Это был бродячий, почти дикий кот с холма. Его шерсть свалялась от грязи и торчала клочьями, а одно ухо было разорвано. Он гонялся за всеми кошками в округе, был победителем во всех боевых схватках и выглядел совершенным бандитом. Воровал во всех кухнях на холме, и его ненавидели все хозяйки и служанки, но, поскольку он был ловок и осторожен, поймать его никак не удавалось. Чем же Габриэла завоевала его доверие, как она добилась того, что он ходил за ней следом и укладывался спать в подоле ее юбки? Возможно, секрет был в том, что она не отгоняла его криками, не замахивалась на него щеткой, когда он крадучись появлялся в поисках объедков. Габриэла бросала ему куски жилистого мяса, рыбьи хвосты, куриные потроха. Кот привык к ней и проводил теперь большую часть дня во дворе дома, засыпая в тени гуяв. Он уже не выглядел таким тощим и грязным, хотя ночами обретал прежнюю свободу и бегал по всему холму и по крышам, как и раньше, распутный и неутомимый.

Когда Габриэла по возвращении из бара садилась за завтрак, кот приходил поласкаться и помурлыкать у ног. Он с благодарностью съедал куски, которые она ему бросала, и довольно мурлыкал, когда Габриэла поглаживала ему макушку или чесала брюхо.

Доне Арминде это; казалось настоящим чудом. Она никогда не думала, что можно приручить такого дикого кота, что он станет брать пищу из рук, позволит гладить себя и будет засыпать на коленях. Когда Габриэла прижимала кота к груди и терлась лицом о его лохматую морду, он, полузакрыв глаза, тихонько мяукал и слегка царапал ее. Для доны Арминды существовало только одно объяснение всего этого: Габриэла неразвившийся и даже еще не открытый медиум, источающий сильные флюиды, грубый алмаз, который нужно отшлифовать на сеансах, чтобы он стал орудием для сношений с потусторонним миром. Что же другое, как не флюиды Габриэлы, укротили столь непокорное животное?

Когда они усаживались вдвоем у порога — вдова штопать чулки, а Габриэла играть с котом, — дона Арминда пыталась убедить ее:

— Девочка, ты обязательно должна быть на следующем сеансе. В прошлый раз кум Деодоро спрашивал о тебе: «Почему она не пришла сегодня? У нее поразительные медиумные способности. Я это понял, когда сидел позади нее». Так он и сказал, слово в слово. Надо же, какое совпадение — ведь и я подумала то же самое. А уж кум Деодоро в этом разбирается, можешь не сомневаться, хотя по его виду никогда не скажешь, — он так молод. Но чувствуется, что он близок с духами, он ими распоряжается, как хочет. И ты можешь стать ясновидящей…

— Я не хочу… Не хочу, дона Арминда. Зачем мне это? Лучше мертвых не трогать, пусть себе покоятся. Мне это дело не по душе… — Габриэла почесала коту живот, и он замурлыкал громче.

— Ты поступаешь очень неразумно, дочь моя. Ведь твой дух не сможет дать тебе совета, и ты пойдешь по жизни вслепую. А между тем дух для нас —. это то же, что поводырь для слепого. Он указывает нам путь, помогает обходить препятствия…

— У меня их нет, дона Арминда.

— Так ведь не это главное, он и советы дает. На днях я принимала трудные роды — у доны Ампаро. Мальчик никак не хотел выходить. Я не знала, что делать, и сеньор Милтон уже хотел вызывать врача. Кто мне помог? Мой покойный муж, который за мной всюду следует и не покидает меня ни на минуту. Там наверху, — она показала на небо, — им все известно, вплоть до медицины. Он мне шепнул на ухо, и я его послушалась. Родился здоровенный бутуз!

— Как хорошо быть акушеркой… Помогать младенчикам рождаться.

— А кто тебе даст совет теперь, когда ты в нем нуждаешься?

— Я нуждаюсь в совете? Вот не знала, дона Арминда…

— Ты, дочь моя, глупа. Прости, что я тебе это говорю, но ты прямо дуреха. Не умеешь пользоваться тем, что дал тебе господь.

— Я не понимаю, что вы такое говорите, дона Арминда. Всем, что у меня есть, я пользуюсь. Даже туфлями, которые мне подарил сеньор Насиб. Я хожу в них в бар. Но они мне не нравятся, я предпочитаю шлепанцы. Ходить в туфлях очень неудобно.

— Да разве я о туфлях, дурочка? Ты что, не видишь, что сеньор Насиб влюблен в тебя, совсем раскис, ходит грустный, рано возвращается домой…

Габриэла засмеялась, прижимая кота к груди:

— Сеньор Насиб хороший человек, так чего мне бояться? Он и не думает меня прогонять, а я хочу только одного: чтобы он был доволен.

Столкнувшись с такой слепотой, дона Арминда даже уколола иголкой палец.

— Ой, я укололась… Ты еще глупее, чем я думала. Сеньор Насиб может дать тебе все… Он богат! Попросишь шелку — он купит, попросишь девчонку в помощь — он наймет двух, попросишь денег — он тебе даст, сколько захочешь.

— Да мне ничего не нужно… Зачем?

— Ты думаешь, всю жизнь будешь красивой? Не воспользуешься своей красотой сейчас — поздно будет. Я готова поклясться, что ты никогда ничего не просишь у сеньора Насиба. Правильно?

— Нет, иногда я прошу немножко денег, когда мы ходим с вами в кино. А что мне еще просить?

Дона Арминда вышла из себя, бросила чулок, надетый на деревянный гриб, кот испугался и посмотрел на нее своими хитрыми глазами.

— Все! Все, что ты захочешь, девочка, он тебе даст. — Она понизила голос до шепота. — Если ты сумеешь его обработать, он даже женится на тебе…

— Женится на мне? Зачем, дона Арминда? Зачем ему на мне жениться? Сеньор Насиб женится на приличной девушке, из хорошей семьи, с положением. Зачем же ему жениться на мне?

— А разве тебе не хочется стать сеньорой, распоряжаться в собственном доме, ходить под руку с мужем, хорошо одеваться, иметь положение в обществе?

— Вот тогда-то, уж наверно, мне целый день пришлось бы носить туфли… Это не по мне… Но вообще я была бы не прочь выйти замуж за сеньора Насиба. Я бы готовила для него, помогала ему во всем… — Габриэла улыбалась и играла с котом, касаясь его мокрого, холодного носа. — Впрочем, что говорить, у сеньора Насиба и без меня хватит забот. Да он и не захочет жениться на такой, как я, ведь он подобрал меня не девушкой… Я и думать об этом не хочу, дона Арминда. Даже если бы он свихнулся…

— А ты послушай меня, дочь моя, тебе стоит только захотеть. Поведи дело с умом, где надо — уступи, где надо — откажи, дразни, завлекай его. Он уже и так перепугался. Шико мне рассказывал, что судья хочет снять для тебя дом. Потом он слышал, как сеньор Ньо Гало говорил, будто сеньор Насиб ходит сам не свой.

— Я не хочу… — Улыбка исчезла с лица Габриэлы. — Мне этот судья не нравится. Противный старик.

— А вот еще один… — прошептала дона Арминда, По улице вразвалку шел полковник Мануэл Ягуар.

Он остановился перед женщинами, снял шляпу и вытер лоб цветным платком.

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, полковник, — ответила вдова.

— Это дом Насиба, не так ли? Я догадался по этой девушке. — Он указал на Габриэлу. — А я вот хожу ищу служанку — думаю перевезти семью в Ильеус… Не знаете какой-нибудь подходящей женщины?

— Для чего, полковник?

— Хм… чтобы готовить…

— Такую тут трудно найти.

— Сколько тебе платит Насиб?

Габриэла подняла свои чистые глаза!

— Шестьдесят мильрейсов, сеньор…

— Неплохо, конечно.

Наступило длительное молчание, фазендейро смотрел в сторону, дона Арминда собрала свою работу, попрощалась и ушла подслушивать за дверью своего дома. Полковник довольно улыбнулся:

— Сказать по правде, кухарка мне не нужна. Когда семья переедет, я привезу какую-нибудь женщину с плантации. Но жалко, что такая смугляночка, как ты, пропадает на кухне.

— Почему, полковник?

— Руки портятся. Но все зависит от тебя. Если захочешь, у тебя будет все: приличный дом, служанка, я открою для тебя счет в магазине, а кастрюли ты бросишь. Ты мне нравишься, девочка.

Габриэла встала, продолжая улыбаться, лицо ее выражало что-то похожее на благодарность.

— Что скажешь?

— Извините, сеньор, но я не хочу. Не подумайте ничего плохого, просто мне здесь хорошо, и у меня ни в чем нет недостатка. Разрешите, я пойду, сеньор полковник…