Впрочем, с ним рядом Сахмейка чаще всего ощущала себя зверьком. Одним из тех, на кого они охотились.
Когда эта мысль пришла впервые, она вдруг с обидой поняла, почему он не желает её. С таким мышлением и поведением он не считал её человеком, равным себе.
Именно это странное сочетание – животности в человечьем обличье – и сбило его при их первой, роковой для него встрече, чего он никак не мог себе простить.
Она пыталась доказать, что похожа на него хоть в чём-то, рассказывала о своих увлекательных путешествиях в морских глубинах в облике морской змеи, в те времена, когда у неё ещё был браслет.
Увлекаясь, расписывала в красках зеленеющие столбы лунного света, пронзающего водные пласты. Упрекала, что если бы не его упрямство, она давно нашла бы способ вернуть себе браслет амазонки. И её жизнь была бы несравненно богаче и полноценней. Пыталась расспрашивать о том, как, какими чувствами ему удаётся ориентироваться без зрения.
Он выслушивал её эмоциональные рассказы с совершенно бесстрастным лицом. Но никак не желал признать её хоть в чём-то равной себе. И наотрез отказывался что-то рассказывать сам, а тем более обучать своему тайному Знанию. Не желал делиться, считая её не готовой к восприятию.
Она уже не раз порадовалась, что не поспешила представить его взыскательному собранию Тан-Амазона. Вот был бы позор, если один из знаменитых Седых Странников отказался бы раскрывать свои тайны там, при всех. Хороша была бы она при этом!
Сахмейка всеми силами пыталась переубедить Странника, приводя в пример тайные знания жрецов в Землях Тана. Конечно, далеко не все они являли собой пример высокой человечности. Однако умели и лечить, и карать, и предсказывать, и отводить беду.
– Очень жаль, – отвечал он. – Таких, как они, нельзя допускать до Техник, которыми они овладели неправым путём. А правый путь – это века совершенствования.
– Века? Но я не могу столько ждать! Есть же исключения?
– Есть, но они все неправые. Я уже достаточно наказан за одну свою ошибку. Множить их не буду.
– Но если мне уже сейчас дано видеть вещие сны, может быть, я уже готова к восприятию? (Она не стала рассказывать ему о своём обращении к Белоглазой Богине).
– Для неправого пути достаточно обычного стресса. У одних это удар грома, у других – родовая травма. А у тебя это, возможно, была травма от изгнания.
Сахмейка не стала уточнять, откуда он знает о её изгнании. И поняла, что о Белоглазой Богине он тоже знает. Может быть, потому и упорствует. И ещё она поняла, что как ни старайся, даже пытками не вырвет из него откровенности.
У неё оставался последний вопрос.
– А ты можешь знать будущее?
– Да, во всех его вариантах. Главное, какой из них выбрать для себя.
– Скажи, хоть в одном из них ты мог бы полюбить меня? – с трудом проговорив это, она остановила дыхание.
– В том понимании любви, что принята у нас – нет, прости.
Услышав это «прости», Сахмейка неожиданно для себя разрыдалась.
6
Но однажды…
Однажды в полнолуние она проснулась оттого, что кто-то тихо-тихо бормотал, будто в горячке молитву выговаривал. Жарким-жарким шёпотом просил-вымаливал.
Она рывком села. Звуки истончились и погасли. Да и не было никаких звуков.
Странник спал поодаль. Она слышала его сонное дыхание.
Закрыла глаза, притихла – звуки вновь запульсировали в голове.
Не удерживай меня. Конь копытом бьёт.
Не удерживай меня. День-заря встаёт.
День-заря встаёт в ночи. Не зови, молчи.
Не зови меня, прошу. Отпусти в ночи.
Как мне бỏльна боль твоя. Будто знаешь что.
Будто знаешь, не вернусь. Не вернусь потом.
Как ладони горячи. Горячей огня.
Не удерживай меня. …Удержи меня.
Она протянула руку к Страннику. Как будто его мысли бились в её бедной голове… Как? Как это может быть?
Тело юноши дышало жаром, руки безвольно метались. Заболел? Чем лечить его, такого?
Она подняла полог шатра, впустила холодный ночной воздух, пропитанный лунным светом.
Та, чьё второе имя Танит, немедленно взялась властвовать над Странником. Обтекла бледно-голубоватое безбородое лицо, высушила длинные седые пряди волос, остудила жар.
Он задышал ровнее и успокоено уснул.
Сахмейка не решилась опускать полог. От осеннего холода она заслонила Странника собой. Он благодарно обнял её, шепча что-то на незнакомом языке, повторяя чужое красивое имя.
Наутро Косая Сахмейка вела себя так, что он и не догадался, что она получила от него желаемое.
7
Зиму они провели вполне мирно. Часто она уходила охотиться одна, оставляя его поддерживать огонь.
В степи не раз встречалась с амазонками. По некоторым враждебным признакам поняла, что ни пленённый ею Седой Странник, ни её беременность не остались в родном городе тайной.
И ещё поняла, что, не убив его за ненадобностью, создала очередное обвинение против себя в Тан-Амазоне.
Она не могла знать только одно, что жрецы получили предсказание старика Протея: в следующем поколении ребёнка, которого она вынашивала, будет жить душа этого Седого Странника. В связи с чем Тановы земли ожидают большие потрясения.
Жрецы были озадачены этим предсказанием. И не знали, как им теперь поступить.
Тем временем истекла весна. С горькими тюльпанами, холодными ручьями и томленьем перелётных птиц.
От Странника Сахмейке удавалось скрывать свою беременность до последнего дня. Несмотря на владение тайным Знанием, он был так молод и неопытен!
Особенно трудно было последние недели отвыкать от совместных верховых прогулок, в которых она испытывала острейшую потребность.
Правда, Седой Странник чувствовал что-то незнакомое для себя и очень тревожился, не зная, как это себе объяснить. Но она старалась хранить его покой и отвлекала всяческими хитростями.
За зиму и весну она очень изменилась рядом с ним. И он почувствовал это, даже стал более разговорчив.
В ответ она впервые для себя испытала совершенно новое чувство – вину. Вину за обманом украденную ласку, за нанесённое увечье, за принужденье.
Он становился ей всё дороже своей бесстрастной холодноватой красотой, своим нездешним незлобивым поведением, своей неразгадываемой тайной.
Вот только роды открыли для него всё. Стали ударом. Приговором.
Оказывается, он всё-таки отдал свою кровь, свою магическую силу потомству этой хитрой дикарки! Он не устоял, он всё же совершил преступление, прощения которому нет!
Пока она лежала обессиленная, подтёкшая родовой кровью, ему удалось завладеть ножом, которым она только что перерезала пуповину своему младенцу.
Она не успела помешать ему.
Он всё же ушёл.
8
Её шатёр, казалось, был ещё сыт запахом крови родильницы и самоубийцы, когда в него вошёл жрец и протянул руки к новорождённому мальчику, собираясь продолжить пир Таната.
Мальчиков в Тан-Амазоне принято было убивать.
Это был целый ритуал.
Красивый, полный восхваления женского воинского мастерства. Тратить силы на выращивание мужчин здесь никто не собирался. Хватало пленных, которых использовали и уничтожали, когда надобность в них отпадала.
Тогда на тот же нож, которым только что убил себя Седой Странник, Сахмейка медленно повернувшись, обессилено легла сама.
Она знала, что теперь жрецы будут вынуждены сохранить жизнь её сыну. Раз он – последняя кровь рода, значит, согласно закону предков, хоть и мальчик, должен жить!
Младенец притих в руках жреца, будто почуял, что сейчас решается его судьба.
Жрецы совещались недолго. Озадаченные мутным предсказанием Протея, они решили, на всякий случай, всё же избавиться от младенца. Но как?
