Звонок тренькнул еще раз, а затем залился требовательной, непрерывной трелью.

Не обращая внимания на надрывающийся звонок, Никита закончил приготовление кофе, вылил его из турки в чашку и только тогда направился к двери.

— Кто там? — на ходу поинтересовался он.

Верещание звонка оборвалось.

— Открывайте, милиция! — в приказном тоне донеслось из-за двери.

Полынов вскинул брови. Это еще что за явление? Можно было, конечно, попрепираться сквозь закрытые двери, но на кухне ждал свежесваренный кофе, и Никита, чтобы побыстрее отвадить непрошеных гостей, щелкнул замком.

На лестничной площадке стояли два молодых стража порядка — лейтенант и сержант. Лица их были суровы, а позы милиционеров выражали готовность в случае малейшего подозрения в неповиновении власти мгновенно скрутить Полынова в бараний рог и, стащив под заломленные за спину локотки по ступенькам во двор, зашвырнуть в черный воронок.

— Чем обязан? — корректно спросил Никита.

Милиционеры проигнорировали его вопрос.

— Почему так долго не открывали? — чуть ли не рявкнул лейтенант и сделал попытку шагнуть через порог.

Ничего у него не получилось, так как Полынов, мгновенно среагировав, шагнул навстречу, и они столкнулись.

— Не понял? — вежливо улыбаясь, сказал Никита, глядя в глаза лейтенанту. Мол, извините, что так принимаю, но уж будьте так любезны, не соблаговолите ли вы… короче, не хамите, ребята.

Лейтенант икнул от столкновения и понял, что нахрапом строптивого жильца не взять.

— Разрешите войти? — немного умерив недовольство в голосе, но все также строго сказал лейтенант. Словно об отказе не могло идти речи.

— Нет. Не разрешаю, — совсем уж в радушной улыбке расплылся Никита, будто не отказал, а наоборот, пригласил гостей к себе. Ситуация определенно стала его забавлять. Даже самочувствие улучшилось.

— Вы что, не видите, что перед вами представители закона? — предпринял новую атаку лейтенант.

Полынов пожал плечами.

— Вы знаете, лейтенант, завтра я закажу в ателье милицейскую форму и, когда пошьют, надену ее. И чем я буду отличаться от вас?

Лейтенант с сержантом переглянулись, достали из нагрудных карманов документы и мазнули раскрытыми книжечками перед глазами Полынова. Обыкновенный обыватель ничего бы не успел разглядеть, но Никите не стоило особых усилий сфотографировать их взглядом. Документы были настоящими, выданными старшему участковому лейтенанту Стародубу Николаю Фомичу и участковому инспектору сержанту Шимайло Павлу Алексеевичу.

— Вы удовлетворены?

— Допустим, да, — кивнул Никита. — Что дальше?

— А дальше, — с некоторым злорадством произнес лейтенант, — мы бы хотели посмотреть на ваши документы!

Полынов изобразил на лице изумление.

— Опять не понял. С какой стати? Почему я, находясь в своей собственной квартире, должен показывать кому-либо свои документы?

— Что ты не понял?! — вмешался сержант. — А ну, предъяви паспорт!

— Что? — смыв улыбку с лица, нахмурился Никита. Ну что с сержанта возьмешь? Мент есть мент. По своей психологии тот же уголовник, только с погонами. — Сержант Шимайло, у вас, наверное, в кармане лежит санкция от прокурора тыкать и хамить всем подряд? Или вам погоны жмут? Так их завтра в прокуратуре сорвут.

Он перевел взгляд на лейтенанта.

— В чем, собственно, дело? Я вас слушаю, лейтенант Стародуб.

То, что Полынов запомнил их фамилии по мельком виденным документам, произвело на милиционеров впечатление.

— Может быть, вы все-таки позволите нам войти? — сменил агрессивный тон на нормальный лейтенант. — Не на лестничной же площадке нам разговаривать…

— Нет, — снова отрезал Полынов. Спектакль начал ему надоедать. К тому же кофе на кухне стыл. — У меня в комнате труп лежит, я его как раз расчленять заканчиваю, а вы мне помешаете. Так что, давайте, излагайте ваши претензии здесь.

При упоминании о «расчлененке» сержант было дернулся к Полынову, но лейтенант его удержал. И по тому, каким быстрым, неуловимым движением он это сделал и как беспрекословно повиновался ему сержант, Полынов понял, что в меру ему продемонстрированная внешняя туповатость лейтенанта на самом деле лишь маска. Никакой он не милиционер. Документы у него настоящие, да участковый он липовый. Вот сержант, тот, понятное дело, самый, что ни на есть, всамделишный. Народному артисту так не сыграть.

— Шутить изволите, — пожурил лейтенант. — А по нашим данным, в этой квартире никто не живет. Появляются разные подозрительные личности на день-два и исчезают.

— У вас устаревшие данные, — поморщился Никита. — Или вы плохо работаете, если не знаете, что у вас делается на участке. Обратитесь вначале в ЖЭК, уточните, как они согласовывали с вашим отделением мою прописку, что вы о ней не в курсе, а потом приходите. У вас все?

— А чем вы можете подтвердить ваши слова? — пытаясь все-таки вернуть разговор в старое русло, задал лейтенант совсем уж дебильный вопрос.

— Да ничем не собираюсь подтверждать, — раздраженно процедил Никита. На языке так и вертелось послать не в меру ретивого лжеучасткового за «подтверждением» к полковнику Федорчуку, но он сдержался. Себе дороже мог оказаться «посыл». — Это ваши заботы — доказывать мое неправомерное проживание в этой квартире. Если докажете, приходите, но непременно с санкцией. В противном случае наш разговор будет перенесен в прокуратуру. До свидания.

Полынов захлопнул дверь и вернулся на кухню. Как он и предполагал, кофе успел остыть, и пришлось его пить теплым.

Интересно все-таки, что хотели выяснить в ФСБ, подсылая к нему участковых? Что они прощупывали? Неужели еще не докопались до его личного дела, или они в архивы КГБ не заглядывают?

Возле восемнадцатого терминала Никиту перехватил долговязый Володя в оранжевом комбинезоне спасателей и, косноязычно извинившись за неправильную информацию о посадке, провел его через служебный вход на летное поле, а затем к ангарам, возле которых стоял готовящийся к отлету самолет МЧС.

Ночь выдалась душной, и лишь в этот предрассветный час воздух чуть посвежел, но все равно настоящей долгожданной прохлады не принес. Аэропорт жил своей повседневной жизнью, ревел в ночи прогреваемыми турбинами, сиял звездными пунктирами посадочных полос, над которыми то там, то здесь проплывали габаритные мигающие огни невидимых в темноте самолетов, готовящихся к взлету или совершивших посадку. Изредка чернильную темноту ночи прорезал слепящий свет прожектора приземляющегося лайнера. Посадка самолета в ночи смотрелась неземным феерическим зрелищем — в ней не было ничего от естественной природы, она завораживала, невольно вызывая в душе ощущение присутствия на акте космической мистерии.

Однако Никита воспринял ночной пейзаж аэропорта индифферентно и даже более. Аэропортов на своем веку он повидал предостаточно, да и не до выспренних чувств, когда печень давала о себе знать остаточным синдромом пищевого отравления.

Транспортный самолет в темноте был практически неразличим, к тому же мешал свет из распахнутого десантного люка, напоминавшего вход с летающую тарелку из набивших оскомину фантастических телесериалов. На пандусе стояли Леночка Фокина и Олег Братчиков, оба в оранжевых комбинезонах, и о чем-то оживленно беседовали с мужчиной в форме пилота гражданской авиации. Ни дать ни взять инопланетные пришельцы устанавливали контакт с представителем земной цивилизации.

Полынов вошел в круг света, падавший из трюма лайнера, ступил на пандус и поздоровался со всеми за руку, заодно познакомившись с летчиком, оказавшимся командиром корабля. Звали его Устюжанин Василий Тимофеевич, было ему лет под пятьдесят, и его кряжистая фигура, широкоскулое, с мягкими чертами лицо, медлительные интонации в голосе, неторопливые, уверенные движения, крепкое рукопожатие мгновенно располагали к себе. Сразу становилось понятно, что за плечами Устюжанина столько часов полетного времени, что ни о каких непредвиденных ситуациях во время полета речи идти не может.