Мюллер был уж слишком уверен в своей правоте. Его слепая преданность фон Дитриху и делам партии могла привести к весьма неприятным для него самого последствиям. Но заявления подобного рода, которые он сейчас клялся сделать, могли расшатать всю систему. С Мюллером надо было что-то делать.

– В таком случае на вашем компьютере будут найдены некие компрометирующие документы, свидетельствующие о вашей причастности к «Сопротивлению». Вас арестуют и будут судить за пособничество радикальной фракции и государственную измену, – спокойно ответил шеф Специального отдела, откинувшись на спинку своего кресла.

Раздражение на лице Герберта сменилось напряжением. И снова он столкнулся с суровой реальностью. Либо он будет держать рот на замке, либо его самого упрячут под замок. Выбор невелик. Герберт совершенно не собирался молчать о том, что он узнал, однако перспектива пойти под суд за пособничество радикалам его не устраивала больше. Мюллер поджал губы и опустил голову.

– Это шантаж, – заявил он, исподлобья глядя на собеседника. – Чистой воды давление на политического деятеля.

– Это все ради вашего же блага, – ответил тот. – Я всего лишь предупреждаю вас о том, что может произойти, если вы не будете держать язык за зубами. Вы слишком много говорите, Мюллер, и в этом вся трудность. Так что будьте хорошим мальчиком и помалкивайте.

На этот раз Герберт героически промолчал. Шеф позволил себе улыбнуться уголком рта. Наконец-то Мюллер усвоил урок.

– Мы наблюдаем за фон Дитрихом уже довольно давно, и его деятельность стала постепенно вызывать подозрения, – заговорил шеф СО, поднимаясь с кресла. – По личной просьбе Канцлера мы следили за этим человеком, и наши опасения подтвердились. Доказательства лежат сейчас перед вами.

Герберт скользнул взглядом по папке со злосчастными бумагами.

– Мне все равно, кто приказал вам следить за фон Дитрихом, пускай даже сам Канцлер, – заявил он. – Это все клевета и попытка очернить Альбена. Никогда в жизни я не поверю в эту чушь!

Сказав это, Мюллер устремил решительный взгляд на шефа Специального отдела. Тот покачал головой.

– Ваша позиция мне предельно ясна, – сухо заявил он, глядя на сидящего Герберта сверху вниз. – Моей задачей было предупредить вас о последствиях ваших возможных действий. Помните: один неосторожный шаг, одна случайно произнесенная фраза, и вся ваша карьера и жизнь полетят в бездну позора, от которого вы вряд ли сможете избавиться.

Герберт еще несколько секунд сверлил человека в черной форме гневным взглядом, не стесняясь демонстрировать свое неодобрение и недовольство. Что он себе позволяет? Кем бы он ни был, это уже переходит все рамки. Однако Герберт не может ничего предпринять: у него теперь оказались связаны руки. Перспектива подвести Альбена, где бы он сейчас ни был и в каком положении ни находился, не устраивала его больше, чем давление, с которым Мюллер справлялся слабо. Но на этом разговор был окончен. Герберт Мюллер не сказал больше ничего и в сопровождении своего эскорта покинул кабинет начальника штаба. Тот еще несколько секунд стоял молча. С политиками столько возни, а особенно с этими «правозащитниками» из «Объединения». Они вечно стремятся высказывать свое мнение, лезут под руку со своими предложениями, что не всегда бывает уместно. Вся суть этого разговора заключалась в том, чтобы как следует надавить на Герберта, даже запугать его, показать, кто должен вести эту партию. Пока что удалось заставить Мюллера замолчать, но надолго ли это? Наконец, хозяин кабинета подозвал к себе человека в форме, стоящего в тени возле двери.

– Полковник, присмотрите за этим Гербертом Мюллером, – попросил шеф. – Мне кажется, с ним могут возникнуть серьезные трудности.

Хождения по коридорам штаба в сопровождении агентов Специального отдела явно были не по душе Герберту. Он чувствовал себя, словно под прицелом. Но ведь так оно и было. Эти люди могли выстрелить в любой момент. Мюллера больше волновало то, что он услышал. Канцлер объявил в розыск Альбена за причастность радикалам «Сопротивления», и сам Герберт тоже может обнаружить свое имя в этих списках. Давление со стороны шефа СО было больше похоже на угрозу. Вот так людей, которые желают что-то изменить в стране к лучшему, заставляют молчать и безмолвно взирать на все происходящее. Жизнь в тюрьме, ложь в эфире… Герберт давно подозревал, что в Германии все не так гладко, как кажется, а теперь он знал это наверняка, однако у него были связаны руки. Он, Мюллер, оказался под колпаком. Даже зная правду, он вынужден был молчать: мало ли, где притаилась опасность. У Специального отдела повсюду шпионы.

Выйдя, наконец, на свежий воздух, Герберт смог вздохнуть с облечением. Его выпустили на свободу живым. Вдохнув полной грудью, Мюллер первым делом нашел на доме табличку с названием улицы. Он был достаточно далеко от своего места работы, однако решил, что прогуляется пешком. Дул ветер. Герберт натянул повыше воротник пальто, вжал голову в плечи и, засунув руки в карманы, уныло поплелся обратно в офис.

Настроение Герберта было безнадежно испорчено. От былой радости не осталось и следа. Вместо этого появилось чувство угнетенности, острой беспомощности и безнадежности. Осознание того, что он ничего не может сделать, подавляло все остальное. Герберт чувствовал себя потерянным. С загадочным исчезновением Альбена словно весь мир свалился на плечи Герберту. Мюллер крутился, как белка в колесе, из стороны в сторону, стараясь везде успеть, и все это его изматывало. А теперь ко всему этому добавилось еще и чувство безысходности. Страшные вещи сейчас творились в мире, и случай Герберта, скорее всего, вовсе не единичный. Быть может, где-то за границей тоже используют подобные меры контроля. Но это не оправдывало их использования! Это нарушение прав человека! Хотя, какая сейчас уже разница, когда определенные люди сами подстраивают под себя все правила…

Вернувшись в офис, Герберт первым делом написал электронное письмо Альбену. В нем он рассказал, что фон Дитриха объявили в розыск, а сам Герберт, после заявления о его невиновности, оказался под колпаком Спецотдела. Мир катился в неизвестном направлении.

Отправив письмо, Мюллер окинул тоскливым взглядом свой кабинет. Герберт был издерган и загнан в угол, и это его угнетало. Допив уже остывший кофе, он развернулся к окну. Начало марта. Снег начинал таять, обнажая грязную землю. Именно это сейчас видел Герберт и в происходящем: лощеная маска Спецотдела была снята перед ним, и Мюллеру открылась темная правда о том мире, где он живет. Все было устроено слишком сложно, но затушевано так, что не за что зацепиться. Альбена в Берлине сейчас очень не хватало. Мюллер очень надеялся, что фон Дитрих все-таки прочитает его письмо и напишет ему ответ хоть в пару строк.

Альбен не упускал из виду новостей своей страны, и он был весьма удивлен известием о том, что его разыскивают за пособничество «Сопротивлению». Первый вопрос, который возник у Альбена: как они узнали? Ведь он действительно работал на подпольную фракцию, но тщательно маскировался. Каким-то образом Канцлеру стало известно, что фон Дитрих – двойной агент. Это сильно усложняло ему жизнь. Он все еще являлся лидером «Объединения», и подобные высказывания в его адрес могли отрицательно повлиять на всю его партию, а подставлять своих людей под удар из-за своих просчетов и ошибок Альбен не хотел бы.