Он превосходил Вика Треджилла во всех отношениях. У него был класс. Он сомневался, что Треджилл способен без ошибок написать это слово. Он был миллионером. Треджилл жил на жалованье полицейского. Он носил костюмы от ведущих модельеров. Треджилл одевался как бродяга. Он хотел возвести Ренни на пьедестал, окружить роскошью. Треджилл, же хотел использовать ее, чтобы добраться до него.
Тут не могло быть никакого сравнения. Как она могла предпочесть Треджилла ему?
Лозадо все еще дулся, когда вышли вечерние новости. За день не произошло ничего, что отвлекло бы внимание прессы от убийства Салли Хортон и нападения на Треджилла. После повторения утренних сообщений говорящая голова возвестила:
– Сегодня в больнице состоялась пресс-конференция. Доктор Ренни Ньютон ответила на вопросы журналистов.
Пошла видеозапись пресс-конференции. Ренни стояла на кафедре, по бокам два мрачных человека в темных костюмах, скорее всего, представители администрации больницы. Она щурилась от света софитов.
– Доктор Ньютон, каково сейчас состояние мистера Треджилла?
– Он стабилен, – ответила она. – Это обнадеживает. Утром положение было критическим. У него проникающее ранение спины, поражены окружающие ткани.
«Отвертка „Филипс“ в умелых руках еще не то может сделать». – Губы Лозадо изогнулись в довольной улыбке.
– Могла эта рана быть смертельной?
– Я считаю, что да. Хорошо, что меры по спасению его жизни были приняты незамедлительно. Наша бригада по травмам прекрасно поработала.
– Имеет ли это нападение какое-нибудь отношение к так и не раскрытому убийству брата мистера Треджилла три года назад?
– Я ничего об этом не знаю.
– Вик Треджилл все еще в бессрочном отпуске?
– Спросите полицию.
– А он…
Она подняла руки, прося тишины.
– Я пришла на срочный вызов сегодня утром. Какое-то время я даже не знала имени пациента. Я ничего не знаю ни о работе мистера Треджилла, ни об истории его семьи. Я выполнила свою работу. Кроме этого, я ничего не могу вам сообщить.
Видеозапись на этом кончилась. На экране снова появилась говорящая голова с кратким резюме, потом последовали другие новости.
Лозадо выключил телевизор, но долго сидел перед потухшим экраном, вспоминая фразу Ренни: «Я выполнила свою работу».
Ну, разумеется! Она спасла Треджилла не потому, что он ей нравился. Она просто делала свою работу. Он ведь тоже не имел ничего против большинства из тех людей, кого убивал. Он их знать не знал, но это его не останавливало. Он делал то, за что ему платили. Ренни тоже выполняла свое дело с той же профессиональной отстраненностью, что и он.
И разве не великолепно она общалась с прессой? Холодновато, профессионально, ровно и спокойно. Нет, она совершенно необыкновенна.
Верно, она устала. Лозадо это почувствовал. Обычно она выглядела лучше. Но даже в рабочей одежде и без аккуратной прически она была прекрасна и желанна. Он хотел ее. И скоро он ее получит. Вне сомнения, после всех этих событий она почувствует глубину его привязанности к ней.
Внезапно Лозадо ощутил острый голод, захотелось выйти из дома.
Он налил себе текилы, взял рюмку и направился в душевую из черного мрамора. Приняв душ и побрив тело и голову, он десять минут спускал воду. Потом разобрал промытый сток, вычистил каждую деталь специальными салфетками и спустил салфетки в унитаз.
Затем он собрал сток. Вытер душевую кабинку полотенцем и положил его в мешок для белья. По дороге к выходу он спустит пакет в специальный люк, который донесет его до контейнера в подвале здания. Дважды в неделю все белье забирали в стирку. Он никогда не оставлял использованное полотенце в ванной комнате.
Он допил текилу, пока надевал сделанные на заказ легкие брюки и шелковую футболку. Ему нравилось ощущение прикосновения щелка к коже. Он ласкал его соски, такой же мягкий и нежный, как язык женщины. Он очень надеялся, что Ренни понравится его татуировка.
Сверху он надел спортивную куртку контрастного цвета. Он понимал, что слишком вырядился для мексиканского ресторана, но ему хотелось праздника. Он позвонил вниз дежурному по этажу и попросил приготовить его «Мерседес».
Перед тем как выйти из квартиры, он сделал еще один звонок.
Дежурный уже держал открытой дверцу «Мерседеса»:
– Приятного вечера, мистер Лозадо.
Лозадо, зная, что выглядит он на все сто и что молодой человек, скорее всего, ему завидует, дал ему щедрые чаевые.
18
Выйдя из лифта, Ренни сразу же увидела розы.
Не заметить их было невозможно. Букет стоял на столе у дежурных сестер. Сестры и санитары толпились вокруг, очевидно, в ожидании ее реакции. Все улыбались.
– Это для вас, доктор Ньютон.
– Их принесли полчаса назад.
– За ними почти не было видно мальчишку, который их принес.
– Кто ваш таинственный вздыхатель?
– Точно не коп. – Это высказался полицейский, которого Уэсли поставил около реанимационной палаты, где лежал Вик. – Ни один коп не сможет себе такого позволить.
Ренни поморщилась:
– Это наверняка ошибка. Это не мне.
– Но там карточка, – заикаясь, произнесла сестра. – На ней ваше имя.
– Избавьтесь от роз и карточки. И от вазы.
– Вы хотите, чтобы мы их выбросили?
– Раздайте больным. Отнесите в холл, в часовню, куда хотите. Мне наплевать. Только уберите их с глаз моих. Дайте мне, пожалуйста, карточку мистера Треджилла.
Медперсонал, уже без улыбок, разошелся. Полицейский вернулся на свой пост. Одна из сестер унесла тяжелый букет. Другая подала Ренни требуемую карточку и смело последовала за ней в палату Вика.
– Он теперь чаще приходит в себя, – сообщила ей сестра. – Ненавидит спирометр. – Пациентов заставляли периодически дуть в этот прибор, чтобы очистить легкие.
Показатели Вика были отличными. Ренни проверила повязки. Он застонал во сне, когда она отодвинула бинт, чтобы взглянуть на рану. Снова закрыв шов, она спросила сестру, пил ли он что-нибудь.
– Только лед.
– Если он попросит пить, дайте ему несколько глотков спрайта.
– Шкаплейбурбоха, – вдруг произнес Вик. Ренни подошла поближе к кровати и наклонилась.
– Не поняла?
– Бурбох. В шпрайт. – Он едва мог двигать головой, но пытался найти ее взглядом. Чтобы облегчить ему задачу, Ренни села на край стула около кровати.
– Разве бурбон можно мешать со спрайтом?
– Вше равно. Она улыбнулась:
– Полагаю, вам уже дали достаточно лекарств.
– Не доштатошно.
Сестра помчалась за спрайтом. Вик повернул голову. Лицо его немного высвободилось из подушек.
– Это вы со мной сотворили, Ренни?
– Каюсь.
– Придется вычеркнуть вас, – он поморщился и шумно втянул воздух, – из моего рождественского списка.
– Если вы можете шутить, значит, чувствуете себя лучше.
– Как расплющенное молотком дерьмо.
– Ну, выглядите вы, во всяком случае, именно так.
– Ха-ха. – Глаз закрылся и больше не открылся. Ренни встала и приложила стетоскоп к его груди.
– Стучит? – спросил он, к ее удивлению, поскольку она решила, что он впал в забытье.
– Четко и громко, мистер Треджилл. – Она снова села на стул. – В ваших легких чисто, так что продолжайте дуть в спирометр, когда сестра попросит.
– Детские игрушки.
– Зато не будет пневмонии.
– Ренни.
– Да?
– В меня стреляли?
– Нет, колотая рана, отверткой.
– Здорово задело?
– Порядочно, но восстановимо.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
– У меня яйца болят, – вдруг заявил он.
– Я скажу, чтобы вам дали пакет со льдом.
Даже удивительно, насколько выразителен может быть один глаз.
– При таких ранах, как у вас, там скапливается лишняя кровь. Это пройдет.
– Клянетесь?
– Клянусь, – улыбнулась она.
– Славно, славно. – Вик закрыл глаз. – Странный разговор у нас с вами, Ренни. – Он снова посмотрел на нее: – Они его поймали?
Она отрицательно покачала головой.