Он все проделал только для того, чтобы убедиться, что он на это способен. Труп Томми доказал, что да, способен.

Он правильно сделал, что напал на него со спины, потому что кровь текла из Томми почти вечность. Лозадо гордился, что сумел сам не перепачкаться. Но в общем и целом убить Томми оказалось проще пареной репы. И так же легко не попасться. Он просто пошел к нему домой и спросил его мать, дома ли Томми. Она сказала, что нет, но если он хочет, то может зайти и подождать, рано или поздно Томми появится.

Вот так вышло, что Лозадо после убийства Томми провел время в его доме, слушая его стерео и с нетерпением и сладостной дрожью ожидая, когда в дом Томми принесут ужасное известие.

Приятные воспоминания прервал стук в дверь. Он по привычке подошел к двери осторожно, зажав в руке нож. Заглянул в «глазок», увидел знакомую горничную в форме, отпер замок и открыл дверь.

– Уборка требуется, мистер Лозадо?

Жильцам этого дома предоставлялись услуги дежурного на парковке, консьержа и горничной дважды в день. Она прошла в спальню и занялась уборкой. Лозадо налил себе еще текилы и вернулся в кресло около окна, положив нож на стол так, чтобы до него легко было дотянуться. Он уставился на огромный экран на противоположной стороне улицы. Показывали какой-то фильм, но он его не видел.

Все его мысли были заняты разговором с Ренни Ньютон. Он улыбнулся, вспомнив ее тщетную попытку казаться недоступной. Нет, она просто очаровательна.

Горничная подошла к нему поближе.

– Хотите, чтобы я задернула шторы, мистер Лозадо?

– Нет, спасибо. Ты оставила шоколадки на подушке?

– Двух сортов. Те, что вы любите, мистер Лозадо.

– Спасибо, Салли.

Она улыбнулась ему и принялась расстегивать верхние пуговицы своей блузки. Он никогда не пытался ничего о ней узнать. Он бы и имени ее не знал, не назовись она по собственной инициативе. Она сразу же сообщила ему, что работает горничной временно, а на самом деле хочет стать исполнительницей экзотических танцев в мужском клубе.

Возможно, сиськи у нее для этого дела были подходящие, но не задница. У нее она была широкая, как сарай.

Когда она начала игриво возиться с пуговицами своей формы, он сказал:

– Брось это! – притянул ее к себе и заставил встать на колени между его ног.

– Я могу сначала станцевать. Я репетировала перед зеркалом. Очень хорошо получается, пусть я это сама говорю.

Вместо ответа он расстегнул ремень и «молнию» на ширинке. Она явно расстроилась, что он отказался смотреть ее представление, но энергично взялась за дело. Расстегнула пуговицы на его рубашке и коснулась пальцами татуировки на груди. Ярко синий кинжал с острым лезвием, казалось, пронзал его сосок.

– Это меня так возбуждает, – томно произнесла она.

Вытатуированные капли крови стекали по его ребрам. Ее язык, быстрый и ловкий, как у змеи, коснулся кончика кинжала.

Он приобрел эту татуировку в шестнадцать лет. Художник, который ее делал, предложил ему позднее проколоть сосок.

– Этот кинжал, да еще кольцо сквозь сосок проденешь, клево будешь выглядеть, чувак, – заметил он.

Лозадо запомнил страх в глазах этого мужика, когда он схватил его за кадык и приподнял со стула.

– Ты что, решил, что я гомик?

Глаза мужика вылезли из орбит. Он еле-еле выговорил:

– Нет, нет, парень. Я ничего такого не хотел сказать.

Лозадо медленно отпустил его.

– Ты лучше постарайся с этими гребаными каплями, а то эта татуировка может оказаться последней в твоей жизни.

Салли уже спустилась ниже, поближе к его паху.

– Презерватив, – велел он.

– Я не возражаю.

– Зато я возражаю.

Он никогда не оставлял никаких следов ДНК. Обрезки ногтей он спускал в унитаз. Он каждый день брил все тело. Он был безволосым, как младенец. Только брови он оставлял. Сбрить их ему мешало тщеславие. Кроме того, без бровей не так станет выделяться шрам, а он хотел, чтобы он был виден всем.

К счастью, природа одарила его прекрасной формой черепа. Он был гладким и круглым, как мяч для боулинга. Если добавить ко всему этому смуглую кожу, то он выглядел красавцем даже с бритой головой. Он дважды в день чистил постель ручным пылесосом, чтобы нигде не осталось сухой кожи. Отпечатки пальцев он сжег много лет назад.

Из опыта с Томми он знал, что кровь жертвы может доставить много неприятностей. Он боялся, что кто-нибудь попросит его показать перочинный нож. Он не был уверен, что смыл с него всю кровь. Никто его не подозревал, да и от ножа он вскоре избавился, но в дальнейшем он старался оставлять орудие убийства на месте преступления. Он пользовался самыми обычными вещами, ничего экзотического, ничего недавно приобретенного, что можно было бы связать с ним.

У него был номер социального страхования. Как всякий добропорядочный гражданин, он платил налоги с дохода, получаемого от мастерской по ремонту телевизоров. Старый забулдыга, не просыхавший с той поры, как был изобретен телевизор, руководил за него этой мастерской. Расположена она была в криминальном районе, где немногие носили телевизоры в ремонт. Они просто ехали в богатый район и крали там новый. Но заведение было вполне легитимным, хотя и мало доходным.

Его истинный источник доходов не облагался налогами.

Салли крупными зубами разорвала упаковку.

– Ты, верно, очень богат. Такая роскошная квартира. И миленький «Мерседес».

Он обожал все, чем владел. Сейчас даже больше, чем раньше, до того как он восемь месяцев мытарился в тюрьме штата в ожидании суда. Это научило его еще больше любить красивые вещи.

Разумеется, эти месяцы дорого ему обошлись. Но он не беспокоился. За банкира ему очень хорошо заплатили.

Его деньги лежали на счетах под хорошие проценты в банках всего мира, зачастую в таких странах, где он никогда не был и не собирался побывать. Он мог уйти на пенсию в любой момент и прекрасно жить до конца дней своих.

Но такая мысль даже не приходила ему в голову. Он делал свою работу не из-за денег. Он мог бы заработать и другими способами. Он делал это потому, что умел и любил. Он обожал этим заниматься.

– У меня от этих скорпионов мурашки по всему телу, но квартира просто блеск. У тебя божественные вещи. Это покрывало на кровати – настоящая норка?

Лозадо хотел бы, чтобы она заткнулась и продолжала сосать.

– Ты правда такой опасный, как люди говорят? Он схватил ее за крашеные волосы и дернул голову вверх.

– Какие люди?

– Ой! Больно!

Он покрепче перекрутил волосы в кулаке.

– Какие люди?

– Другие горничные, которые здесь работают. Мы разговаривали. Кто-то упомянул твое имя.

Он посмотрел ей в глаза, но не увидел следов предательства. Она была слишком глупой для платного доносчика.

– Я опасен лишь для тех, кто болтает обо мне. – Он отпустил ее волосы.

– Господи, чего так сердиться. Девчонки просто трепались. Я имела право похвастать. – Эта дура чуть ли не подмигивала ему.

Если бы она только знала, насколько отвратительной казалась ему ее улыбка. Он презирал ее за глупость и грубость. Ему очень хотелось причинить ей боль. Но вместо этого он снова сунул ее лицом себе в пах.

– Давай заканчивай побыстрее.

Он терпел ее только потому, что это было удобно. Он всегда мог достать женщину. Нет ничего проще.

Любые красавицы выполнят все его капризы за его внимание и пятьдесят долларов чаевых.

Но ему нужна была не такая женщина. Ему хотелось женщину, какой у него никогда раньше не было.

В школе он был панком и гужевался с хулиганьем. Он вечно попадал в беду или в школе, или в полиции, или и там и там сразу. Его родителей это не волновало. Нет, они жаловались на его плохое поведение, но никогда ничего не предпринимали по этому поводу.

Его младший брат имел серьезные врожденные дефекты. С того дня как родители принесли его из роддома, Лозадо вполне мог перестать существовать, потому что в головах и сердцах его родителей именно так и случилось. Они полностью посвятили себя малышу и его специфическим потребностям. Видимо, посчитали, что у красивого, здорового, не по летам развитого старшего сына никаких потребностей нет.