Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Сволочи! — бросил карты Фельдман. — Ну и шуточки у вас!

Усова, вытянувшегося за лето в трость и равномерно загоревшего, облюбовала одутловатая, с большим непрерывным стажем проводница. То, что Усов согласился помочь ей разносить чай, было показательным в принципе, знаменательным в его судьбе и бросалось всем в глаза. От «северного сияния» вагон ходил ходуном. Поезд так мотало, что чаю оставалось на дне, когда стаканы достигали пассажиров. Усов еле держался на ногах. Пассажиры с пониманием терпели недолив.

Отработав смену, проводница пригласила зеленого, словно побег бамбука, Усова к себе в подсобку и принялась отдавать должное его стройному, как лыжная палка, телу. А вот Усов по неопытности отдать должное без побочных эффектов не смог. На первых порах все шло нормально, и тряска на стыках даже помогала процессу. Но в самый ответственный момент организм не вынес двойного давления изнутри и его потащило вразнос. Сначала прорвало верх, и Усов, что называется, метнул харч непосредственно из положения лежа. «Суповой набор», — мелькнуло у него в голове. Догадка подтвердилась набор, к которому почти не прикоснулись ферменты, ушел по дуге прямо на форму проводницы, аккуратно сложенную у изголовья, и по инерции наполз на увенчанную кокардой фуражку.

А потом прорвало и все остальное.

Это было первое боевое крещение Усова. По причине закомплексованности до этого случая он практически не делал самостоятельных попыток стать настоящим человеком. В групповой гульбе участвовал, а так нет.

Усов понимал, что через секунду его выдворят из служебного купе и ему придется стоять в коридоре с трусами в руках и икать. Но не тут-то было. Прибравшись, насколько было возможно в этой ситуации, проводница продолжила приголубливать Усова и выпроводила его только под утро.

Друзья нашли Усова похожим на винторогого козла. Обломанного и потерянного, они отвели его к себе и уложили досыпать согласно купленному билету.

Слегка подпорченная железнодорожная форма стала причиной драмы, участие в которой принял весь состав.

Бригадир поезда, состоявший с проводницей в особых производственных отношениях, имел на нее виды. Он усек, что пассия находится на посту в чужом занюханном трико, а не в униформе, которую он ей организовал раньше, чем вышел срок носки предыдущего комплекта. Угрожая увольнением, бригадир выпытал у подчиненной всю подноготную — почему и каким образом спецовка оказалась некондиционной. Проводница выложила секрет с большим апломбом и удовольствием. Реакция бригадира получилась неадекватной. Он вздумал воздействовать не по женской линии, а прямиком на Усова — поднял его, сонного, с полки и принялся окучивать. За Усова вступился оказавшийся рядом Артамонов. Он произвел свое привычное движение головой и угодил прямо в губы бантиком. Фронтальная проекция товарища бригадира отпечаталась на перегородке. Обыкновенно в таких случаях требовалась накладка швов. Бригадир ретировался, но через час собрал всех проводников и атаковал «дикарей».

Драка началась одновременно в нескольких купе. Общими усилиями с Татьяной, которая старалась всех разнять и только мешала бойне, под улюлюканье и свист люди при исполнении были вытеснены в тамбур. Матвеенков захлопнул за ними дверь и, подперев ее плечом, отчаянно удерживал ручку. Чтобы снова ворваться в вагон, проводникам пришлось разбить стекло двери кочергой и таким образом отвоевать ручку у Матвеенкова. Тогда Леша придумал простенькую схему — он схватывал ближайшего из нападавших, затаскивал его в тыл и отдавал на откуп Решетневу и Мучкину. Те поставили дело на поток брали проводников за уши и нанизывали сначала на голову, а потом на колено — два притопа, три прихлопа. Пунтус с Нынкиным оттягивали измочаленные тела в «тенек» и складывали в несколько ярусов. С помощью конвейера управились достаточно быстро. Оставалось только смыть кровь со штанов.

Хозяева поезда позорно отступили в бригадирский вагон.

— Ну, Усов, вечно из-за тебя куда-нибудь влипнешь, — сказала Татьяна, когда все улеглось. — Уединиться с дамой — на это ты уже способен, а вот постоять за нее — все еще нет. Делаю тебе замечание.

— Ты же видела, сколько их налетело, этих кондукторов!

— Но к тебе лично имел претензии только один — бригадир.

— Ну и что?

— Ничего. Если бы ты в ответ ударил его сам и не вынуждал Артамонова, то никакой потасовки не было бы.

— Не скажи. Разрядка назревала сама по себе. Все равно бы мы за что-нибудь зацепились. А тут получилось очень кстати. Отыгрались за поселенцев. Я же видел, что все молотили с таким смаком, с каким жаждали повырубить ссыльных, когда те собирались поджечь нас в Пяткое. Ну, когда мы чуть не пришибли колами Матвеенкова. А что касается бокса, то ты же знаешь, Танечка, я занимаюсь бегом по пересеченной местности.

Третий трудовой семестр породил в институте новую высокую моду. Считалось, что нужно везде, включая занятия, ходить в стройотрядовских зюйдвестках. После того как на конкурсе эмблем художества «Пармы» на куртках заняли неофициальное первое место, Татьяна перестала снимать с себя студенческую форму даже на ночь. Усов чуть не плакал. За лето он вымахал в почти двухметрового дяденьку и слезно просил художников «Пармы» нарисовать тайгу и солнце на только что специально для этого купленной брезентовой ветровке пятого роста.

Через неделю в институт приехал следователь.

Бойцы «Пармы» были вызваны в ректорат, где им объявили, что «дикий» отряд обвиняется в финансовых махинациях с руководством леспромхоза АН-243/8 и что по делу начато следствие.

Сообщение вышло неожиданным. Участники таежной вылазки не нашли в себе сил даже переглянуться. Больше других были поражены не ездившие ни на какой север и никаким образом к «дикарям» непричастные Соколов, Забелин, Бибилов, Бондарь и Марина. При всем удивлении они повели себя достойно — не закричали и не начали с ходу уверять ректора и следователя в непонятно как возникшем недоразумении. Просто они глубже других пожали плечами и без всякого вопроса взглянули на Климцова и Фельдмана.

В головах «дикарей» проносились возгласы, едва заметно отпечатываясь на губах: «Это какой-то просак! Этого не может быть! Здесь что-то не то! „Парма“ на такое бы не сподобилась! „Парма“ работала честно! Понятное дело, что до „красных гвоздик“ мы пока не дотягиваем — на Фонд мира пусть работают кому нравится — но и чужого нам не надо!»

Неожиданность грозилась разрастись до непредсказуемых размеров. Список бойцов «дикого» стройотряда не сходил с институтских уст. «Парма» получила известность самого отчаянного отряда. Каждого бойца знали в лицо. На переменах, на лекциях, на собраниях только и говорили, что об этом северном предприятии «Пармы», перенимали опыт, стенографировали впечатления. Судя по развернувшемуся ажиотажу, следующим летом на сплав в тайгу должны были отправиться самостоятельно не меньше десятка подобных формирований.

А теперь что ж получается? Уголовное дело? Вот так «дикари»! Только прикидываются романтиками, а сами хапуги и рвачи из рвачей. Ловко они закрутили это дело!

Находясь в положении, просматривающемся из любой точки, «Парма» восприняла сообщение следователя как удар ниже пояса, неизвестно кем и откуда нанесенный.

«Дикарей» развели по отдельным комнатам и предложили дать письменные объяснения. Всем под нос следователь совал статью кодекса, где говорилось о даче ложных показаний и как это пресекается законом.

С Климцовым, как с командиром отряда, следователь имел отдельный разговор. Климцов, словно перекошенный тиком, спрашивал, с чего все началось и что уже известно. Он высчитывал, в какой степени вранье может сойти за правду, а в какой — всплывет, как пустые желуди. Со стороны следователя было естественным сказать, что подоплека дела уже давно расшифрована и остается только распределить ответственность за содеянное в полном согласии с процентом участия. Потом добавил, что чистосердечное признание единственная ниточка, которая еще как-то может связать подследственного с дальнейшим пребыванием на свободе.

56
{"b":"51241","o":1}