— Ну ладно… До свидания. Счастливо.
Он повернулся и уже было пошел, но в этот момент услышал позади себя неторопливый грудной голос:
— Какой красавчик!
Он остановился. Что-то он не помнил, чтобы кто-нибудь находил его красивым, за исключением старой Зорайи, его матери, да и то когда он был маленьким.
Насиб прямо опешил.
— Подожди.
Он снова принялся разглядывать ее. А почему бы не попробовать?
— Так ты действительно умеешь готовить?
— А вы возьмите меня с собой, сеньор, тогда увидите…
Если даже она не умеет готовить, будет по крайней мере убирать дом, стирать белье.
— Сколько ты хочешь?
— Ну, уж это, сеньор, ваше дело, сколько захотите, столько и заплатите…
— Сначала посмотрим, что ты умеешь делать. Потом договоримся о жалованье. Хорошо?
— Для меня, сеньор, как вы скажете, так и хорошо.
— Тогда забирай свой узел.
Она снова засмеялась, показав блестящие белые зубы. Насиб устал, ему начинало казаться, что он сделал глупость. Пожалел эту девушку из сертана и вот тащит себе в дом обузу. Но теперь уже поздно раскаиваться. Хоть бы стирать умела…
Она вернулась с небольшим узелком — в нем было то немногое, что она принесла с собой. Насиб медленно двинулся, она следовала в нескольких шагах за ним… Когда они миновали железную дорогу, он обернулся и спросил:
— Как же тебя зовут?
— Габриэла, к вашим услугам, сеньор.
Они продолжали идти, он впереди, снова размышляя о Синьязинье, о суматошном дне, о застрявшем на мели пароходе, об убийстве. А тут еще тайны капитана, доктора, Мундиньо Фалкана. Они что-то задумали, его, Насиба, не обманешь. Но скоро их секрет раскроется. По правде сказать, известие об убийстве заставило его забыть даже о таинственном виде этой троицы и раздражении полковника Рамиро Бастоса. Убийство всех захватило, все остальное отошло на задний план.
Симпатичный парень был этот бедняга дантист, и он дорого заплатил за желание обладать замужней женщиной. Слишком большой риск путаться с чужой женой, дело кончается смертельным выстрелом в грудь.
Тонико Бастосу нужно быть поосторожнее, а то в один прекрасный день с ним случится нечто подобное. Действительно ли он спал с Синьязиньей или просто хвастал, чтобы произвести на него, Насиба, впечатление?
Так или иначе, Тонико здорово рискует, когда-нибудь и его постигнет неудача. Впрочем, может быть, взгляд, вздох, поцелуй женщины стоят этого риска?
Габриэла со своим узелком шла позади Насиба, уже позабыв о Клементе, довольная, что выбралась из толпы беженцев, из этого грязного лагеря. Она шагала с улыбкой в глазах и на губах, босые ноги ее легко касались земли, ей хотелось петь песни сертанов, но она не пела потому, что красивому и грустному молодому сеньору это могло не понравиться.
О лодке в селве
— Говорят, полковник Жезуино убил свою жену и доктора, который с ней спал. Это правда, полковник? — спросил один из гребцов у Мелка Тавареса.
— Я тоже слышал об этом… — сказал другой.
— Да, это правда. Он застал жену в постели с дантистом и прикончил обоих.
— Женщина — грязное животное, нам от них одно горе.
Лодка плыла вверх по течению, селва вырастала на высоком берегу. Сертанежо глядели на необычный для них пейзаж, и в сердца их закрадывалось смутное чувство страха. Жуткий ночной мрак опускался на воду с деревьев. Лодка была очень большой — почти баржа; она спустилась вниз по реке, нагруженная мешками с какао, и возвращалась теперь полная продовольствия. Гребцы напрягали все силы, но лодка двигалась медленно. Один из них зажег фонарик на корме, и красный свет бросал на воду фантастические блики.
— В Сеаре тоже произошел подобный случай… — начал какой-то сертанежо.
— Женщины все обманщицы, никогда не догадаешься, что у них на уме… Я знал одну, она казалась святой, никто бы и не подумал, — пустился в воспоминания негр Фагундес.
Клементе хранил молчание. Мелк Таварес завел разговор с агрегадо, он хотел выяснить достоинства и недостатки новых работников, узнать их прошлое. Сертанежо рассказывали о себе — их истории были похожи одна на другую: та же бесплодная земля, выжженная засухой, погибшие посевы кукурузы, маниока и бесконечный поход. Агрегадо были немногословны.
Они кое-что слышали об Ильеусе — там плодородная земля и легкие заработки. Край будущего, вооруженных столкновений и убийств. Когда наступила засуха, они бросили все и подались на юг. Негр Фагундес был разговорчивее других, поэтому рассказал несколько историй о бандитах.
Сертанежо поинтересовались:
— Говорят, тут осталось много невырубленных лесов?
— Для вырубки по подряду есть. Но во владение больше не продается. Все земли уже имеют хозяев, — усмехнулся гребец.
— Но заработать можно, и немало, если работать как следует, — сказал Мелк Таварес.
— Да, те времена, когда человек приходил с пустыми руками, но с решимостью и отвагой и шел в лес, чтобы силой добыть себе плантацию, теперь кончились. Тогда было хорошо… Если у тебя была крепкая грудь, ты рубил лес и, пристрелив нескольких человек, которые вставали у тебя на пути, становился богачом…
— Мне рассказывали об этих временах… — сказал негр Фагундес. Поэтому я и пришел сюда…
— А мотыга тебе не по душе, чернявый? — спросил Мелк.
— Нет, я не против, сеньор. Но лучше я управляюсь с этой палкой… засмеялся он, поглаживая ружье.
— Тут еще остались большие леса. У гор Бафорэ, например. Нет лучше земли для какао…
— Только теперь приходится покупать каждую пядь леса. Все обмерено и зарегистрировано. У нашего хозяина есть там земли.
— Совсем немного, — признался Мелк. — Клочок. В будущем году, бог даст, начнем рубить.
— Нынче город уже не тот, что был раньше, и народ никудышный. Ильеус растет… — сказал с сожалением гребец.
— Потому и народ нехорош?
— Прежде тут человека ценили за мужество. Сегодня же богатеет только турок-торговец да испанец, владелец магазина. Не то что раньше…
— Те времена кончились, — сказал Мелк. — Теперь к нам пришел прогресс, и все стало иначе. Но кто работы не боится, всегда устроится, дело для него найдется.
— Теперь и стрелять на улице нельзя… Могут тут же забрать.
Лодка медленно плыла вверх по течению, ее окутал ночной мрак, из селвы доносились крики животных, на деревьях кричали попугаи. Только Клементе продолжал хранить молчание, все остальные принимали участие в разговоре, рассказывали различные истории, спорили об Ильеусе.
— Этот край будет еще богаче, когда какао начнут вывозить прямо из Ильеуса.
— Конечно.
Сертанежо не поняли. Мелк Таварес им объяснил: все какао для заграницы — для Англии, Германии, Франции, Соединенных Штатов, Скандинавии, Аргентины — вывозится через порт Баия. Огромные суммы налогов и таможенных пошлин остаются в столице штата, Ильеусу же не перепадает даже объедков. Проход в бухту Ильеуса узок и неглубок. Только с громадным трудом (а некоторые утверждают, что это вообще невозможно) удастся его приспособить для прохождения больших судов. И когда крупные грузовые суда придут за какао в порт Ильеус, тогда можно будет говорить о подлинном прогрессе…
— Сейчас, полковник, все только и толкуют о каком-то Мундиньо Фалкане. Ходят слухи, что он может добиться разрешения… что он очень способный человек.
— А ты все думаешь о девушке? — спросил Фагундес у Клементе.
— Она не попрощалась со мной… Даже не взглянула…
— Вскружила она тебе голову. Сам на себя стал не похож.
— Как будто мы и знакомы не были… Даже «до свидания» не сказала.
— Женщины все таковы. Не стоит из-за них переживать.
— Он, конечно, человек предприимчивый. Но разве по силам ему разрешить этот вопрос, если даже сам кум Рамиро ничего не добился? — Мелк говорил о Мундиньо Фалкане.
Клементе поглаживал гармонику, лежавшую на дне лодки, ему чудился голос поющей Габриэлы. Он огляделся, как бы отыскивая ее: селва, окаймлявшая реку, деревья и переплетенные лианы, устрашающий рык зверей и зловещий крик сов; обильная зелень, казавшаяся черной, — тут все было не так, как в серой и голой каатинге. Один из гребцов указал пальцем на чащу:
