Т. М. Г.

Как общественный деятель, П. принадлежит к славной плеяде сотрудников Александра II в первые годы его царствования. Появление в «Морском Сборнике» (см. XIX, 999) статьи П. : «Вопросы жизни», посвященной в особенности воспитанию, вызвало оживленные толки в обществе и в высших сферах и привело к назначению П. на пост попечителя сначала одесского, затем киевского учебного округа. На этом посту П. отличался не только полнейшею веротерпимостью, но заботился о справедливом отношении и уважении ко всем народностям, входящим в состав обоих округов (см. его ст. «Талмуд-Тора», Одесса, 1858). В 1861 г. П. должен был оставить пост попечителя; ему был поручен надзор за молодыми учеными, отправленными, при А. В. Головнине, за границу, для подготовки к профессорским кафедрам. С вступлением на пост министра народного просвещения гр. Д. А. Толстого П. оставил педагогическую деятельность и поселился в своем имении Вишня, Подольской губ., где и умер. Как педагог, П. — поборник общего гуманитарного образования, необходимого для каждого человека; школа, по его мнению, должна видеть в ученике, прежде всего, человека и потому не прибегать к таким мерам, которые оскорбляют его достоинство (розги и т. п.). Выдающийся представитель науки, человек с европейским именем, П. выдвигал знание как элемент не только образовательный, но и воспитательный. По отдельным вопросам педагогической практики П. также успел высказать немало гуманных идей. Под конец жизни П. был занять своим дневником, опубликованным вскоре после его смерти под заглавием: «Вопросы жизни; дневник старого врача», Здесь перед читателем восстает образ высокоразвитого и образованного человека, считающего малодушием обходить так наз. проклятые вопросы. Дневник П. — не философский трактат, а ряд заметок мыслящего человека, составляющих, однако, одно из самых назидательных произведений русского ума. Вера в высшее существо, как источник жизни, во вселенский разум, разлитый повсюду, не противоречит, в глазах П., научным убеждениям. Вселенная представляется ему разумной, деятельность сил ее — осмысленной и целесообразной, человеческое я — не продуктом химических и гистологических элементов, а олицетворением общего вселенского разума. Постоянное проявление мировой мысли во вселенной тем непреложное для П., что все проявляющееся в нашем уме, все изобретенное им уже существует в мировой мысли. Дневник и педагогические сочинения П. изданы в СП б. в 1887 г. См. Малис, "П" его жизнь и научно-общественная деятельность" (СП б., 1893, "Биограф. Библ. " Павленкова); Д. Добросмыслов, «Философия П. по его Дневнику» («Вера и Разум», 1893, № 6, 7 — 9); Н. Пясковский, «П., как психолог, философ и богослов» («Вопросы философии», 1893, кн. 16); И. Бертенсон, "О нравственном мировоззрении П. " («Русская Старина», 1885, 1); Стоюнин, "Педагогические задачи П. " ("Ист. Вестн. ", 1885, 4 и 5, и в «Педагогических сочинениях» Стоюнина, СП б., 1892); ст. Ушинского в «Ж. М. Н. Пр. „ (1862); П. Каптерев, „Очерки по истории русской педагогики“ („Педагогич. Сборник“., 1887, Л, и“Воспитание и Обучение», 1897); Тихонравов, «Ник.Ив. Пирогов в московском университете. 1824 — 28» (М., 1881).

Я. К.

Пиррон из Элиды — греческий философ, умерший около 270 г. до Р. X. Биографические сведения о нем, по большей части легендарного характера, сообщает Диоген Лаэртийский. П., в качестве живописца, сопровождал Анаксарха. спутника Александра Македонского, во время похода в Азию. По возвращении из похода сограждане П. выбрали его в жрецы. Учителем П. считают, хотя и без достаточного основания, мегарика Бризона. Умер он ок. 270 г. до Р. Хр. Сочинений от П. не осталось. Уже древние почерпали сведения о нем из сочинений Тимона из Флиунта, ученика П. Учение П. сводится к трем положениям: 1) о качествах предметов человек ничего знать не может; поэтому 2) следует воздерживаться от какого бы то ни было суждения о предметах (акаталепсия или афазия) и 3) человек должен придерживаться атараксии, т. е. полного равнодушия. Первое положение о непознаваемости вещей П. доказывал ссылкою на то, что познание как чувственное, так и разумное шатко; чувственное познание представляет нам предметы не такими, какие они в действительности, а такими, какими они нам кажутся; с другой стороны, всякому утверждению может быть противопоставлено иное утверждение, и притом с тем же основанием, ибо и разумное познание основано на мнении и привычке, а не на действительном знании. Впоследствии доказательства в пользу шаткости знания приняли форму так называемых 10 троп; но эта форма принадлежит уже не П., а Энезидему. Если мы не можем ничего знать о предметах, то нам следует воздерживаться от суждений о них. Что нам кажется таким , а не иным, того мы не должны выставлять как утверждение, а лишь как субъективное мнение; поэтому и трем основным положениям своим П. вовсе не приписывал значения твердого и общего учения. Из воздержания от суждения вытекает атараксия, ведущая к истинному блаженству. Предрассудки вызывают споры и страсти людей, для скептика же не существует страстей, для него важно и действительно лишь его настроение. Так как абсолютное воздержание от суждений и действий невозможно, то скептик следует вероятности и обычаям, сознавая, что он не руководствуется ни истиной в сфере теоретической, ни твердым убеждением в сфере практической. До П. никто сомнение не возводил в принцип, не делал его методичным; П. первый не только попытался систематизировать сомнение, но очень ясно отметил субъективность представлений о качествах предметов. В этом отношении П. несомненно пошел дальние, чем шли софисты, оправдание сомнения у него более глубокое. Впрочем, не всегда легко разграничить то, что принадлежит самому П., от того, что в скепсис было внесено позднейшими скептиками, принадлежавшими к новой академии. Источники для философии П. — Диоген Лаэртийский (9-я кн.) и Секст Эмпирик («Пирроновы основоположения» и «Против математиков»). Ср. Waddington, «Pyrrhon et ie Pyrrhonisme» ("Seances et travaux de l'Acad. d. Sciences mor. et pol. ", 1876); Crousaz, «Examen du Pyrrhonisme ancien et moderue» (Гага, 1737); Saisset, «Le scepticisme» (П., 1865).

Э. P.

Писемский (Алексей Феофилактович) — известный писатель. Род. 10 марта 1820 г., в усадьбе Раменье, Чухломского у., Костромской губ. Род его — старинный дворянский, но ближайшие предки П. принадлежали к захудалой ветви; дед его был безграмотен, ходил в лаптях и сам пахал землю. Отец писателя определился солдатом в войска, шедшие завоевать Крым, дослужился на Кавказе до чина майора и, возвратясь на родину, женился на Евдокии Алексеевне Шиповой. Он был, по словам сына, «в полном смысле военный служака того времени, строгий исполнитель долга, умеренный в своих привычках до пуризма, человек неподкупной честности в смысле денежном и вместе с тем сурово строгий к подчиненным; крепостные люди его трепетали, но только дураки и лентяи, а умных и дельных он даже баловал иногда». Мать П. «была совершенно иных свойств: нервная, мечтательная, тонко умная и, при всей недостаточности воспитания, прекрасно говорившая и весьма любившая общительность»; в ней было много душевной красоты, которая с годами все больше и больше выступает. Двоюродными братьями ее были известный масон Ю. Н. Бартенев (полковник Марфин в «Масонах») и В. Н. Бартенев, образованный флотский офицер, оказавший важное влияние на П. и изображенный в «Людях сороковых годов» в лице симпатичного Эспера Ивановича. Детство П. прошло в Ветлуге, где отец его был городничим. Ребенок, унаследовавший от матери ее нервозность, рос свободно и независимо. «Учиться меня особенно не нудили, да я и сам не очень любил учиться; но зато читать и читать, особенно романы, я любил до страсти: до четырнадцатилетнего возраста я уже прочел — в переводе, разумеется — большую часть романов Вальтер Скотта, „Донкихота“, „Фоблаза“, „Жильблаза“, „Хромого беса“, „Серапионовых братьев“ Гофмана, персидский роман „Хаджи-Баба“; детских же книг я всегда терпеть не мог и, сколько припоминаю теперь, всегда их находил очень глупыми». Об образовании его заботились мало «наставники у меня были очень плохи, и все русские». Языками — кроме латинского — его не учили; языки ему вообще не давались, и он не раз впоследствии страдал от этого «подлейшего неведения языков», объясняя свою неспособность к их изучению перевесом способностей к наукам философским, абстрактным. Четырнадцати лет он поступил в костромскую гимназию, где начал писать и пристрастился к театру, а в 1840 г. перешел в московский университет, «будучи большим фразером; благодарю Бога, что избрал математический факультет, который сразу же отрезвил меня и стал приучать говорить только то, что сам ясно понимаешь. Но этим, кажется, только и кончилось благодетельное влияние университета». С этим пессимистическим замечанием согласны не все биографы П. Как ни скудны были собственно научные сведения, приобретенные им на факультете, образование все-таки несколько расширило его духовный кругозор; еще важнее могло быть знакомство с Шекспиром, Шиллером («поэтом человечности, цивилизации и всех юношеских порывов»), Гёте, Корнелем, Расином, Руссо, Вольтером, Гюго и Жорж Сандом, особенно с последней. Увлекался П. впрочем, только ее проповедью свободы чувств и женской эмансипации; а не общественными идеалами, провозглашенными в ее произведениях. Хотя, по словам П., он успел, за время бытности в унив., «сознательно оценить русскую литературу», однако идейное движение 40-х годов вообще мало отразилось на развитии П., и главный деятель эпохи, Белинский, оказал влияние разве на его эстетические теории, но никак не на социальные воззрения. Славянофильство также оставалось ему чуждо. Его духовные интересы связаны были почти исключительно с театром. В 1844 г. он «снова стяжал славу актера: знатоки ставили его в роли Подколесина даже выше Щепкина. Слава первоклассного чтеца всегда оставалась за П., но „репутация великого актера, которая была ему составлена в Москве и которой он очень гордился, не выдержала окончательной пробы в Петербурге“ (Анненков). В 1844 г. П. окончил курс университета; отца его в это время уже не было в живых, мать была разбита параличом; средства к жизни были весьма ограничены. В 1846 г., прослужив два года в палате государственных имуществ в Костроме и Москве, П. вышел в отставку и женился на Екатерине Павловне Свиньиной, дочери основателя „Отечественных Записок“. Выбор оказался чрезвычайно удачным: семейная жизнь внесла много светлого в судьбу П. В 1848 г. он снова поступил на службу, чиновником особых поручений, к костромскому губернатору, затем был асессором губернского правления (1849 — 53), чиновником главного управления уделов в Петербург (1854 — 59), советником московского губернского правления (1866 — 72). Служебная деятельность, окунув П. в глубь мелочей повседневной провинциальной жизни, оказала значительное влияние на материал и метод его творчества. „Трезвость“, вынесенная П. из университета, окрепла вдали от волнений напряженно культурной жизни. На литературное поприще он выступил в первый раз с маленьким рассказом „Нина“ (в журнале „Сын Отечества“, ноль, 1848 г.). но первым произведением его должно считать „Боярщину“, написанную в 1847 г. и, по воле цензуры, появившуюся в печати лишь в 1857 г. Роман этот уже проникнуть всеми характерными особенностями таланта П. : чрезвычайной выпуклостью, даже грубостью изображения, жизненностью и яркостью красок, богатством комических мотивов, преобладанием отрицательных образов, пессимистическим отношением к устойчивости „возвышенных“ чувствований, и, наконец, превосходным, крепким и типичным языком. В 1850 г., войдя в сношения с молодой редакцией „Москвитянина“, П. послал туда повесть „Тюфяк“, которая имела громкий успех и, вместе с „Браком до страсти“, выдвинула его в первые ряды тогдашних писателей. В 1850 — 54 гг. появились его „Комик“, „Ипохондрик“, „Богатый жених“, „Питерщик“, „Батманов“, „Раздел“, „Леший“, „Фанфарон“ — ряд произведений, до сих пор не потерявших неподражаемой жизненности, правдивости и колоритности. Разнообразные моменты русской действительности, еще никем не затронутые, явились здесь впервые предметом художественного воспроизведения. Напомним, для примера, что первый эскиз рудинского типа дан в Шамилове за четыре года до появления „Рудина“; ординарность Шамилова, сравнительно с блеском Рудина, хорошо оттеняет пониженный тон произведений П. Переселясь, в 1853 г., в Петербург, Писемсмй произвел здесь значительное впечатление своей оригинальностью и, так сказать, первобытностью. Осторожность, с какой он уклонялся от теоретических и философских разговоров, „показывала, что отвлеченные идеи не имели в нем ни ученика, ни поклонника“; идеи общепринятые и, казалось, бесспорные, находили в нем противника, сильного простым здравым смыслом, но совершенно неподготовленного к их усвоению». В материальном отношении П. в Петербурге был стеснен; жизнь его «подходила к жизни литературного пролетария». Служба ему не удавалась, писал он мало. За 1854 г. напечатаны в «Современнике» Фанфарон" и в «Отеч. Зап.» «Ветеран и новобранец»; в 1855 г. — критическая статья о Гоголе, лучший рассказ П. из народного быта: «Плотничья артель» и повесть «Виновата ли она»; оба последних произведения имели большой успех; и Чернышевский, в обзоре литературы за 1855 год. назвал повесть П. лучшим произведением всего года. Когда в 1856 г. морское министерство организовало ряд этнографических командировок на окраины России, П. принял на себя Астрахань и Каспийское побережье; результатом путешествия был ряд статей в «Морском Сборнике» и «Библиотеке для Чтения». Весь 1857 г. П. работал над большим романом и, кроме путевых очерков, напечатал только небольшой рассказ: «Старая барыня». В 1858 г. П. принял на себя редакцию «Библиотеки для Чтения»; его «Боярщина» явилась, наконец, на свет, а в «Отечественных Записках» был напечатан его chef d'oeuvre — роман «Тысяча душ». Не прибавляя почти ни одной новой черты к облику писателя, уже выразившемуся в его первых произведениях, роман. как наиболее глубоко задуманное и тщательно обработанное его произведение. характернее всех остальных для художественной физиономии автора, «и прежде всего, для его всепоглощающего глубоко жизненного реализма, не знающего никаких сентиментальных компромиссов». В широкую картину расшатанного общественного строя провинции вставлены удивительные по психологической отделке портреты отдельных лиц. Все внимание публики и критики было поглощено героем, особенно историей его служебной деятельности. В фигуре Калиновича все — в прямом несогласии с сущностью романа и намерениями автора, отрицавшего художественный дидактизм, — видели отражение модной идеи конца 50-х годов: идеи «благородного чиновника», изображенного, здесь, однако, в довольно сомнительном свете. Добролюбов, находя, что «вся общественная сторона романа насильно пригнана к заранее сочиненной идее», отказался писать о нем. Настенька, по общему признанию — наиболее удачный положительный образ П. Быть может, благоприятные внешние обстоятельства, ознаменовавшие эту эпоху в жизни П., дали ему уже почти не повторявшуюся в его деятельности способность стать и трогательным, и мягким, и чистым в изображении рискованных моментов. По этой мягкости близка к «Тысяче душ» небольшая, но сильная и глубоко трогательная повесть: «Старческий грех» (1860). Еще ранее этой повести — одновременно с романом — напечатана была в «Библиотеке для Чтения» знаменитая драма П. : «Горькая судьбина». Основа пьесы взята из жизни: автор участвовал в разборе подобного дела в Костроме. Конец пьесы — явка Анания с повинной — столь законный и типичный для русской бытовой трагедии, в замысле автора был иной и в настоящем своем виде создан по внушению артиста Мартынова. Вместе с первыми рассказами П. из народной жизни, «Горькая судьбина» считается наиболее сильным выражением его реализма. В изображении великорусского мужика, в передаче народной речи Писемский никем ни раньше, ни позже превзойден не был; после него возврат к пейзанам Григоровича стал немыслимым. Спускаясь в недра народной жизни, П. оставлял свой обычный скептицизм и создавал живые типы хороших людей, столь редкие и не всегда удачные в его произведениях из быта культурных классов. Общий дух морали, разлитый в мужицком мире «Горькой судьбины», неизмеримо выше удручающей атмосферы «Боярщины» или «Богатого жениха». Поставленная в 1863 г. на Александрийской сцене, драма П. имела чрезвычайный успех и до «Власти тьмы» была единственной в своем роде мужицкой драмой, привлекающей внимание обширной публики.