Убить его было нельзя.

Но можно было отдать сохранение его жизни на волю богов. Если тем будет угодно, младенец выживет в любых условиях. …Жрецы верили в силу и мудрость своих богов…

Так младенец с магической кровью Седого Странника и подлой предательской кровью Косой Сахмейки одной лунной летней ночью оказался под стенами соседнего Тан-Аида.

…Ветер буйствовал в степи. А здесь, под высокой крепостной стеной было лунно и тихо.

Танит застелила облако под собой пеленой света и расположилась, храня сон ребёнка до утра. Пока не утонула в светлеющем небе.

Когда тонкий стебель повилики, ища опоры, закудрявился по лицу младенца, он чихнул и проснулся. Молчал он недолго. Охрана Тан-Аида пережила это утро с трудом, всё собираясь пойти и притопить ненужного найдёныша в море.

От этого насущного дела их отвлекла семья перегоняющих стада пастухов. Овцы в полнолуние были крайне беспокойны. И пастухи торопились поскорей найти им свежие пастбища. Они-то и забрали Подкидыша, соблазнившись его здоровым видом.

…Знала та, чьё второе имя Танит: всё неслучайно в этом мире. А если и случайно, то цепь случайностей неминуемо сложится в узор, подобно ищущему опоры стеблю повилики.

Чиста вышла из шатра, будто на зов.

Пятно тёмного облака на совершенно плоском туманном небе притянуло её узловатый палец. Тогда запутанные завитки смыслов стали укладываться во вполне внятный орнамент.

К тому времени, когда из белой пелены проявились два всадника, старая Чиста уже была подготовлена Знанием. Ради чего это всё – то, что сейчас произойдёт.

– Да за каким же лядом ты таскаешься за ним, дитятко? – старуха, причитая и кряхтя, стащила с седла скрюченную женскую фигурку в бесчисленных накидках, пропитанных туманом.

Та и впрямь, будто окостенела от долгой дороги, от усталости, от страха, наконец.

А великан-танаид, сдав жену на попечение старухи, даже не спешился. Сразу вернулся к стаду. Шапка гребнем с широким оплечьем придавала ему вид угрожающий. Псы метнулись за хозяином.

Старуха кое-как ввела женщину в свой шатёр. Подкинула кизяка в чуть теплившийся огонь и заварила трảвы, отщипнув с приговором от нескольких пучков. Насильно сунула в ледяные руки тёплую плошку с отваром. Ощутив в ладошках тепло, женщина, будто растаяв, заплакала.

Старуха не реагировала на её всхлипы: в этих краях не принято потакать слабости. Слабые должны были вымирать. И им позволяли это делать, не задерживая. Так будет лучше для всех. Потому что для продолжения рода имело смысл оставлять только сильнейших. Тех, кто способен бороться.

Тёплый отвар сделал, наконец, своё дело. Всхлипы прекратились. Гостья откинула растрепавшиеся длиннющие косы, вытерла лицо и с усилием стянула с себя несколько накидок.

Перед изумлённой старухой предстала крошечная молоденькая женщина. С яркими каплеобразными глазами степнячки на бледном нежненьком личике. Огромный живот на развернувшейся худенькой фигурке смотрелся чуждо.

– Что ж ты делаешь с собой! – запричитала возмущенная старуха. – Даже наши женщины в таком сроке не ездят верхом! А ты! Неужели ж не можешь оставить своего мужа на короткий срок! Загубишь и себя, и дитя, нескладная!

– Мне нельзя оставлять мужа, бабушка. Мой отец, если догонит его, в пыль сотрёт. Пока я рядом, надеюсь, что отец управляет своим гневом.

– Вот как оно! А я, было, подумала, что из вас двоих сильный – он.

– Конечно, он. Он ведь мой муж. А я за него боюсь.

– А ты не боишься, …что твой муж …похож на Седых Странников?

– Боюсь.

– А ты не боишься …родить девочку?

– Боюсь.

– Он рассказал тебе обо всём?

– Конечно!

– Так зачем же ты…

Договорить Чиста не успела. Сквозь полог, нагнувшись из-за высокого роста и от этого став ещё более устрашающим, вошёл великан-танаид.

Стащил шапку и дорожную накидку. Сел к огню и прямо взглянул в изумлённое лицо хозяйки.

– Много болтаешь, старуха!

Его белый взгляд был ей не по силам. Она отвернулась и хотела выйти: надо кормить гостя. Но тот схватил её за запястье, выцепив из складок рукава блеснувший браслет-змею.

– Амазонка?

В ответ старуха лишь выпрямила спину и вызывающе взглянула в его невыносимо светлые, нездешние какие-то глаза.

– Что ж, – вздохнул танаид. – Это хорошо. Значит, мы почти дома, Айгуль. Ты рада?

Айгуль смолчала, лишь с преданной улыбкой вложила свою мелкую ладошку в руку гиганта мужа.

С рассветом гости собрались в путь.

Чиста согласилась присмотреть за их стадом, которое могло помешать уходить от погони.

Поэтому, наверное, великан-танаид не торопил жену, которую суетливая старуха постаралась снабдить кучей узлов и мешочков.

Он просто с высоты седла то ли всматривался, то ли вдумывался в туман своими чудными, полными пустоты глазами. Его седые пряди временами неотделимы были от окружающей белой мглы.

Старуха приладила к коню Айгуль удобное женское седло, гениальное изобретение Тан-Амазона. Застелила его шкурами, и добавила тёплый полог с застёжками.

Маленькая женщина благодарно задержала в горячих ладошках сухие руки старухи.

– Не тревожься так, бабушка. Я не жертва. Я знаю, что делаю. Так же, как и ты.

Пока удивлённая Чиста подбирала слова для ответа, танаид подхватил жену и ловко вознёс в седло. После этого медлить уже не имело смысла.

Надоевший туман оставил путников за излучиной Тана. Но он же перестал их охранять. К полудню вскипающие над степью тучи накрыли их душным пологом. Тут же подоспела погоня.

Посвистывая, хищно вцепившись крючками ног в конские бока, отцовские посланцы радостно настигали вожделенную добычу.

Оставалось распоследнее средство, чтобы избавиться от них!

Гигант-танаид, сверившись взглядом с мнением жены, отчаянно стеганул её коня, пустив вскачь по направлению к завидневшимся на горизонте стенам Тан-Аида. А сам совсем по-волчьи запрокинул голову к небу.

Она не слышала его мольбы. Она только увидела выросшие на горизонте облака в форме трёх Седых Странников. И гневно грохнула гроза.

Что гроза детям степей? В горячке преследования, ощетинившись пиками, степняки даже не обратили внимания на то, что воздух рассекли водяные и огненные струи!

Вожак гортанными кликами подстёгивал их азарт! Хрипели кони! Комья грязи неслись из-под копыт!

И только когда молния вошла в его пику, всё остановилось для него, а значит, и для них.

Айгуль не видела смерти отца. Она лишь почувствовала, как ёкнуло сердце, и обтекла, омылась потом. Будто своей виной, которая будет омывать её теперь до самой смерти.

Живот сразу закаменел, подкатился под самое сердце. Горячим плюхом отошли воды. И ребёнок, так несвоевременно, не дожидаясь остановки бешеной скачки, начал продираться сквозь материнское тело наружу.

Хрустя зубами от рвущей боли, она уже не видела, что конь внёс её в ворота Тан-Аида.

Дозорные подхватили поводья и еле успели удержать падающую с седла мертвеющую женщину. Их ужаснули окровавленные конские бока.

– Неужели ранена?

И только неведомо откуда подоспевший к городским воротам жрец Гиер понял всё сразу, будто знал заранее.

Дозорные безмолвно уступили ему место возле истекающей кровью путницы. Подчинились угрозе, исходящей от его волчьей маски, от отставленного в сторону ритуального жезла и от пущенного в дело ножа.

– Подкидыш всё же добыл себе жену, – с досадой пробормотал Гиер. – Какой теперь смысл спорить с неизбежностью?

Он рывком высвободил из окровавленного полога новорождённого ребёнка. По обычаю танаидов, поднял его к небу и поклонился на три стороны.

– Волчица принесла волчонка! Волчица принесла волчонка! Волчица принесла волчонка!

Младенец всхлипнул, раскрыл глаза и завопил, широко разевая беззубый рот. Но крик его никого не отвлёк. Сбежавшиеся танаиды искали ответ на главный вопрос.