Уэсли стоял в центре комнаты и медленно оглядывался. Разумеется, он не мог не заметить розы. Когда он наконец повернулся к Ренни, то сказал:

– Говорят, вы согласились занять должность, освободившуюся после смерти доктора Хоуэлла.

Ренни насторожилась:

– Да. И что? Я подумала, что нет никакой разницы, приму я это предложение или нет. Вы все равно не перестанете думать, что я наняла Лозадо, чтобы убить Ли.

Уэсли показал на розы.

– Примите поздравления, – усмехнулся он.

– Они уже были здесь, когда я приехала из больницы. Лозадо снова проник в мой дом, – заявила Ренни.

– Вы не позвонили и не сообщили.

– У меня не было возможности. Уэсли взглянул на ее помятую одежду.

– Он меня терроризировал! – воскликнула Ренни. – У него безумная идея, что я должна стать его большой любовью. – Она рассказала ему все, что говорил Лозадо, даже самые стыдные вещи. – Он применил ко мне силу. Думал, что я где-то спрятала «жучок».

– «Жучок»?

– Когда я упомянула об убийстве Ли Хоуэлла, он меня обыскал. Боялся, что я работаю на вас и хочу заманить его в западню.

– Что же, мы оба знаем, как он ошибается.

Ей не понравился его ехидный тон, и она сказала:

– Детектив Уэсли, я его сюда не приглашала. Почему вы так сразу решили, что он здесь с моего согласия?

– Вы что-нибудь разбивали? – спросил Уэсли, не отвечая ей.

– Вазу в ванной комнате. Он оставил там еще один букет. Я так разозлилась, что сбросила его в ванну.

– Мистер Уильяме выгуливал собаку на заднем дворе. Он услышал грохот, попытался вам позвонить, узнать, все ли у вас в порядке. – Уэсли заметил радиотелефон на журнальном столике.

Ренни взяла его и протянула Уэсли. Никаких гудков. Телефон был отключен так давно, что даже перестал пищать, возвещая о севших батареях.

– Думается, Лозадо не хотел, чтобы нам помешали, – тихо заметила она.

– Судя по всему.

Ренни положила трубку на стол и испуганно отдернула руку.

– Наверное, мне не следовало его трогать, – сказала она.

– У Лозадо нет отпечатков пальцев. Да это и не имеет значения. Мы и так знаем, что он был здесь, но ведь это не преступление.

– С каких пор проникновение в чужой дом перестало быть преступлением? Он вошел и чувствовал себя, как дома.

– Ну да. Мистер Уильямс как раз и сказал дежурной по 911, что Лозадо чувствует себя вольготно. После сообщения о шуме он добавил: «Подождите, я вижу ее и этого мужчину через кухонное окно. Такое впечатление, что все нормально, она его отлично знает». Что-то в этом духе. Однако диспетчер оказалась надежной, узнала ваш адрес и сообщила мне.

– Шпионите за мной.

– И позвонила мне, – продолжал Уэсли как ни в чем не бывало. – Сказала, что получила странный звонок от вашего соседа. Похоже, вы не очень-то сопротивлялись.

– Я боялась, что, если стану сопротивляться, закончу, как Салли Хортон.

– Весьма вероятно.

– Тогда почему вы вечно заставляете меня обороняться?

Уэсли лишь взглянул на нее и повернулся к выходу.

– Мне пора.

Он направился к двери, но Ренни догнала его, схватила за руку и повернула к себе лицом.

– Я заслуживаю ответа, детектив.

– Ладно, вот вам мой ответ, – сердито сказал он. – Вы не дали мне ни малейшего повода доверять вам, доктор, зато есть целая куча причин, по которым я не должен вам доверять.

– Как я могу убедить вас, что говорю правду? Вы поверили бы мне, если бы Лозадо меня сегодня убил?

– Не думаю, – ответил Уэсли, пожав плечами. – Салли Хортон, прежде чем стать его жертвой, была его любовницей.

– Он всего лишь хотел, чтобы она была счастлива.

– Ты шутишь?

– Перестань на меня так смотреть, Вик, – обиделся Орен. – Я этого не говорил. Доктор Ньютон повторила его слова.

Вик пролежал в реанимации два дня. Последние пять дней он находился в отдельной палате с видом на центр города из окна. Он уже мог лежать на спине. Рана до сих пор чертовски болела, особенно когда он вынужден был подниматься и ходить.

Каждая из этих прогулок, как он их называл, была равносильна восхождению на Эверест. Требовалось пять минут только на то, чтобы подняться с кровати. Сначала он с трудом ходил по палате, но сегодня рискнул выйти в холл и пройти туда и обратно. Медсестры оценили это, как величайшее достижение. Аплодировали ему. Он выругался и спросил, где они прячут свои нацистские униформы. Когда Вик вернулся в постель, он был весь мокрый от пота и слабый, как новорожденный.

Он с нетерпением ждал приема обезболивающего, которое получал регулярно. Оно не избавляло от боли, но делало ее терпимой. Он мог существовать с ней, если не слишком много об этом думал и сосредоточивался на чем-то другом. Например, на Лозадо.

В это утро убрали капельницу. Вик был ужасно рад от нее избавиться, но теперь сестры заставляли его как можно больше пить. Носили ему фруктовый сок в маленьких стаканчиках с крышкой из фольги. Ему пока еще не удалось открыть хотя бы одну, не разлив половины.

– Ты ешь? – поинтересовался Орен.

– Немного. Не хочется. К тому же, ты не поверишь, какое дерьмо они здесь выдают за еду.

Его щека все еще имела цвет протухшего яйца, но опухоль немного спала, и он мог смотреть обоими глазами. Например, он умудрился разглядеть, что Орен вопросительно поднял брови.

– Что? – сердито спросил он.

– Как твои яйца?

– Спасибо, хорошо, а как твои? – Несколько дней ему пришлось лежать на пакете со льдом, но, как и обещала Ренни, все обошлось.

– Ты знаешь, о чем я, – сказал Орен.

– Все в норме. Хочешь проверить?

– Верю на слово. – Орен переступил с ноги на ногу. – У меня не было возможности извиниться. Мне очень жаль, что я разбил тебе подбородок.

– Самая незначительная моя проблема. Забудем. Теперь давай еще раз про Лозадо.

– Я уже все рассказал, – взмолился Орен.

– Расскажи еще раз.

– Господи, ты с явным приветом. Я повторил несколько раз слово в слово. Соседу показалось, что они в восторге друг от друга. Доктор Ньютон говорит, что Лозадо ее терроризировал, что она боялась сопротивляться, потому что не хотела закончить жизнь так, как Салли Хортон.

Вик откинулся на подушку и закрыл глаза. Ему было больно вспоминать о погибшей девушке. Он никогда не забудет, как она лежала на кровати мертвая. Пока он наслаждался душем, Лозадо безжалостно убил ее.

Не открывая глаз, Вик сказал:

– Лозадо опасен для нее. Особенно если решит, что она выбирает между ним и мною и предпочитает меня.

– Полагаю, с тобой она на эту тему не разговаривала?

– Нет. Если бы ты не рассказал мне, что случилось накануне, я ничего бы не знал.

Вик не мог понять поведения Ренни, и это его злило. Она заходила каждое утро, как правило, с опущенной головой, и смотрела на его карту, а не на него.

– Как вы себя чувствуете, мистер Треджилл? – каждый раз один и тот же вопрос.

Она проверяла шов и рассеянно кивала, слушая его ответы, как будто, по сути, и не слушала или ей было глубоко наплевать. Она говорила ему, что довольна, как заживает рана, механически улыбалась и уходила. Вик понимал, что он у нее не единственный пациент. Он и не ждал какого-то особого вникания.

Ну, может, и ждал. Слегка.

Вик помнил, как она сидела у его кровати и поила его спрайтом. Помнил, как мазала ему губы бальзамом. Помнил, как они смотрели друг на друга и сколько времени это длилось.

А может, ничего такого и не было?

Кто знает, возможно, это галлюцинации под воздействием лекарств. Или приятный сон, показавшийся ему былью? Все может быть. Ведь застал же ее Орен вчера в объятиях Лозадо в ее собственном доме?

Черт бы его побрал, он никак не мог разобраться, что с ней происходит.

– На обходе она такая деловая, что оторопь берет, – делился он с Ореном. – Даже о погоде не поговоришь.

– Жарко и сухо.

– Похоже на то.

– Она согласилась занять пост заведующего в хирургии.