Ветлы и березы уныло раскачивали над ними голыми верхушками с долгим, непрестанным шумом. Тишина была мертвая, только где-то по ту сторону села однообразно позвякивал колокольчик да далеко-далеко слабо тявкала собака.

Куприян и Васька двинулись обратно через выгон, зорко осматриваясь по сторонам. Прошли мимо огородов, мимо изб с черными слепыми окнами и вышли на площадь, посреди которой слабо белела в темноте церковная ограда.

— А может, поп вернулся? — заметил вполголоса Васька.

— Нет… должно, нет, — возразил так же тихо Куприян, — в окнах светится… должно, к ночи ждут.

Поповский дом, белый, с железной крышей, стоял рядом с большим лавочным амбаром. В одном окне его слабо светил огонь и видны были ситцевые занавески на окне и два горшка с цветами.

Куприян и Васька подошли к воротам.

— Собаки есть? — спросил Куприян.

— Должна быть, коли за попом не убегла…

— Ты стукни…

Васька слабо постучал в забор.

Со двора никто не отозвался.

— Должно, нет, — заметил Васька и поднялся на лавочку возле ворот. — Не видать.

— Лезь, — шепотом сказал Куприян.

Васька ловко и бесшумно поднялся над забором, посидел наверху, чутко прислушиваясь, и легко спрыгнул вниз. Щеколда тихо звякнула, и калитка отворилась.

Куприян вошел во двор.

Двор был большой, поросший травой и чистый.

Они тихо, крадучись, прошли мимо дома к конюшне. Васька попробовал рукой.

— На замке! — сообщил он.

Куприян в свою очередь пощупал замок, достал из кармана маленький ломик, заложил в петлю и нажал. Замок не поддался. Куприян нажал сильнее, что-то затрещало, и запор со звоном обрушился вниз.

— Эх, черт!.. — пробормотал Куприян.

Васька вздрогнул и оглянулся. Оба замерли, повернувшись к дому. Там было по-прежнему темно и тихо; в крайнем окне слабо брезжил свет.

— Дома один старый поп… батька молодого, заштатный… Он, чай, и глухой уже, — совсем старый! — прошептал Васька.

Куприян отворил дверь. Изнутри пахнуло теплым навозом и послышалось ласковое пофыркивание лошади, не видной в темноте.

Васька остался у дверей.

Все было тихо. Ветер слабо и глухо шумел у церкви в верхушках лип. В окне у попа мерцал огонек. В конюшне осторожно позвякивала уздечка, и лошадь, почуяв незнакомого, пугливо фыркала и перебирала ногами по мягкому навозу. Куприян точно утонул в темноте.

Васька смотрел, смотрел, глаза у него расширились и заслезились от напряжения.

— Скоро? — шепнул он в темноту.

— Сейчас, — тихо донеслось оттуда.

Копыта лошади застучали по деревянному мосту; темнота точно заколыхалась, и вдруг из нее вынырнула фигура Куприяна, а за ним большая голова лошади, пугливо прядающей ушами.

— Гнедая, — радостно сказал Васька, — эта много лучше той… Недавно купил поп-то, по всему селу хвастался!..

Куприян зло ухмыльнулся.

— Так ему и надо… Пущай теперь и он подождет…

— Чего? — с недоумением переспросил Васька.

— Лошадку пусть подождет… Фомке приказал ждать-то?..

Васька захихикал.

— Одначе куда ее? — спросил Куприян.

— К цыгану… Трофиму… больше некуда.

Куприян подумал.

— Двигай ты, а у меня тут того… дело есть.

— Опять насчет бабы?

Куприян неохотно пробормотал что-то.

Васька ухмыльнулся и пожал плечами.

— Чудасия!..

— Ну, ладно, — недовольно прервал Куприян, — сдашь коня Трофиму, дешево не отдавай — конь добрый, а сам к ночи назавтра назад… беспременно.

— Как найду? — спросил Васька, схватив лошадь за гриву и взваливаясь на нее животом.

Лошадь тяжело и покорно вздохнула, пугливо глядя своими кроткими большими глазами.

Куприян погладил ее по морде.

— Гунявого спросишь, знать будет.

— Ну ладно… Пущай!

Куприян отступил. Васька тронул лошадь, и она, легко перебирая ногами, двинулась через двор к воротам. Куприян пошел за нею и снизу смотрел на темный силуэт Васьки, отчетливо вырисовывавшийся на небе.

— Лошадь добрая, — повторил Куприян. Они поравнялись с крыльцом дома. Дверь на крыльце скрипнула, и старческий голос, шамкая, спросил:

— Это ты, отец? Что поздно?

Васька инстинктивно дернул лошадь, и она быстро двинулась к воротам, но Куприян схватил ее за узду и придержал.

— Постой, — сказал он Ваське.

Тот только удивленно и испуганно на него покосился.

— Ты, что ль, отец? — повторил с крыльца старый поп.

— Я, — громко ответил Куприян, — счастливо оставаться, батюшка!

Васька опять испуганно тронул лошадь, но Куприян еще раз придержал ее.

— Ась? — спросил с крыльца поп.

— Ну, то же самое… — злорадно ответил Куприян.

— Что ты? — прошептал Васька.

— Мое дело, — огрызнулся Куприян.

Поп вгляделся и понял, в чем дело.

— Разбойники, вы что тут делаете? — дрожащим голосом закричал он.

— Лошадкой вашей попользовались, батюшка! — притворно ласково ответил Куприян.

— Ратуйте, ой! — кричал поп тоненьким напряженным голосом.

— Ну, ты, старый! — угрожающе цыкнул Куприян.

Васька дернул лошадь; она рысью вылетела за ворота и, повернув вдоль улицы, понеслась вскачь.

Куприян не трогался.

— Ты, батюшка, скажи отцу Ивану, что это ему за Фомкину бабу, — сипло проговорил он, подвигаясь к крыльцу, — пущай тоже подождет… лошади-то…

Поп отступил в сени и, захлопывая дверь, закричал еще громче и напряженней:

— Караул… люди… ратуйте!..

Куприян вышел за ворота, посмотрел вслед Ваське и побежал в противоположную сторону, к реке, слыша за собой голос старого попа и еще чей-то женский, отчаянно взывавший о помощи.

— Ратуйте! — раздавалось в молчании ночи.

По соседним дворам начали лаять собаки и послышались движения и голоса.

Куприян бежал по улице.

Возле волостного правления его внимание привлекли легкие позвякивания бубенчиков и освещенные окна.

Там сидели вернувшиеся с проводов исправника старшина, писарь и урядник. Они пили водку и засиделись. Урядник собирался к утру выехать, и у волости стояли уже готовые лошади, не земские, а старшинские, которые старшина дал уряднику из уважения и потому, что земские лошади все были в разгоне.

Ямщик ушел в сени, а лошади стояли у крыльца, понурив головы и тихо встряхивая бубенцами.

Куприян, увидев их, на миг остановился, быстро влез в бричку, собрал вожжи и дернул лошадей с места во весь дух. Бубенцы дико и нестройно зазвенели, телега затряслась и затрещала.

Из волостного правления выскочили один за другим душ десять мужиков, писарь и урядник.

— А-ах ты, Боже мой! — ударил об полы старшина.

— Держи! — завопил писарь тоненьким голосом.

Урядник выхватил револьвер.

— Сто-ой, стой! — закричал он, прицелился дрожащими руками и выстрелил.

Куприян только пригнулся и еще шибче погнал лошадей, стоя в бричке на коленях, и, сам не зная зачем, только чувствуя какое-то светлое и бесшабашное чувство, заливавшее его грудь, крикнул во все горло:

— Ловите Куприяна-а!..

Урядник еще раз выстрелил.

Отовсюду выскакивали мужики, лаяли собаки, хлопали калитки.

— Держи! — взывал старшина, рысью несясь по улице.

Лошади вылетели за околицу и пошли забирать к лесу. Куприян уже не кричал, а только гнал и нахлестывал лошадей.

На селе лаяли собаки и криком кричало много голосов, мужских и бабьих.

Доскакав до лесу, Куприян остановил лошадей, соскочил с брички, подбежал к коням и снял бубенчики. Потом опять погнал что есть духу и скоро свернул с дороги в лес. Версты за три от дороги он загнал в чащу, остановил взмыленных, храпящих и шатающихся лошадей и, привязав их вожжами к дереву, побежал прочь от них по лесу.

Переночевав в яме, полной осыпавшихся листьев, Куприян целый день сидел в лесу, у болота, на условленном с Васькой месте.

День был солнечный и какой-то прозрачный. Солнце светило тихо и не грело, а только золотило желтые листья и паутину, длинными нитями протянувшуюся повсюду по траве, по опалым листьям, по деревьям. Легкие пряди ее тихо летали в воздухе, и казалось, что весь лес насквозь проткан золотыми нитями. Небо было ярко-голубое и тоже прозрачное. По временам высоко над лесом слышались какие-то звуки. Тогда Куприян подымал голову и видел чуть-чуть мреющую в голубом просторе стаю журавлей. Их заунывное курлыканье было единственным звуком, который слышал Куприян.