– Я неплохо владею законодательством, мистер Пепердайн, – холодно произнесла Кендал. – И собираюсь впредь обходиться без адвоката.

– Мы согласны полностью отказаться от обвинений в ваш адрес, если вы поможете нам прищучить этих парней. – Он сделал небольшую паузу, дабы выслушать возражения, но она промолчала. – Ведь когда вас везли сюда, вы думали, что вам предъявят обвинение в убийстве. Мне кажется, вы должны испытывать в некотором роде облегчение.

Она печально покачала головой:

– Вы не понимаете. Они сделают все, чтобы меня убить.

– Мы отправляемся сегодня же вечером, – коротко бросил Пепердайн.

Джон знал, что его друг в значительной степени разделяет тревогу женщины, но как человек подневольный вынужден подчиняться законам своего учреждения. Пепердайн ведет дело, которое следует довести до конца, и волей-неволей придется смириться.

– Выезд назначен на три часа, – добавил он. – Вас перевезут в округ Колумбия на конспиративную квартиру, где вы и подождете суда. Я сопровождаю до Далласа, а там женщина-охранник и мистер Макграт возьмут на себя труд сопроводить вас до места назначения.

Джону показалось, будто земля уходит у него из-под ног. Он вывел Пепердайна в коридор и сердито поинтересовался: – Что ты имеешь в виду?

– Что я имею в виду?

– Как при кажешь понимать твои слова, что мне придется сопровождать эту женщину до места назначения? Мне?

На лице Пепердайна отразилась сама невинность. – Таково задание, Джон.

– Не мое это задание. С тобой приказано ехать Стюарту, а не мне. Он, видишь ли, в последнюю минуту заболел и послали меня.

– Что ж. Такова, видно, твоя судьба.

– Джим, – произнес он, хватая приятеля за рукав, дабы как-то привлечь его внимание. – Я не знал, что у нее ребенок.

– Мы все удивлены не меньше тебя.

– Я не могу принять на себя такое дело. Это… это сведет меня с ума. Ведь ты-то знаешь.

– Ты что, испугался?

– Ты просто читаешь мои мысли.

– Ребенка что ли испугался?

Фраза резанула его слух. Тем не менее это была чистая правда.

– То, же знаешь, что мне пришлось пережить после неудачи в Нью-Мексико. Меня до сих пор мучают кошмары по ночам.

Меньше всего на свете Джон хотел, чтобы Пепердайн поднял его на смех за дикий, ничем не оправданный страх. И тот, уловив состояние приятеля, сжалился над; ним, но все-таки попытался урезонить.

– Послушай, Джон, я смотрел, как ты вел переговоры с такими подонками, которых свет не видывал. И тебе удалось уговорить террористов сложить оружие, хотя те искренне верили, что, сдавшись, никогда не попадут в рай. Вот как ты умеешь убеждать!

– Ну, было однажды. И больше не повторил ось. – Подумаешь, выдался один неважнецкий денек, так ты и нос повесил.

– Один неважнецкий денек? Оказывается, все, что тогда произошло, можно так вот просто назвать – один неважнецкий денек?.

– Я не собираюсь нисколько приуменьшать случившееся. Но никто тогда не подумал, что ты виноват. Никто, Джон. Разве ты мог предположить, что этот псих и в самом деле исполнит свою угрозу.

– Не мог, а должен был, Джим. Скажешь, нет? Ведь именно ради этого меня учили и тренировали. Ради этого обзавелся при ставкой „доктор философии“ перед своей фамилией. Подразумевается, что я всегда должен знать, когда давить, а когда и шаг назад сделать.

– Ты – один из лучших в нашей конторе, Джон. И нам по-прежнему тебя не хватает. Когда-нибудь, я уверен, настанет день и ты простишь себе то, что случилось в Нью-Мексико, и вернешься. – Пепердайн положил ему руку на плечо. – Слушай, у тебя стальные нервы. Скажи мне теперь, только взгляни реально, чем может навредить кро-о-ошечный – уги-пути – ребеночек?

Когда они поднимались по трапу самолета в Денвере, у Джона появилось ощущение неминуемой беды. Как ни старался, он не мог отделаться от мысли, что это путешествие закончится плохо.

Теперь, уже много времени спустя, лежа в постели, которую он делил со своей подопечной, и принимая во внимание, что у него сломана нога, на голове красуется шрам, и он только что излечился от амнезии, Джон задался вопросом, что же можно было сделать, дабы предотвратить лавину обрушившихся событий.

Вряд ли удалось избежать всего этого – пусть и не состоялся бы тот злополучный перелет. Пепердайн определенно решил бы, что у друга поехала крыша, если бы он, как поначалу и хотелось, отозвал агента в сторону и сообщил прямо там, на летном поде, что он нюхом чует полный правал. Мол, необходима иная стратегия.

Пепердайн должен был выйти в Далласе, в то время как Джону и его партнерше – Руги Фордхэм – приятной даме-охраннику испанского происхождения, предстояло сопровождать миссис Бернвуд и ее ребенка в Райли-Дархэм, а оттуда на другом самолете до округа Колумбия. Такой вот, значит, маршрут.

Однако вмешалась судьба.

Сразу же после вылета из денверовского аэропорта у Кендал начались мучения с ушами. Охранница Фордхэм обратилась за объяснениями к стюардессе, которая постаралась убедить женщину, что на заданной высоте неприятные ощущения исчезнут. Но боль не проходила.

В течение всего полета Кендал неимоверно страдала. Почувствовав, что матери плохо, забеспокоился и захныкал ребенок, а потом и вовсе заплакал. Сидя через проход, Джон покрепче ухватился за подлокотники и взмолился, чтобы дитя наконец успокоилось. Но чем дольше возносил Джон молитву Создателю, тем громче ревел мальчик.

– Может, заказать что-нибудь выпить? – участливо спросил Пепердайн, заметив бисеринки пота, выступившие на лбу Джона.

– Я на работе.

– Плюнь ты на правила. Ты аж позеленел весь.

– Я в порядке. – На самом деле Джон лгал. Он старался сосредоточиться на чем-то другом – стал, например, считать заклепки на потолке салона, чтобы не реагировать на детский крик.

Пробежка по летному полю длилась ужасно долго, как показалось Джону, почти столько же, сколько и сам перелет. Поэтому, когда самолет наконец остановился, Джон растолкал локтями пассажиров и устремился к выходу, до такой степени ему хотелось выбраться. В здании аэропорта охранница Фордхэм сразу же отвела Кендал в женскую комнату. Пепердайну пришлось взять ребенка на руки, хотя в роли няньки он выглядел не самым лучшим образом. В любой другой момент Джон злорадно бы ухмыльнулся, глядя на неуклюжие движения приятеля-холостяка, но сейчас оказался не в состоянии изобразить даже некое подобие улыбки.

– Этот парень, ее муж – как он выглядит? – поинтересовался Джон. В сущности, ему было наплевать, он спрашивал просто так, чтобы отвлечь себя от мыслей о ребенке, который буйствовал в руках Пепердайна.

– До сих пор не имел удовольствия с ним познакомиться. – Неожиданно ребенок замолчал. Пепердайн продолжал его неуклюже укачивать – вверх-вниз, вверхвниз. – Насколько я понимаю, Мэт Бернвуд своего рода белый супермен в прекрасно сшитом костюме-тройке. Красив, получил хорошее воспитание и образование. К тому же прекрасно владеет огнестрельным оружием и знает приемы восточных единоборств. И еще – самый настоящий фанатик, который верит, что его папаша запросто беседует с Господом. Гиб командует: прыгай! – и Мэт прыгает. – Пепердайн чуть помедлил, а затем добавил: – Короче, это чрезвычайно опасные подонки, которые не, остановятся ни перед чем, когда запахнет жареным.

Джон бросил в сторону Пепердайна тревожный взгляд. – А ведь она права, – словно угадав, о чем подумал друг, произнес агент. – Она и в самом деле практически обречена, особенно если этим парням удастся на нее выйти.

– Значит, сидением с ребенком работа не ограничится?

– До этого далеко. Что с того, что Бернвуды за решеткой? У них достаточно длинные и цепкие руки. Некоторых членов секты, скорее всего большинство, мы просто не знаем.

– Господи.

– Не отпускай ее ни на шаг. Подозревай всякого.

Спустя несколько минут появились женщины, и Кендал взяла ребенка из рук Пепердайна. Охранница Фордхэм выложила новость, в соответствии с которой приходилось полностью менять планы.