Когда же мы встаем на позицию двухлетней части своего «я», мы хотим того, чего мы хотим, и не можем заставить себя делать то, что мы не хотим делать. Если мы слишком прочно отождествляем себя со своим двухлетним эго, то выражаем сопротивление властным фигурам, проявляем вспыльчивость и легко оказываемся заваленными делами, которые мы не можем выполнить немедленно, потому что не знаем, как это сделать. Чтобы перейти к своим текущим целям, мы должны использовать процесс, который позволяет быстро распознать, когда наша энергия разделяется под влиянием внутреннего конфликта. Для более полной реализации своего потенциала мы должны научиться принимать третью точку зрения взрослого лидерства, заменяя внутренний конфликт между двумя голосами – «Ты должен…» и «Я не хочу…» – способностью своего сильнейшего «я» действовать с опорой на наш полностью вовлеченный мозг, разрешающий заявлять: «Я выбираю…»
Где-то в нашей прошлой истории (приблизительно 5–10 тыс. лет назад) полностью сформировавшийся Homo sapiens sapiens оказался в состоянии справляться с примитивными страхами и желаниями, а также с внутренними голосами, требовавшими: «Ты должен…» – для того чтобы подумать и сказать: «Я выбираю…» Если бы этот момент был заснят на пленку, он сопровождался бы громом оваций и приветственными звуками симфонического оркестра, символизировавшими только что произошедшее эпохальное событие – еще даже более важное, чем другое событие, случившееся почти 2 млн лет назад, когда Homo erectus сумел преодолеть страх своего «мозга млекопитающего» перед огнем и стал использовать огонь в целях выживания.
Произошло ли это 20 тыс. лет назад в пещере Ласко во Франции, когда наш далекий предок выбирал, нарисовать ли ему на стене бизона, антилопу или свою руку, или всего 5 тыс. лет назад – все равно кто-то первым сделал выбор, который потребовал пробуждения высшего сознания в «человеческом мозге».
Интегрирование своих действий с собственными целями, ценностями и обязательствами
После многолетних поисков наиболее эффективного способа, с помощью которого мои клиенты могли бы учиться достигать своих целей, я пришел к выводу о необходимости уважать стремление к выживанию различных частей нашего «я» и добиваться их взаимодействия. Мозг наших предков был ориентирован на выживание в условиях событий, сильно отличающихся от тех, с которыми мы сталкиваемся сегодня. Наши детские методы удовлетворения своих потребностей одновременно и в зависимости, и вне зависимости от других людей, возможно, составляли все, что было доступно нашим предкам в свое время. Но прежние способы преодоления проблем оказываются неэффективными и неподходящими для наших нынешних взрослых умений, знаний и целей. Опираясь на свое пробудившееся сильнейшее «я», мы должны модернизировать и направлять запрограммированные ранее действия на достижение текущих целей. Но кто отвечает за нашу жизнь сегодня? Действительно ли вы доверяете контроль за своим поведением и своей жизнью двух– и шестилетнему малышам, которые пребывают в постоянном конфликте?
Предположим, ваша цель – бросить курить или похудеть на 10 кг. Если после месяца интенсивных усилий и определенных успехов какая-то часть вашего «я» начинает испытывать стресс или недовольство и хочет выкурить сигарету или съесть плитку шоколада, то насколько вы сможете контролировать эти позывы?
Если вы отождествляете себя только с двухлетней частью своего «я», которая хочет того, чего она хочет, независимо от будущих последствий, то вы обязательно выкурите сигарету или съедите шоколадку. Вы можете оправдывать свои действия такими словами: «Это была очень напряженная неделя, и мне постоянно хотелось курить. Поэтому я с удовольствием вдыхал табачный дым в нашей курилке, а потом пошел и купил себе пачку сигарет». Осознав свое желание, вы отреагировали на него, не задумываясь о высших целях и обязательствах перед собственным организмом и своей семьей.
Жизнь, протекающую под управлением ваших более примитивных, автоматических реакций, я называю «двухшаговым танцем».
Шаг 1: вы испытываете потребность или страдание.
Шаг 2: вы реагируете, хватаясь за лекарство или внешний источник удовлетворения потребности.
В «двухшаговом танце» вы не отвечаете за направление своей жизни, и нежелательные импульсы легко заставляют вас забывать о своих целях и обязательствах. Вы просто ведете себя как ребенок, который хватает все, что ему хочется, не думая о последствиях, и старается не видеть того, чего он не хочет видеть.
Более действенный и осмысленный «танец» состоит из трех шагов:
Шаг 1: вы испытываете потребность или страдание.
Шаг 2: вы, опираясь на свой «новый, действительно человеческий» мозг, делаете выбор, согласующийся с вашими обязательствами и ценностями.
Шаг 3: вы осуществляете действие в соответствии со сделанным выбором и ви́дением лидера, заданным вашим более высоким «я».
«Танец из трех шагов» отличается большей цельностью. Ваши действия интегрируются и хорошо согласуются с вашими ценностями, целями и обязательствами. Вы чувствуете уверенность в своей способности обеспечивать взаимодействие всех своих частей в процессе достижения целей. Даже когда вы сталкиваетесь с трудными решениями, то сохраняете контроль над своими желаниями и обязательствами и можете по собственному выбору делать то, что соответствует пути, которому вы сохраняете верность. В «танце, состоящем из трех шагов», вы становитесь человеком с большой буквы – развитой, разумной личностью, отвечающей за свою жизнь. Важно, что при этом шести– и двухлетняя части вашего «я» взаимодействуют друг с другом и подкрепляют ваше движение вперед.
Клер: избавление от конфликта
В качестве примера применения этих концепций давайте рассмотрим глубокий внутренний конфликт Клер – ранее никогда и ничем не болевшей 16-летней девушки, которая теперь была вынуждена лечиться от диабета. Клер было крайне трудно признать, что ее мир изменился, что ее организм и ее жизнь теперь далеки от совершенства. Прием инсулина превратился в болезненное ежедневное напоминание о том, что жизнь за пределами рая может быть наполнена неприятными обязанностями.
Родители и ее лечащий врач исполняли роль авторитарного голоса и напоминали Клер, что ей грозит слепота, ампутация конечности или серьезная болезнь почек, если она не будет выполнять предписания врача, делать инъекции инсулина и не прекратит свое безрассудное поведение. Подобно чересчур прямолинейным и авторитарным шестилетним детям, ее родители считали, что они проявляют рациональность и понимание реальной ситуации, пытаясь контролировать сопротивляющегося, лишенного понятий о реальности двухлетнего ребенка, который не хочет принимать лекарство. Фактически же они только раздували серьезный внутренний конфликт, который вынуждал Клер играть роль мятежного двухлетнего ребенка, сопротивляющегося внешнему давлению. Так как их угрозы и приказы не смогли обеспечить полного повиновения Клер, они записали ее ко мне на прием и дали мне инструкцию «с помощью гипноза заставить ее принимать инсулин и перестать есть сладкое».
Методом многочисленных проб и ошибок я установил, что никогда не нужно вступать в борьбу с двухлетним ребенком, живущим в каждом из нас. Поэтому я сознательно избегал роли властной личности, указывающей, что нужно и чего нельзя делать. Мне хотелось продемонстрировать Клер голос и роль вежливого «я», которое могло бы выслушать рассказ обо всех ее страхах и проблемах, не выдвигая своих аргументов. Поэтому я сосредоточился на том, чтобы предложить ей расширенное приложение «да»-шаблона.
Каждый раз, когда Клер говорила мне, что она не хочет принимать инсулин, а хочет сладкого, я отвечал ей: «Да» и «Да, разумеется. Это вполне нормально и понятно». Когда она усилила сопротивление и заявила, что собирается пойти на вечеринку, где ее ждут торт, десерт и подслащенные газированные напитки, я просто сказал: «Да, конечно. Так повел бы себя любой подросток».
После 30-минутного сеанса, во время которого я не пытался с ней спорить или оказывать на нее давление, Клер поняла, что она могла бы ослабить свое крайнее противодействие и отказаться от отчаянной попытки двухлетнего ребенка держаться за свой идеальный мир младенчества. В этот момент я задал ей вопрос, подразумевавший, что она готова изменить свою точку зрения, перейдя к роли способного обеспечить ей защиту взрослого «я». Вопрос звучал так: «Если бы какая-нибудь маленькая девочка заявила, что она хочет принять яд, ты позволила бы ей это сделать?»
Клер ответила: «Нет».
Я продолжал: «Но что если бы эта маленькая девочка стала настаивать и говорить тебе: „Но он же сладкий, и я вправду его хочу“? Ты позволила бы ей проглотить этот яд?»
Клер воскликнула: «Нет, конечно нет!»
«Тогда, – заявил я, – мне с сожалением придется сказать, что для твоего организма потребление слишком большого количества сахара подобно потреблению яда. И твой организм подобен той маленькой девочке, которая нуждается в том, чтобы ты защитила ее от принятия яда и слишком большого количества сладкого. Ты будешь защищать ее от яда и решать, сколько инсулина принять, когда ты сама сделаешь выбор в пользу принятия небольшой дозы сахара?»
Лицо Клер мгновенно изменилось. Передо мной был не обидчивый ребенок, а молодая женщина, осознающая ответственность за свое здоровье. Выразительно посмотрев на меня, она сказала: «Да».
