Но Кубанское сражение навсегда оставило в сердцах летчиков и боль тяжелых утрат. Многие боевые друзья, внесшие свою лепту в победу, не раз выходившие победителями в ожесточенных схватках с врагами, спят вечным сном в кубанской земле. Стоят теперь в молчаливой суровости, навеки запечатлев героизм тех военных лет, памятники над могилами героев в кубанских станицах.

В станице Калининской, перед красивым зданием средней школы, возвышается бюст Вадима Фадеева, близкого друга и однополчанина А. И. Покрышкина, а в центре парка — бюст Дмитрия Коваля. В городе Славянский, тоже в парке, похоронен Николай Кудря, любимец полка, всегда жизнерадостный, не знавший усталости…

Одних похоронили с почестями, другие, как летчики Вазиян и Кудряшов, таранившие вражеские самолеты, ушли из жизни, не оставив после себя даже могил. Где-то безымянной осталась и могила Володи Канаева. 26 мая в бою погиб Николай Кудря, заслуживший звание Героя Советского Союза, но не успевший еще получить Золотую Звезду и орден Ленина.

В июне 1943 года в небе Кубани настало затишье. Назревали сражения на других участках фронта.

Летчиков 9-й авиадивизии ждали грядущие бои за освобождение Украины: начались бои за Донбасс. В этих и других боях, где бы они ни проводили их впоследствии, кубанская закалка давала себя знать весьма положительно.

Вражеская авиация окончательно утратила свое господство в небе именно в боях на Кубани.

Итак, в небе Кубани наступило затишье. Лишь изредка небольшими группами появлялись немецкие самолеты над линией фронта, но еще реже вступали они в воздушные бои. Основную часть своей авиации противник перебросил в район Курской дуги.

Наши части, базировавшиеся на Кубани, продолжали боевые действия в интересах наземных войск. К этому, времени в ряды полка вливалось новое пополнение молодых летчиков из запасного авиаполка. Среди них особенно выделялись хваткой летчика-истребителя Петр Гучок, Григорий Дольников, Валентин Караваев, Иван Кондратьев, которым в будущем суждено было стать замечательными мастерами воздушного боя, совершить немало героических дел, приумножая славу полка. В боях на Кубани они успешно вошли в строй — получили первую закалку.

Валентин Караваев стал ведомым Бельского, первым его учеником. С Петром Гучком, Григорием Дольниковым и Иваном Кондратьевым в дальнейшем тоже оказалась тесно связанной его фронтовая биография.

2 августа 9-я дивизия вылетела в район северо-восточнее Таганрога, там она вошла в состав 8-й воздушной армии, которой командовал дважды Герой Советского Союза Т. Т. Хрюкин. Назревали события на небольшой приазовской речушке Миус. Отсюда вскоре началось наступление наших войск на юге за освобождение Приазовья и Донбасса.

На картах обозначались населенные пункты: Филинский, Ново-Александровка, Октябрьский. Возле них авиаторы базировались на специально подготовленных аэродромах, но самих населенных пунктов зачастую не было. Их поглотила война. Лишь кое-где были заметны следы зданий, да чудом сохранившиеся отдельные фруктовые деревья напоминали о том, что недавно здесь жили люди.

Фашистские летчики уже не могли систематически противодействовать нашей авиации. Противник все чаще избегал вступать в открытые воздушные бои. Он нападал главным образом, когда имел возможность сделать это внезапно или имел численное превосходство. Все чаще фашисты стали наносить коварные удары по нашим самолетам на аэродромах.

Эти тактические хитрости враг начал применять еще на Кубани, когда уже не мог сколько-нибудь успешно противодействовать нашей авиации в открытых поединках. Несколько раз появлялись его истребители над аэродромами, камнем пикируя с большой высоты. Иногда огнем пушек и пулеметов им удавалось повредить стоящий в капонире самолет, иногда кто-то из личного состава бывал ранен, но в целом большого успеха фашисты уже не добивались. За все время таких налетов авиаторам пришлось пережить лишь один раз горечь тяжелой утраты.

А было это так. С аэродрома у станицы Поповической взлетала группа в составе четырнадцати самолетов 100-го полка. Первые самолеты, поднявшиеся в воздух, еще собирались в боевой порядок, когда на большой высоте со стороны солнца появились две пары «мессершмиттов». Взлетевшим последними хорошо было видно, как камнем устремились они вниз, нацелившись на самолеты, которые поднялись первыми. Противодействовать падающим с высоты «мессерам» наши летчики не могли, так как после взлета шли с набором высоты на малой скорости. Атакованные фашистами летчики не имели возможности по той же причине и предпринять резкий маневр, чтобы уклониться от удара.

Гитлеровцы открыли огонь с большой дистанции, корректируя его по трассе, и, не выходя из пикирования, проскочили ниже наших самолетов, а затем на бреющем полете с максимальной скоростью ушли в сторону линии фронта.

Летчикам показалось, что все обошлось для них благополучно. Но вдруг один самолет перевернулся на спину, вошел в нисходящую спираль, а затем в крутом пикировании врезался в землю. Это был самолет Владимира Панаева.

Талантливый летчик из Серпухова, десятки раз выходивший победителем в воздушных боях, стал жертвой коварных действий фашистских асов.

И на Миусе гитлеровцы прибегали к подобной тактике. Избегая вступать в открытые воздушные бои, они внезапно нападали на наши самолеты из-за облаков или со стороны солнца небольшими группами: чаще всего одной-двумя парами вблизи аэродрома или на подходе к линии фронта. Командир дивизии Дзусов почти ежедневно предупреждал летчиков:

— Противник потерял свое былое господство в воздухе. Его воздушные пираты все реже осмеливаются вступать в открытые воздушные бои с нашими самолетами. Но пусть это обстоятельство не притупляет вашей бдительности. Враг коварен, и он все чаще будет прибегать к хитрости, чтобы наносить нам ощутимые удары!

Запомнился летчикам своими печальными последствиями один из первых августовских дней на Миусе. Как только прибыли они рано утром на аэродром Октябрьский, начальник штаба полка сообщил Бельскому, что на задание он не пойдет, так как по делам службы его вызывают в штаб воздушной армии.

«А как же Караваев? Полетит без меня?» Словно почувствовав недоброе, Бельский обратился к командиру полка Сайфутдинову с просьбой в его отсутствие не посылать Караваева на задание. Командир полка согласился с этой просьбой. Но то ли он забыл передать указание командиру эскадрильи, то ли сам Караваев настоял — он вылетел на задание как раз перед самым возвращением его ведущего Бельского. И не вернулся. После успешно проведенного воздушного боя возле Федоровки он был внезапно атакован выскочившей из-за облаков парой «мессершмиттов»…

Валентин Караваев был первым учеником, ведомым Бельского. Когда началась война, он еще учился в одной из московских школ. Потом был курсантом Ейского авиаучилища. Когда группа, в составе которой он находился, прибыла на Кубань, Бельский выбрал его себе ведомым, очень понравился он ему. В нем сочеталась скромность, внимательность и дисциплинированность. Был он по натуре жизнерадостным, умел в свободное время задушевными беседами увлекать других. По-настоящему любил поэзию и не раз удивлял всех, цитируя целые страницы из Пушкина, Лермонтова и Маяковского.

В полетах Бельский старался оберегать его от ошибок, учил точно выполнять команды, правильно строить маневр, предостерегал от излишнего азарта в бою. Был к нему очень требователен, не прощал самых незначительных оплошностей. А вот теперь, потеряв его, не мог сдержать слез. Казалось, потерял самого дорогого ему человека. Хотелось Бельскому немедленно идти в бой, отомстить за него, за его смерть. Дзусов, видя такое его настроение, приказал командиру полка:

— В бой Бельского не пускать! Пусть уляжется боль… Бить немцев надо рассудком, а не чувством. Не то сам погибнет…

Когда взволнованный Бельский упрекал летчиков за то, что не уберегли Караваева, к нему подошел его товарищ по училищу Григорий Дольников: