– Это не означает, что она отвечала ему тем же. Орен небрежно пожал плечами, выразив таким образом довольно много.

– Ничего удивительного, что Лозадо выбрал привлекательную женщину и пялился на нее, – продолжил Вик. – Он подонок.

– Этот подонок выглядит, как кинозвезда.

– Разве что из «Крестного отца».

– Некоторым женщинам нравятся именно опасные мужчины.

– По опыту знаешь, Орен? Обещаю, Грейс не скажу. Давай детали. Люблю сочные детали. – Чтобы еще больше разозлить приятеля, он многозначительно подмигнул ему.

– Прекрати.

Именно в этот момент к ним подошла Грейс. Она спросила, над чем Вик смеется, и, когда он ничего не ответил, напомнила, что девочки отказываются ложиться спать и ждут, когда он расскажет им свою историю. Вик сочинил им сказку про красавицу рок-певицу и ее храброго телохранителя, чья внешность, по его описанию, напоминала его самого. Больше о деле они с Ореном в тот вечер не разговаривали.

Перемотав пленку, Вик решил съесть и бутерброд с тунцом. Он показался ему несвежим, но он все равно его съел, зная, что до утра ему больше ничего не обломится. Когда он стряхивал крошки с рук, к дому напротив подъехал джип Ренни Ньютон.

Он схватил бинокль, но успел лишь бегло разглядеть ее – дверь гаража опустилась. Меньше чем через тридцать секунд зажегся свет на кухне. Первое, что она сделала, – водрузила на стол свою сумку. Затем сняла жакет и вытащила блузку из брюк.

Повернувшись к холодильнику, достала бутылку воды и попила. Затем завинтила крышку и остановилась у раковины, опустив голову. Вик поправил фокус бинокля. Окно кухни было так близко, что, казалось, можно дотронуться до женщины, стоящей за ним. Выбившаяся прядь волос спускалась по щеке на грудь.

Доктор Ньютон приложила холодную бутылку с водой ко лбу. Выражение лица, движения, поза – все говорило о безумной усталости. «Разумеется, она устала», – подумал Вик. День был таким длинным. Уж он-то знал.

Ренни прислонилась к столешнице и прижала ко лбу бутылку с холодной водой. Прошло уже много лет с тех пор, как она перестала нуждаться в дыхательных упражнениях для обретения спокойствия. Но она все еще помнила, какой это кошмар – сознавать, что не можешь отвечать за свои действия.

В последние три недели ее жизнь совершенно разладилась. Развал начался с получения повестки, приглашающей ее поработать в жюри. На следующий день в комнате отдыха для врачей она рассказала о вызове. Все дружно застонали и посочувствовали ее невезенью. Кто-то предложил ей сказать, что у нее маленькие дети, нуждающиеся в присмотре.

– Но у меня нет детей.

– Тогда ты – единственная дочь престарелых родителей.

– И это не так.

– Ты учишься на дневном отделении.

Это предложение она даже не удостоила вниманием.

– Выкини проклятую бумажку и забудь, – посоветовал еще один коллега. – Я так и поступил. Решил, что лучше заплатить любой штраф за неявку.

– И что произошло?

– А ничего. Они не отслеживают такие вещи, Ренни. Там каждую неделю сотни людей проходят. Ты думаешь, они станут тратить время на розыск тех, кто не явился?

– Я буду исключением. Они бросят меня в тюрьму. На моем примере покажут, что бывает с теми, кто пытается увильнуть от своих обязанностей гражданина. – Она задумчиво поболтала соломинкой в своем стакане. – Ведь это и в самом деле моя гражданская обязанность.

– Да будет тебе, – простонал Ли Хоуэлл, набив рот чипсами из автомата.

– Это гражданский долг людей, у которых нет занятия получше. Сошлись на работу, чтобы отделаться.

– Работа – недостаточное основание. Так написано крупным шрифтом в повестке. Боюсь, я влипла.

– Да не волнуйся, – сказал он. – Они тебя не выберут.

– А я не удивлюсь, если выберут, – вмешался еще один коллега. – Мой брат – адвокат, постоянно участвует в судебных процессах и говорит, что всегда пытается сделать так, чтобы в жюри была хотя бы одна симпатичная женщина.

Ренни бросила на него сердитый взгляд.

– Что если адвокат – женщина? Он перестал улыбаться.

– Об этом я как-то не подумал.

– Куда тебе.

Ли стряхнул соль с ладоней.

– Они тебя не выберут.

– Ладно, Ли, а почему? Тебе ведь не терпится сказать, почему я не гожусь в члены жюри?

Он начал перечислять причины по пальцам.

– Ты слишком аналитична. Имеешь собственное мнение. Резко высказываешься. И любишь командовать. Ни одной стороне не нужен член жюри, способный подмять всех под себя.

Это был единственный спор, в котором Ренни с удовольствием бы уступила Ли. Увы. Она оказалась второй, выбранной из сорока восьми кандидатов, и, что еще хуже, все проголосовали за нее, как за старосту. На следующие десять дней, несмотря на накапливающиеся бумаги и назначенные операции, ее время принадлежало штату Техас. Все дела пришлось отложить.

Когда все закончилось, ей недолго пришлось радоваться. Приговор осудили в прессе, даже окружной прокурор выступил. Простые люди тоже остались недовольны, включая доктора Ли Хоуэлла.

Он высказался на вечеринке в своем доме в пятницу:

– Поверить не могу, что ты отпустила этого урода, Ренни. Он же рецидивист.

– Его ни разу не посадили, – возразила Ренни. – Кроме того, в этот раз его судили не за предыдущие преступления, которые к тому же не были доказаны.

– Нет, его судили за жестокое убийство известного банкира, одного из выдающихся граждан нашего тихого городка. Прокурор требовал смертного приговора.

– Я знаю, Ли. Я была там.

– Ну все, завелись, – огорчился один из гостей, собравшихся вокруг них послушать их спор. – Упрямый консерватор против жалостливого либерала.

– Нам, членам жюри, сообщили заранее, что прокурор требует смертного приговора. Разумеется, мы не по этой причине оправдали обвиняемого.

– Тогда как вышло, что двенадцать человек отпустили этого мерзавца, вместо того чтобы приговорить его к уколу? Неужели даже на долю секунды можно было подумать, что он невинная жертва?

– Мы проголосовали: «Не виновен». Улавливаешь разницу?

Он пожал костлявыми плечами.

– Признаться, нет.

– Разница в обоснованных сомнениях.

– То есть, если не все сходится, надо оправдывать? Какая чушь!

– Эта чушь лежит в основе нашей системы правосудия.

– Все, понеслась, – заметил кто-то из стоящих сзади.

– Все так называемые улики против мистера Лоза-до были косвенными, – заявила она. – Никто не мог доказать, что он находился на месте убийства. И у него было алиби.

– Заплатил парню, чтобы он солгал, вот и все.

– Не было свидетелей, там также…

– Слушай, Ренни, скажи мне, неужели все члены жюри так тщательно раздумывали над своим решением?

– Что ты имеешь в виду?

– То, что ты великий организатор. Ты ставишь все факты и фактики в одну ровную линию, и избави боже, чтобы ты учла и человеческий фактор.

– Разумеется, я учитывала.

– Да? Тогда скажи мне следующее: когда ты в первый раз поставила вопрос на голосование, сколько человек проголосовало за «Виновен» и сколько за «Не виновен».

– Я не собираюсь обсуждать с тобой работу нашего жюри.

Хоуэлл посмотрел на окружающие их любопытные лица, будто хотел сказать: «Я так и знал».

– Давай я догадаюсь, Ренни. Ты…

– Я уже обсуждала это дело и не собираюсь делать это во второй раз.

– Ты ведь была единственной совестливой, которая противостояла всей группе, верно? И именно ты добилась оправдательного вердикта. – Он прижал руки к сердцу. – Наша дорогая доктор Ренни Ньютон, ярая защитница рецидивистов.

Все рассмеялись, и спор закончился. Он оказался последним. Как всегда, расстались они друзьями. Когда она прощалась с ним и Мирной, он ее слегка обнял и шепнул на ухо:

– Ты ведь знаешь, я просто дразнюсь. Из всех членов жюри во все времена ты бы больше всех боролась за справедливость.

Да, она хотела, чтобы все было по справедливости. Она даже не подозревала, какое влияние этот судебный процесс и приговор окажут на ее собственную жизнь. Она сочла это просто досадным неудобством. Эффект оказался катастрофическим.