– Девочка?

– Смотрите, это девочка! А смотрите, какие глаза! – шорох ужаса пронёсся среди дозорных и подбежавших зевак.

– Да, как ни увиливай, а предсказание ломится в судьбу!

– Говорили жрецы, что надо было убить Подкидыша! А теперь он нашёл себе жену!

Все замерли, тоскливо глядя на Гиера с девочкой на руках. Что же теперь будет? Ужасное предсказание сбывалось, как они ни осторожничали! Конечно, можно было ещё избавиться от младенца… Он так слаб и ничтожен…

Но тут в ворота Тан-Аида ворвался гигантский всадник с развевающимися седыми волосами. На скаку слетел с коня и как вкопанный встал между слабо шевельнувшейся ему навстречу женой и младенцем в руках жреца.

По его бешеному взгляду Гиер понял, нельзя упускать из рук управление ситуацией.

Тогда стянув с пальца перстень с раскрытой волчьей пастью, он с великим усилием поймал им крохотный мокрый пальчик новорожденной.

Кулачок сжался, будто согласился с предложенной судьбой.

– Белоглазая тана родилась! – провозгласил Гиер, подняв малышку над головами обречённо застывших танаидов.

Бласт готов был слушать свою Петал бесконечно.

Картины прошлого Края Белоглазых Тан живыми вставали перед его глазами. Будто он шёл все эти годы рядом и с её дедом – безымянным Седым Странником, и с отцом – так и не избавившимся от случайного имени Подкидыш. Диковинные обычаи амазонок, таинственные предсказания танаидов будоражили воображение, пугали, выдёргивали из памяти то страшное, что с ними случилось год назад. От чего они еле сбежали, что хотелось забыть.

Благодаря этим рассказам, он заново узнавал свою любимую. Заново понимал её.

Она передавала ему то, что слышала о своей семье от Чисты.

Знахарка Чиста вспоминала так, что казалось, была свидетелем всех этих удивительных происшествий, приведших Край Белоглазых Тан к таким трагическим последствиям!

Но как могла она знать все детали давно минувших событий? Люди так долго – рядом с несколькими поколениями – не живут!

А вот от своего отца Петал почти ничего, на протяжении всей своей жизни, не могла выпытать. Отец не любил вспоминать.

У него все силы отнимала борьба. Сначала за свою жизнь – жизнь подкидыша невысоко ведь стоила в глазах всех окружающих.

А потом и за жизнь своих детей.

Но в одном Петал была уверена: если бы не забота о своём потомстве и не великолепные бойцовские качества отца, – ей и её братьям и сёстрам было бы не выжить!

Отец всю свою жизнь руководствовался каким-то полуживотным инстинктом выживания. Насторожённо выстраивал стену между собой и враждебным окружающим миром. Не верил в доброе к себе отношение, был в таких случаях ещё более подозрителен, чем при откровенно враждебных встречах.

Петал часто задавалась вопросом, почему?

Он не мог знать о трагических событиях того дня, когда появился на свет. Не мог знать о том, что, начиная с самой первой минуты жизни, постоянно стоял вопрос о его умерщвлении. Но, наверное, он это подсознательно, по-звериному, чувствовал.

Со своими большими стадами он, с помощью целой армии подпасков, каждое лето кочевал на север, покидая выжженные солнцем южные степи.

Возвращался с подрощенным приплодом коз, овец и …детей.

Детей, рождённых ему женщинами кочевников. У этих северян был странный обычай: в порядке гостеприимства предлагать страннику жену или дочь.

Но если рождался белоглазый, в отца, ребёнок, их это жутко пугало. Они сторонились «чуди белоглазой»! Такое дитя, откочёвывая, всегда оставляли на покинутой стоянке.

Впервые столкнувшись с этим, Подкидыш испытал шок.

Будто что-то вышвырнуло его в то время, когда он, новорождённый, беззащитный, сам лежал под стеной Тан-Аида, ожидая чьей-то милости к своей никчёмной жизни.

Так в их семье стали появляться «маленькие подкидыши».

Айгуль не противилась подобному расширению семьи: она боготворила мужа. Её собственные дети были белоглазыми все. Одним больше, одним меньше – какая разница? Молока и мяса, слава всемогущим богам и любимому мужу, хватало на всех! А о чём ещё заботиться? Для танаидов в этом не было ничего предосудительного: выжившие дети были удачей любой семьи.

Тем более что в соседнем Тан-Амазоне к вопросу деторождения относились ещё более легкомысленно. А в Беловодье так вообще был культ плодовитости, посвящённый богине Росте!

А муж, взбодрившись кумысом или ядрёным таном, философствовал.

– Буду плодиться из последних сил! У меня с рождения ощущение, будто ко мне уже протянула руку смерть и лишь на мгновение замерла с протянутой рукой. А мне нужно успеть выжить! Успеть нанести свой узор на скалы вечности!

Айгуль, как хорошая жена, понимала, что мужу необходимо это ощущение упрочения на земле, как компенсация за его идущую из детства сиротскую ущербность и слабость.

Позже, когда его дети, особенно девочки, стали проявлять необычайно мощные, по сравнению со своими сверстницами из других Тановых городов, мистические способности, он удовлетворённо ворчал.

– Я как греческая амфора с заострённым донцем! Чем больше качка, тем плотней усаживаюсь в своём гнезде! А был бы плоскодонным, давно б снесло волной, никто б и не вспомнил, что я был на белом свете!

Но говорлив он был, только напившись кумыса. А вообще он всё больше молчал. Теперь это навсегда. Вместе с соплеменниками он навеки окаменел на одном из холмов под Тан-Аидом, так и не дождавшись спасительного восхода.

Для Петал осталось загадкой, почему отец не увёл свою многочисленную семью из Тан-Аида. Тогда как некоторые их соседи, услышав о пророчестве, грозящем окаменением их светлоглазым дочерям, сразу снялись с насиженного места и растворились за горизонтом. Надо думать, что им удалось выжить.

А вот танаидам нет. Каменными статуями навеки встали они в окрестностях родного города. А она ничем не смогла им помочь. Да ещё сбежала за море, в чужие края. А они так верили в неё, свою тану…

Ритуальную гривну, почтительно завёрнутую в тонкий шарф, Петал продолжала бережно хранить.

Бласт не раз пытался избавиться от зловещей вещицы, будто утягивающей его жену куда-то назад. В те страшные дни его смертельной схватки за их совместное выживание. Но даже обманом ему никак не удавалось сбагрить куда-нибудь тяжёлый золотой обруч. Проклятая гривна будто приросла к Петал.

За время путешествия в Край Белоглазых тан Бласт увидел немало чудес. Но ему как-то по-прежнему не верилось, что Тановы земли погибли лишь из-за того, что подлые жрецы вынули из ритуальной гривны белый камень, оставив чёрный. И тем самым запустили процесс нарушения баланса жизни-смерти на этой земле.

Время от времени Петал заговаривала с ним о своём долге, о необходимости восстановления ритуальной гривны, о спасении земляков. Он или отмалчивался, или отговаривался тем, что сейчас для них не это главное.

Но для себя он решил совершенно однозначно, что никогда больше не вернётся в этот Край Ужаса! Хватит! Слава Богам, что ещё удалось спастись! А сколько раз приходилось прощаться с жизнью! Повторенья ему не выдержать! Тем более что совершенно незачем. Ни к чему снова испытывать судьбу! Любимая рядом. Скоро, очень скоро родится его сын! И все они будут очень счастливы! А танаиды пусть сами разбираются со своими жрецами!

Он старался быть тактичным и не волновать Петал отказом. Знал, что она очень тоскует по утраченной родине. Здесь всё было для неё чужое.

Её чуткие ноздри улавливали массу сладких ароматов этой богатой земли, блаженствующей в тёплом климате: атласных чёрных олив, орехов, носящих название «греческие», винограда всех мыслимых цветов и оттенков. Но больше других она любила горький запах белых тополей. И цикория. Они напоминали ей о покинутой родине. Чужое небо, отражаясь в её светлых глазах, отзывалось бы тоской, если бы не ожидание рождёния ребёнка.