— Еще бы, — сказала Стейси, немедленно вставая на его защиту, — у тебя просто не было иного выбора, кроме как отправить Придурка Бада в лечебницу.

— Я ежегодно просматривал его историю болезни, снимал показания с лечивших его врачей. Это заведение, да будет тебе известно, не какой-то захудалый желтый дом. Это одна из лучших лечебниц в штате.

— Никто тебя ни в чем не обвиняет, папа. Господи боже, достаточно всего лишь ознакомиться с твоей деятельностью на посту судьи. Свыше тридцати лет безупречной работы.

Он провел рукой по редеющим волосам.

— И сейчас вдруг такое — до чего же обидно! Может быть, уйти в отставку досрочно, не дожидаясь следующего лета и моего дня рождения?

— Ни в коем случае, ваша честь. Останешься на своем месте до тех пор, пока не наступит час уходить в отставку, и ни днем раньше. И никакой жалкой выскочке, вчерашней студенточке, тебя с твоего поста не спихнуть.

Хотя Стейси старательно демонстрировала отцу свою в нем уверенность, глаза выдавали ее беспокойство.

— Ангус говорил, что эта девица… что она собой представляет? Похожа на Седину?

— Отчасти. — Судья подошел к входной двери и открыл ее. Уже на пороге он с сожалением бросил через плечо:

— Ангус сказал — она еще красивее.

После ухода отца Стейси долго еще сидела в отупении на валике дивана, уставившись в одну точку. Она совершенно забыла, что надо вымыть посуду.

— Добрый день, судья Уоллес. Меня зовут Алекс Гейтер. Представляться не было необходимости. Он понял, кто она такая, как только вошел в свой кабинет, примыкавший к залу суда. Миссис Липском, его секретарша, кивком головы указала ему на стул у противоположной стены. Повернувшись, он увидел молодую женщину — двадцати пяти лет, если он не ошибся в расчетах, — которая, сидя на жестком стуле с прямой спинкой, демонстрировала поистине царственную осанку и уверенность в себе.

Судье мало приходилось общаться с Сединой Гейтер, но от Стейси он знал о ней все. Одиннадцать лет девочки проучились в одном классе. Даже делая скидку на типичную для юных девушек зависть, которую испытывала Стейси, он нарисовал для себя достаточно нелестный портрет девицы, которая сознает, что она красива и всем нравится, и которая вертит как хочет всеми мальчиками в классе, в том числе и теми двумя: Джуниором Минтоном и Ридом Ламбертом.

Из-за Селины Стейси пережила бесчисленное множество горьких минут. Уже за одно это судья невзлюбил Седину. А поскольку сидевшая в приемной молодая женщина приходилась дочерью той особе, то она с первого же взгляда не понравилась судье.

— Здравствуйте, мисс Гейтер.

Судья Уоллес пожал протянутую руку, подержав ее в своей ровно столько, сколько необходимо, чтобы не нарушить правила приличия. Он чувствовал, как непросто ему видеть в этой модно одетой женщине коллегу. Он предпочитал юристов в белых рубашках и шерстяных костюмах, а не в мехах и изысканных платьях с короткой юбкой. От настоящих членов коллегии адвокатов должно чуть заметно пахнуть сигарами и кожей, в которую переплетают тома судебных дел, а не тонкими духами.

— Районный прокурор Частейн уже сообщил вам о цели моего приезда?

— Да. Сегодня утром. Но я еще вчера вечером узнал об этом от Ангуса.

Она наклонила голову, словно говоря, что это интересное заявление стоит запомнить, чтобы потом осмыслить как следует. Он готов был дать себе хорошего пинка за то, что ни с того ни с сего вылез со своим сообщением.

По правде говоря, он был ею просто ослеплен. Ангус Минтон не ошибся. Александра Гейтер была красивее матери.

Когда она повернула голову, ее темные волосы под солнечными лучами, пробивавшимися сквозь жалюзи, будто вспыхнули огнем. Воротник мехового жакета, касаясь щеки, подчеркивал свежесть кожи и придавал лицу восхитительный румянец цвета спелого абрикоса. У Стейси была похожая шубка, но в ней лицо его дочери приобретало оттенок остывшей золы.

— Нельзя ли мне поговорить с вами в зале суда? — вежливо спросила она.

Сам не зная зачем, он взглянул на часы.

— Боюсь, это невозможно. Я, собственно, зашел узнать только, кто мне звонил и что передал. Сегодня я весь день занят.

Миссис Липском вздрогнула от удивления, выдав его с головой.

Мгновение Алекс задумчиво рассматривала носки своих туфель.

— Не хочется настаивать, но придется. Это очень важно, мне необходимо начать расследование как можно скорее. Прежде чем предпринимать какие-то шаги, я должна уточнить у вас некоторые факты. Много времени это не займет. — Уголки ее губ приподнялись в улыбке. — Не сомневаюсь, что ваше содействие будет по достоинству оценено у нас в Остине.

Судья Уоллес был отнюдь не глуп; Алекс тоже. Приказать ему она не могла, не тот у нее чин, зато вполне могла выставить его в неприглядном свете в прокуратуре округа Трэвис, а те имели знакомства в Капитолии штата.

— Что ж, хорошо, проходите, пожалуйста. — Он сбросил с плеч пальто, попросил миссис Липском не звать его к телефону и следом за Алекс направился в зал суда. — Присаживайтесь.

В желудке у него жгло. Перед тем как вернуться в суд, он принял снадобье от повышенной кислотности, но еще глоток ему не помешал бы. Что касается Алекс, она отнюдь не казалась взволнованной. Усевшись за стол напротив него, она грациозным движением плеч сбросила меховой жакет.

— Приступим, мисс Гейтер, — властно произнес Уоллес. — Что же вы хотите узнать?

Алекс открыла портфель и вынула пачку бумаг. Судья чуть не застонал.

— Я прочла стенограмму слушаний по делу Бадди Хикса, и у меня возникли вопросы.

— А именно?

— Что вас так подгоняло?

— Простите?

— Бад Хикс был арестован по обвинению в совершении особо жестокого убийства и помещен в окружную тюрьму Пурселла без права освобождения под залог. Слушания о его неподсудности по причине психической неполноценности проходили три дня спустя.

— И что?

— Не слишком ли короток этот срок для того, чтобы решить дальнейшую судьбу человека?

Судья откинулся на спинку кожаного кресла, которое подарила ему дочь; он надеялся, что его хладнокровие произведет впечатление на молодую юристку.

— В то время, вероятно, к слушанию было назначено много дел, и я старался разобрать их побыстрее. Либо же наступило некоторое затишье, и это дало мне возможность рассмотреть дело без проволочек. Не помню. Ведь минуло двадцать пять лет.

Опустив глаза, она смотрела в блокнот, лежавший у нее на коленях.

— Вы распорядились, чтобы мистера Хикса обследовали всего два психиатра.

— Его умственная неполноценность была очевидной, мисс Гейтер.

— В этом я не сомневаюсь.

— Он же считался, как бы помягче выразиться, городским юродивым. Не хочу показаться жестоким, но ведь так оно и было. Его просто терпели. Люди видели его, но не замечали, — надеюсь, вы меня понимаете. Своего рода принадлежность городского пейзажа, безобидная…

— Безобидная?

Судья снова готов был откусить себе язык.

— До той ночи, когда он убил вашу мать.

— Никакой суд присяжных не признал его виновным в этом, судья Уоллес.

Раздосадованный, он облизнул губы.

— Да, конечно. — Он пытался избежать ее спокойного взгляда и собраться с мыслями. — Я счел, что в данном случае достаточно заключений двух психиатров.

— Я без сомнения согласилась бы с вами, если бы заключения не были столь различными.

— Или же если бы жертвой преступления не оказалась ваша мать, — сделал выпад судья.

— Это замечание я пропускаю, судья Уоллес, — сердито бросила она.

— Но разве не из-за этого весь сыр-бор? Или вы по какой-то неизвестной мне причине сомневаетесь в моей порядочности и хотите опротестовать решение, которое я вынес двадцать пять лет назад?

— Но если вам нечего скрывать, у вас нет и повода думать, что я подорву вашу безупречную служебную репутацию всего-навсего тем, что задам несколько вопросов. Так ведь?

— Продолжайте, — сухо сказал он.

— Два назначенных судом психиатра разошлись во мнениях относительно психического состояния мистера Хикса в ту ночь, когда была убита моя мать. Это первое, что озадачило и заинтересовало меня. Обратив внимание окружного прокурора Харпера на это обстоятельство, я получила его согласие на доследование.