Да, такие дела. Но сегодня троллейбус Роберта и Юлии непонятно с какой стати изменил маршрут и поехал неизученными улицами. В салоне поднялся ропот, пенсионеры разволновались. Водитель по громкой связи разъяснил ситуацию – ведутся масштабные дорожные работы. Ему не поверили. В воздухе повис бунт, пришлось остановиться, пассажиры вытекли наружу. Остались только наши герои. Троллейбус двинулся дальше.

Юлия, впервые за долгое время, отвернулась от окна и исподтишка разглядывала Роберта. Который, не подавая вида, тоже на нее косился, стоя самой выгодной своей стороной – в профиль. Спустя три остановки Юлия, хотя раньше с ней такого не случалось, сочинила Роберту характер, привычки и свою жизнь с ним до самой смерти. Роберт тоже не терял времени. Ему пришла мысль познакомиться с Юлией.

Ужасаясь собственной смелости, он направился к ней по салону. Внезапно троллейбус остановился – новый маршрут кончился. Открылись двери, Роберт, беспомощно оглянувшись на Юлию, выходит. Топчется на улице. Юлия подходит к дверям, смотрит на него с верхней ступеньки. Роберту хочется подать ей руку, он не смеет. Разочарованная Юлия спускается сама, направляется в сторону метро. Проклинающий свою трусость Роберт плетется в киоск за сигаретами.

Валентин не успел родиться, умирать стал. Едва спасли. А мать у него несовершеннолетняя хиппушка. Кто отец ребенка неизвестно. Как она с младенцем Валентином мучилась! Он болеет и болеет. Особенно зимой. Сизый становится. Ей женщины посоветовали к ясновидящей сходить. Та на ребенка только глянула, сразу проникла в истоки недуга – у Валентина вместо сердца роза. Отсюда и болезни, особенно зимой. Ему на солнце надо.

Мама хиппушка бегом с Валентином на поезд, в Крым срочно. Ему там сразу лучше стало. Вместо сизого нормальный детский цвет приобрел. Только деньги быстро кончились, жили, как бродяжки. Одно время даже в пещере ютились. Однажды милиция их поймала. Отобрали у матери Валентина, лишили ее родительских прав. Ее в психушку, его в детдом. Правда, потом мальчика усыновили порядочные люди из города Серпухова.

Валентин вырос, выучился, стал специалистом по розам. В оранжерее работал. Розы изучал, скрещивал, смелые сорта выводил. Однажды у них новая сотрудница появилась – Марина. Заявляет Валентину: «Я знаю, у вас роза вместо сердца». Оказывается, она внучка той самой ясновидящей, которая ему диагноз поставила. Полюбили Валентин и Марина друг друга, поженились.

Дочку у них родилась. Все время болеет, как Валентин в детстве. Врачи так же до причин доискаться не могут. Валентин никого не желает слушать – уверен, у дочери тоже роза вместо сердца. По наследству передалась.

Тут ему из психушки приходит известие о смерти матери. Валентин никогда к ней не ездил – не мог простить, что она его в детдом отдать позволила. Он и на кончину родительницы отреагировал своеобразно – похитил дочь. Вместо того, чтобы в Германию на обследование везти, в Крым с ней сбежал. Марина с полицией их нашла, девочку забрала и увезла в Германию. Там и осталась. Замуж вышла.

Валентин поселился в пещере, где в детстве с матерью хиппушкой прятался. Его поймают за бродяжничество, он в «обезьяннике» посидит, и обратно в скалы. Зимой решил совершить оригинальное самоубийство – заморозить розу, которая у него вместо сердца. Уехал в Сибирь. Там и умер. Не от того, что розы в холодном климате не выживают. От рака. Дочка его в Германии лечится с переменным успехом. Бледненькая, как Снегурочка.

На первый взгляд утро как утро. Дети отправились в лицей, муж на работу. Она, как обычно, лежа в ванной, слушает Марию Калласс. Только не просто так она лежит – на самом деле приводит себя в боевую готовность. Она дала себе слово. Она сможет. Слишком давно готовилась. Не хочется покидать обволакивающую воду, но придется. Ада, в пене, решительно поднимается. Решительно принимает душ. Неумолимо облачается в неброское платье, которое давно выбрала. Выбор парика занял чуть больше времени. Остановилась на каштановом – решительном и неброском. Прислуга, стоя за дверью, в щелку шпионит за ней. Ада делает вид, будто ее не замечает. Кофе и вон из дома! У нее нет пути назад.

В такси, как и ожидалось, решимость ее покинула. Из Ады будто вынули кости, осталось безвольное тесто. Она разделилась на две субстанции – Смелую Аду и Жалкую Аду. Смелая немедленно надавала Жалкой по сусалам. Жалкая даже не пыталась сопротивляться. Смелая прикрикнула: – Соберись! У тебя получится! Приехали. Смелая расплатилась, вышла, Жалкая волоклась следом.

Прошли пару шагов – такси не уезжает. Жалкая запаниковала: – Таксист следит! Ада остановилась у киоска, ощетинившегося печатной продукцией. В стекле видно, проклятый водила развалился на сиденье, никуда не торопится. – Муж подослал? – гадала Жалкая. – Не пори чушь! Как он мог догадаться?! – А если не первый день следит, и знает про прошлый раз?! – В прошлый раз ничего не получилось! Все равно в животе стало холодно. Такси укатило. Жалкая выдохнула. Но тут – кто бы мог подумать?! – заколебалась предательница Смелая.

Город вокруг тоже трусил. Недобросовестно и вяло росли деревья, дворники мели без всякого энтузиазма. Боевой настрой дал трещину, в голову полезли опасные вопросы: – А если мы прямо сейчас встретим знакомых? И они спросят, что мы здесь делаем? Смелая отмахнулась: – Маразм! Наши знакомые пешком не ходят. Тем более, не спускаются в подземные переходы. – Все равно, на случай нежданной встречи, нужно было придумать какую-нибудь легенду! – Жалкая якобы заботилась об их безопасности. – Какую легенду?! – Любую! Мы не подготовились! – Признаю, истеричка, дальше что? – Ничего, – сдулась Жалкая, – Теперь оправдание придумывать поздно. Мы обе в нервяке. – Про себя говори, – отмахнулась Смелая, вернувшаяся к своей первоначальной сущности. – Прости, я на тебя накричала. Давай посидим в кафе, настроимся, возьмем себя в руки…, – вкрадчиво стелила Жалкая. Смелая больно ущипнула гадину, не дала зареветь, скомандовала: «Под землю, кобыла!». Грубость и напор, как всегда, подействовали, они спустились в печально знакомый подземный переход.

Под землей (как и в прошлые разы) силы мгновенно их покинули. Ада прислонилась к холодной стенке. Неужели опять не сможет? Ведь есть женщины, которые вытворяют такое, что ей и не снилось. Жалкая первая заметила и ойкнула – к ним направлялся мерзкий парень. Разболтанный, будто на шарнирах, с толстыми губами, при этом похож на Микки Мауса. Парень без лишних разговоров схватил Аду за руку и, как слепую, потащил наверх. Жалкая завопила невидимым для мира криком, Смелая растерялась. Рука у Микки Мауса была липкая. Ада жертва. Ей психолог так и объяснил, обрисовывая ее психологический портрет: «У вас повадки и характер жертвы». Куда Микки Маус ее ведет?!

Наверху, на залитой солнцем улице, мерзавец доставил ее к неработающему, закрытому фанерой ларьку. Подобострастно постучал. Смелая и Жалкая внутри Ады тряслись. Рядом визжит станок по металлу – делают ключи. Кругом ходят люди. Самые страшные вещи случаются именно так – средь бела дня, на глазах у всех. Она и впрямь жертва, даже крикнуть не может. Дверь ларька приоткрылась. – Привел, – бросает Микки Маус и толкает Аду в темноту.

Чернота. Напротив кто-то дышит с едва различимым хрипом: – Что тебе нужно в моем переходе? Неделю ходишь, стенку подпираешь, – сипит то ли мужской, то ли женский голос. Ада вздрагивает – ее берут за руку. Сухие пальцы. Старик? Пальцы нащупали ее обручальное кольцо. – Чего молчишь? Ада не могла выдавить не слова. Классическая жертва. Безволие, полная аморфность. Опять рука, Ада обмерла – пальцы путешествуют по ее бедру. – Нравится? В Жалкой произошли перемены – стал зарождаться крик. Он еще не окреп, двигаясь от живота к горлу. – Сможешь закричать? – не верила Смелая, – Закричишь или нет?! Ори давай быстрей! Легкие изготовились… И Ада ослепла от брызнувшего света – кто-то убирал фанеру, закрывавшую окно. Она, закрываясь рукой, вырвалась из паучьих лап и вывалилась на улицу. Бежала через толпу, врезаясь в прохожих.