На подъехавших человек не обратил никакого внимания – или же не увидел их. Он поднял бритое обрюзгшее лицо к лунному диску и продолжал разговаривать сам с собой, произнося непонятные Маргарите слова.

– Что он говорит? – тихо спросила Маргарита.

– Он говорит, – своим трубным голосом пояснил Воланд, – что и ночью и при луне ему нет покоя.

Лицо Маргариты вдруг исказилось, она ахнула и тихонько крикнула:

– Я узнала! Я узнала его! – и обратилась к поэту: – А ты узнаёшь?

Но поэт даже не ответил, поглощённый рассматриванием человека.

А тот, между тем, гримасничая, поглядел на луну, потом тоскливо вокруг и начал рукою чистить одежду, пытаясь стереть с неё невидимые пятна. Он тёр рукой грудь, потом выпил из чаши, вскричал:

– Банга! Банга!..

Но никто не пришёл на этот зов, отчего опять забормотал белый человек.

– Хм, – пискнул кот, – курьёзное явление. Он каждый год в такую ночь приходит сюда, ведь вот понравилось же место? И чистит руки, и смотрит на луну, и напивается.

Тут заговорил лиловый рыцарь голосом, который даже отдалённо не напоминал коровьевский, а был глуховат, безжизнен и неприязнен.

– Нет греха горшего, чем трусость. Этот человек был храбр и вот испугался кесаря один раз в жизни, за что и поплатился.

– О, как мне жаль его, о, как это жестоко! – заломив руки, простонала Маргарита.

Человек выпил ещё, отдуваясь, разорвал пошире ворот одеяния, видимо, почуял чьё-то присутствие, подозрительно покосился и опять забормотал, потирая руки.

– Всё умывается! Ведь вот скажите! – воскликнул кот.

– Мечтает только об одном – вернуться на балкон, увидеть пальмы, и чтобы к нему привели арестанта, и чтобы он мог увидеть Иуду Искариота. Но разрушился балкон, а Иуду я собственноручно зарезал в Гефсиманском саду, – прогнусил Азазелло.

– О, пощадите его, – попросила Маргарита.

Воланд рассмеялся тихо.

– Милая Маргарита, не беспокойте себя. Об нём подумали те, кто не менее, чем мы, дальновидны.

Тут Воланд взмахнул рукой и прокричал на неизвестном Маргарите языке слово. Эхо грянуло в ответ Воланду, и ворон тревожно взлетел с плеча и повис в воздухе.

Человек, шатнувшись, встал, повернулся, не веря ещё, что слышит голос, но увидел Воланда, поверил, простёр к нему руки.

А Воланд, всё также указывая рукой вдаль, где была луна, прокричал ещё несколько слов. Человек, шатаясь, схватился за голову руками, не веря ни словам, ни явлению Воланда, и Маргарита заплакала, видя, как лицо вставшего искажается гримасой и слёзы бегут неудержимо по жёлтым вздрагивающим щекам.

– Он радуется, – сказал кот.

Человек закричал голосом медным и пронзительным, как некогда привык командовать в бою, и тотчас скалы рассеклись, из ущелья выскочил, прыгая, гигантский пёс в ошейнике с тусклыми золотыми бляхами и радостно бросился на грудь к человеку, едва не сбив его с ног.

И человек обнял пса и жадно целовал его морду, восклицая сквозь слёзы: «Банга! О, Банга!»

– Это единственное существо в мире, которое любит его, – пояснил всезнающий кот.

Следом за собакой выбежал гигант в шлеме с гребнем, в мохнатых сапогах. Бульдожье лицо его было обезображено – нос перебит, глазки мрачны и встревожены.

Человек махнул ему рукой, что-то прокричал, и с топотом вылетел конный строй хищных всадников. В мгновение ока человек, забыв свои годы, легко вскочил на коня, в радостном сумасшедшем исступлении швырнул меч в луну и, пригнувшись к луке, поскакал. Пёс сорвался и карьером полетел за ним, не отставая ни на пядь; за ним, сдавив бока чудовищной лошади, взвился кентурион, а за ним полетели, беззвучно распластавшись, сирийские всадники.

Донёсся вопль человека, кричавшего прямо играющей луне:

– Ешуа Га-Ноцри! Га-Ноцри!

Конный строй закрыл луну, но потом она выплыла, а ускакавшие пропали…

– Прощён! – прокричал над скалами Воланд, – прощён!

Он повернулся к поэту и сказал, усмехаясь:

– Сейчас он будет там, где хочет быть – на балконе, и к нему приведут Ешуа Га-Ноцри. Он исправит свою ошибку. Уверяю вас, что нигде в мире сейчас нет создания более счастливого, чем этот всадник. Такова ночь, мой милый мастер! Но теперь мы совершили всё, что нужно было. Итак, в последний путь!

Над неизвестными равнинами скакали наши всадники. Луны не было и неуклонно светало. Воланд летел стремя к стремени рядом с поэтом.

– Но скажите мне, – спрашивал поэт, – кто же я? Я вас узнал, но ведь несовместимо, чтобы я, живой из плоти человек, удалился вместе с вами за грани того, что носит название реального мира?

– О, гость дорогой! – своим глубоким голосом ответил спутник с вороном на плече, – о, как приучили вас считаться со словами! Не всё ли равно – живой ли, мёртвый ли!

– Нет, всё же я не понимаю, – говорил поэт, потом вздрогнул, выпустил гриву лошади, провёл по телу руками, расхохотался.

– О, я глупец! – воскликнул он, – я понимаю! Я выпил яд и перешёл в иной мир! – Он обернулся и крикнул Азазелло:

– Ты отравил меня!

Азазелло усмехнулся ему с коня.

– Понимаю: я мёртв, как мертва и Маргарита, – заговорил поэт возбуждённо. – Но скажите мне…

– Мессир… – подсказал кто-то.

– Да, что будет со мною, мессир?

– Я получил распоряжение относительно вас. Преблагоприятное. Вообще могу вас поздравить – вы имели успех. Так вот, мне было велено…

– Разве вам можно велеть?

– О, да. Велено унести вас… [10] {123}

Значит, гражданин Поротый {125}, две тысячи рублей вы уплатили гражданину Иванову за дом в Серпухове?

– Да, так. Так точно, – уплатил я. Только при этом клятвенно говорю, не получал я от Воланда никаких денег! – ответил Поротый.

Впрочем, вряд ли в отвечавшем можно было признать председателя. Сидел скуластый исхудавший совсем другой человек, и жиденькие волосы до того перепутались и слиплись у него на голове, что казались кудрявыми. Взгляд был твёрд.

– Так. Откуда же взялись у вас пять тысяч рублей? Из каких же уплатили? Из собственных?

– Собственные мои, колдовские, – ответил Поротый, твёрдо глядя.

– Так. А куда же вы дели полученные от Воланда въездные?

– Не получал, – одним дыханием сказал Поротый.

– Это ваша подпись? – спросил человек у Поротого, указывая на подпись на контракте, где было написано: «5 тысяч рублей согласно контракту от гр. Воланда принял».

– Моя. Только я не писал.

– Гм. Значит, она подложная?

– Подложная бесовская.

– Так. А граждане Корольков и Петров видели, как вы получили. Они лгут?

– Лгут. Наваждение.

– Так. И члены правления лгут? И общее собрание?

– Так точно, лгут. Им нечистый глаза отвёл. А общего собрания не было.

– Ага. Значит, не было денег за квартиру?

– Не было.

– Были ваши собственные. Откуда они у вас? Такая большая сумма?

– Зародились под подушкой.

– Предупреждаю вас, гражданин Поротый, что, разговаривая таким нелепым образом, вы сильно ухудшаете ваше положение.

– Ничего. Я пострадать хочу.

– Вы и пострадаете. Вы меня время заставляете зря терять. Вы взятки брали?

– Брал.

– Из взяток составились пять тысяч?

– Какое там. По мелочам брал. Всё прожито.

– Так. Правду говорите?

– Христом Богом клянусь.

– Что это вы, партийный, а всё время Бога упоминаете? Веруете?

– Какой я партийный. Так…

– Зачем же вступили в партию?