И почему, наконец, он должен дать пропасть великолепной эрекции, которая не ослабевала буквально ни на секунду благодаря усилиям мягких, теплых, проворных рук Марии Катарины, почти постоянно находившихся у него в шортах? В конце концов, откуда он знает, что Тодд не заплатил девушке за то, чтобы она ублажила его на славу? С его точки зрения, в этом не было ничего предосудительного, так как каждый зарабатывал себе на кусок хлеба с маслом как мог и чем мог, и Мария Катарина была вовсе не виновата в том, что, кроме великолепного тела, у нее не было другой возможности утвердиться в жизни.

Возможно, впрочем, она так активно обхаживала его только затем, чтобы заставить Тодда ревновать, однако и это Рурка не волновало. Он вообще решил, что сегодня не будет ни о чем беспокоиться.

К дьяволу литературу! К дьяволу издателей и издательства! К дьяволу все гениальные слова и фразы, которые никак не хотят приходить в голову!

И к дьяволу Марию Катарину!.. Ему до смерти надоело быть добродетельным бойскаутом, бесполым ангелочком, не подозревающим, для чего на свете существуют женщины.

Для секса, вот для чего!..

И, оглядевшись по сторонам, Рурк пришел к заключению: еда нужна для того, чтобы есть, и сегодня он будет жрать, пока не лопнет. Виски нужно для того, чтобы пить, и сегодня он напьется до чертиков. А женщины нужны для того, чтобы трахаться, и сегодня он заставит Марию Катарину проделать для него все грязные штучки из ее репертуара, которые раньше она проделывала для других.

Иными словами, Рурк был всерьез настроен прекрасно провести время, даже если это его прикончит.

Когда Рурк очнулся, то обнаружил, что Мария Катарина тихонько храпит у него на груди. После бурных игр на койке в тесной каюте под палубой они оба отключились почти одновременно. Теперь Рурку отчаянно хотелось помочиться, да и во рту было сухо, словно он весь вечер глотал огонь. Ничего, бутылочка-другая холодного пива должна его освежить.

Отстранив Марию Катарину, Рурк неуверенно сел и спустил ноги с койки. Девушка что-то пробормотала спросонок и попыталась его удержать, но Рурк легко увернулся и поднял с пола сброшенные в спешке шорты.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы попасть ногой в штанину, однако в конце концов он все же сумел натянуть шорты и подняться на палубу.

Тодд стоял на носу и, прихлебывая пиво из бутылки с длинным горлышком, любовался крупными звездами, высыпавшими на ночном небе. Заслышав шаги Рурка, он с улыбкой обернулся:

– Ты еще жив? А я-то думал…

Рурк оттянул спереди эластичный пояс шортов и, заглянув внутрь, глуповато осклабился:

– Кажется, все на месте.

Тодд снова усмехнулся.

– Вы так шумели, что я уже собирался спуститься вниз, чтобы посмотреть… не нужна ли тебе помощь, – сказал он.

Рурк покрутил головой, но сразу же схватился за стенку каюты, чтобы не упасть.

– Вообще-то, несколько раз мне действительно показалось, что помощь может мне понадобиться, – сказал он и, повернувшись к борту, стал мочиться в воду.

– А она показывала тебе фокус с большим пальцем? – осведомился Тодд, но Рурк ничего не ответил. Застегнув шорты, он оглядел палубу.

– Пивка бы… башка просто раскалывается!

– Ах да, я и забыл: мистер Рурк – истинный джентльмен и никогда не обсуждает интимные привычки леди, с которыми ему приходится трахаться. – Тодд рассмеялся, и Рурк хотел отвесить шутливый поклон, но в последний момент отказался от этого намерения, ограничившись кратким салютом.

– Дадут мне сегодня пива или нет?

– Угощайся. – Тодд кивком головы указал на стоявшие на палубе охладители.

– С удовольствием… – Рурк наклонился и потянулся к ящику. – Мне просто необходимо освежиться – все вокруг почему-то раскачивается… и вертится. – Он снова ухватился рукой за переборку. – Я едва держусь на ногах… Мария Катарина меня измотала, и я ужасно устал…

– И ужасно завидуешь, верно?

– Что-что? – Рурк поднял голову.

– Ты все еще завидуешь мне, разве не так? Рурк пожал плечами:

– Может быть, немножко… – Он виновато улыбнулся.

– Вовсе не немножко, Рурк. Я уверен – ты завидуешь ужасно. – Тодд поднес пустую бутылку к глазу и, прищурившись, посмотрел сквозь нее на приятеля, словно это была подзорная труба. Или оптический прицел. – Признайся, ведь ты был уверен, что первым напишешь Великий Американский Роман!

Рурк все еще чувствовал себя довольно скверно. К горлу то и дело подступала тошнота, горизонт опасно раскачивался, кроме того, ему очень не нравился оборот, который принимала беседа.

– Послушай, Тодд, я очень рад за тебя. Что еще тебе надо? – сказал он, выпрямляясь во весь рост.

– Ты радовался бы куда больше, если бы сегодня мы пили не за мою, а за твою книгу. И ты, и твой поганый Хедли. Я уверен: он готов спустить каждый раз, когда только видит твою рукопись! – Тодд достал из ящика еще одну бутылку, вскрыл и сделал хороший глоток. Пустую посудину он швырнул за борт. – Как он там выразился: «Мне выпала большая честь и незаслуженное счастье наблюдать становление великого американского романиста»? Так, что ли?

– Ты… Откуда?.. Ты читаешь мои письма?

– С твоей стороны было очень умно арендовать почтовый ящик в городе. Я бы, наверное, так ничего и не узнал, если бы ты не таскал его письма с собой – должно быть, для того, чтобы лишний раз их перечитать и насладиться заслуженной похвалой. Однажды мне не хватило мелочи, чтобы рассчитаться за заказанную на дом пиццу, и я залез в карман твоих джинсов, которые ты бросил на полу в прихожей. Вообрази же себе мое изумление, когда вместо денег я вытащил письмо и узнал почерк профессора.

– Ты не должен был его читать!

– А ты не должен был лгать мне и говорить, будто Хедли ругает тебя так же, как и меня. Для него ты «великий американский писатель», а я – лишь ремесленник, не отмеченный печатью настоящего таланта.

– Какая тебе разница, что думает Хедли о твоей книге?

– Никакой. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я продал свою книгу, а ты – нет.

– Ну и ладно, мне все равно. Слушай, может, хватит об этом, а?..

Вместо ответа Тодд шагнул вперед, и Рурк неожиданно заметил, что его приятель держится на ногах куда крепче, чем он, словно не пил вовсе. В его движениях была опасная, грозная сила и стремительность, и Рурк почувствовал, как в душе его шевельнулся страх.

– Что ты так переживаешь? – торопливо проговорил он. – Я признаю – ты выиграл. Хедли был не прав, когда говорил, Что у тебя недостаточно таланта. Что еще тебе надо?

– Что еще мне надо? – Казалось, Тодд на мгновение задумался. – Меня беспокоят две вещи, Рурк. То, как я пишу на самом деле и… Еще кое-что.

– Что же?

– Мой характер, вероятно… Жадность, ревность, зависть, или, как выразился наш дорогой профессор, «завистливость, сластолюбие, скупость»… Помнишь, Хедли писал тебе об этом – о том, как эти качества способны отравить человека своим ядовитым соком? Кажется, он хотел намекнуть тебе, что я – негодяй и подлец…

Рурк почувствовал, как у него внутри все переворачивается, а рот наполняется горькой слюной.

– Это все ерунда, Тодд! Я даже не обратил внимания на эти слова!

– Зато я обратил…

Того, что произошло дальше, Рурк не ожидал. Тодд неожиданно бросился вперед и с силой ударил его по голове пивной бутылкой. Удар пришелся в висок, и из глаз Рурка посыпались искры. Бутылка была почти полной, и ощущение было таким, будто Тодд ударил его кувалдой. Рурк заревел от ярости и боли. Краем глаза он заметил, что Тодд снова замахнулся бутылкой, и рванулся в сторону.

Бутылка ударилась о переборку каюты и разлетелась вдребезги, забрызгав обоих пивом и засыпав осколками стекла.

Рурк не успел еще прийти в себя, а Тодд уже атаковал его, обрушив на приятеля настоящий град ударов. Он работал кулаками, как заправский боксер на ринге, с первого же удара сломав Рурку нос, подбив глаз и рассадив губу. Ошеломленный, оглушенный, Рурк наугад взмахнул кулаком и ужасно удивился, почувствовав, что попал Тодду в зубы. Он, конечно, сразу рассек до крови костяшки пальцев, но рот Тодда выглядел куда хуже. Кровь, казавшаяся черной в сгустившемся полумраке, так и хлынула на его белую майку.