— Я прошу вас как человека чести вернуть то, что мое по праву. — Воин обращался к Памяти. — И готов заплатить выкуп два золотых и даровать прощение напавшим на меня.

— Мы уже говорили, что твое золото нам не нужно. И прощение тоже, — вмешался Кулак.

— Это ты должен просить у нас прощения, — заявила Сердце. — На твоей совести много грехов, однако ты можешь еще искупить их. Отрекись от предательского союза и присоединись к нам в попытке свергнуть наших угнетателей.

Девлин не верил своим ушам. Неужели женщина настолько глупа, что предлагает ему преступить свои клятвы в присутствии друзей? Или полагает, будто ни один из них не понимает кейрийский? Или просто заносчива сверх меры?

— Присоединиться к вам? — Это было бы смешно, не будь она настолько каменно серьезна. — Да вы подохнете через неделю. Самое большее — через две.

— Дети Инниса не лишены средств. Нас поддерживают многие. Если ты присоединишься к нам, последуют и другие, — проговорил Память.

— Я не хочу вести мой народ на смерть.

— Неужели ты настолько не веришь в людей, среди которых вырос? У нас есть стальное оружие, и мы умеем им пользоваться, — сказал Кулак.

— И мы не боимся смерти, — добавила Сердце.

Девлин размял правую руку, чтобы снять напряжение.

— Согласен, оружие у вас есть. Да только тот, кто никогда не защищал свою жизнь, может так небрежно говорить о смерти.

— С твоей помощью или без нее… — начал Кулак.

— Со мной или без меня вы все равно погибнете. И тысячи падут вместе с вами, кляня вас за глупость. — Девлин наклонился вперед, устремив взгляд на юного Кулака. — Скажи мне, когда вы тратили ваше чужеземное золото, сколько продовольствия вы приобрели?

— Продовольствия? — моргнул тот.

— Зерна. Корнеплодов. Вяленой рыбы. Сколько у вас еды?

Кулак, явно смущенный, покачал головой.

— В чьих руках зернохранилища?

— В руках солдат Джорска.

— А откуда поступает зерно, хранящееся в них? Пшеница, из которой пекут хлеб? Ячмень для эля? Из низин. С земель, которые возделывают выходцы из Джорска.

— И что? Мы говорим о свободе нашего народа, а не о посевах, — фыркнула Сердце.

— В былые времена мы выращивали достаточно, чтобы прокормить себя. Но когда равнинная часть была захвачена солдатами, люди ушли в горы. Многие жители Альварена некогда обитали где-то еще. Родственники Муиреанн некогда имели ферму на реке Кенвай, я верно говорю?

— Там жили три сестры и их семьи, выращивая овес, ячмень и лен. Земля простиралась до самой реки и была так плодородна, что всем работникам фермы приходилось трудиться не покладая рук больше недели, чтобы собрать урожай.

В голосе Муиреанн зазвучали мечтательные нотки; стало ясно, что она повторяет запавшее в душу семейное предание.

— Все, чего мы лишились, мы однажды вернем себе, — проговорил Память.

— Только не с оружием в руках. При первых признаках восстания солдаты подожгут зернохранилища. Отряды закроют проходы в горах. А потом без ввоза зерна, от которого все здесь зависят, наступит голод, и вас возьмут измором.

Стивен перевел потрясенный взгляд с мятежников на Девлина. Дидрик-то бы понял, но менестрель был поражен жестокой правдой, на которой зиждился контроль Джорска над Дункейром.

— Они никогда… — заспорила Сердце.

— Они сделают это. Первыми пострадают горожане. Сначала умрут больные и старые. Детям будут давать лучшую еду, пока она не кончится. Бежавшие из города будут бродить по холмам, убивая овец, дающих шерсть. Жители гор могут сами себя прокормить, но у них почти нет избытка еды. Обремененные родней из города, они тоже начнут голодать. Через шесть месяцев те, кто останется в живых, будут умолять джорскианцев вернуться.

Девлин отлично помнил, как в последний раз в городе случился голод. Жуткой зимой двадцать лет назад. Зима наступила раньше обычного, до того, как успели заполнить зернохранилища. Еды не хватало, вспыхнула эпидемия, унеся в могилу многих — в том числе и его родителей. Когда наступила весна, оставшиеся жители Альварена превратились в тени самих себя — с запавшими глазами и ввалившимися щеками. А теперь эти глупцы хотят обрушить на свою страну в сотни раз худший кошмар.

— Ты лжешь! — заявила Сердце.

— Он говорит правду, — покачал головой Передур. — Приказы наместника ни для кого не секрет.

Девлин удивился вмешательству Передура, потому что по традиции судья молчал, пока не обращались к нему за суждением. Явный знак, что даже он потерял терпение, слушая этих дураков.

— Ваши игры в восстание — детский лепет. Вы можете выбросить собственные жизни, если они вам не нужны, но не имеете права обрекать на смерть невиновных.

Сердце прикусила губу и повернулась к старшему товарищу.

Девлин продолжал гнуть свою линию.

— Те, кто дал вам золото, могут звать себя друзьями свободы, и все же им наплевать на наш народ. Они хотят лишь посеять рознь и начать междоусобицу, чтобы король Олафур послал войска на юг, оставив северные границы без защиты. В конце концов, восстание будет подавлено, и все смерти ни к чему не приведут.

— Есть и другой путь, — заговорил Память. — Говорят, ты можешь действовать от имени короля. Прикажи солдатам передать нам зернохранилища. Или даже прикажи войскам покинуть Дункейр и вернуться в Джорск.

— Я не могу нарушить произнесенную мной клятву. А вам могу дать только то, что уже предлагал. Золото. Прощение. И обещание того, что, вернувшись в Джорск, ко двору короля, использую все свое влияние, чтобы убедить его положить конец оккупации. Но для этого отдайте мне меч, завещанный мастером Рориком.

— Нет. — Память говорил негромко, и тем не менее стало видно, что это его последнее слово.

Девлин с трудом сдержал проклятие. Его опять постигла неудача. Мирного решения не будет. Он надеялся воззвать к их чести, к желанию избежать кровопролития и положить конец проблемам, возникшим в городе из-за поиска меча. Но с фанатиками спорить бесполезно. Их не поколебало ни законное право Девлина на меч, ни обещанное золото.

Клинок притягивал взор, и воину снова страшно захотелось коснуться его. Подержать в руках. Он мог взять его. Силы были почти равны, четверо против троих, а Дидрик хорошо дерется врукопашную. Даже если у одного из мятежников скрыто под одеждой оружие, чтобы обнажить его, потребуется время. Если быстро броситься вперед, Девлин сможет схватить меч до того, как его успеют остановить.

Но такой поступок обесчестит его и нарушит данную клятву. Таким образом, он подтвердит все, что говорили про него Дети Инниса, и в самом деле отойдет от законов своего народа, став недостоин тех, кто назвал его родичем.

Или он может остаться с чистыми руками, предоставив другим сделать дело. Воин посмотрел на дверь, возле которой стоял Дидрик, переводя взгляд с Девлина на мятежников и обратно. Хотя лейтенант и не говорит по-кейрийски, он прекрасно понимает по тону собравшихся, что переговоры идут не слишком хорошо. Избранному надо только отдать приказ, и Дидрик положит свою жизнь, чтобы добыть искомое оружие.

И не важно, что Девлин поклялся и за своих друзей тоже. Если обещание нарушит не он, можно свалить вину на джорскианцев, заявив, что они не поняли условия мирного договора. Поскольку меч принадлежит бывшему кузнецу по праву, нет ни закона, ни обычая у любого из двух народов, по которому его можно будет отнять.

Избранный так и поступил бы. Захватить искомое, не думая о последствиях. Друзья поймут. Они будут винить Заклятие за то, что он сделал не так, как собирался. Все очень просто.

Однако неправильно. Ведь Девлин больше, чем Избранный. Больше, чем просто пешка судьбы, связанная заклинанием. Он вернул свою душу и честь и не собирается отказываться от них. Даже ради меча.

— Сейчас я говорю с вами как Девлин из Дункейра и в последний раз прошу вас вернуть мне то, что мое по праву. В следующий раз, когда мы встретимся, я буду Избранным из Джорска и поступлю с вами согласно законам джорскианцев.