Он постоял и двинулся направо. Тамара выдохнула с облегчением. Ей налево было. Туда и побежала, под мост. Оглянулась, он направо шел, вдруг зарычал на весь район – в небо, как зверь. У нее по ногам холод прошел, шаг ускорила. Опять оглянулась. На пятно его рубашки смотрела, которое направо уплывало.

Мимо дворов торопилась. Жутких, на провалы похожих. Вдруг злость взяла. Дура! Трусло! От кого она бегает? Даже жалко того, который на одноклассника похож, стало. Он ведь пьяный в темноте. Свалится, замерзнет. Никто не поднимет, плевать всем. Не смешно, если он и правда одноклассник. Очень уж похож. Вскрикнула – нога в дыру посреди дороги угодила. Ямищи такие – дна не видно! Всю улицу перекопали! Строители же заграждения не ставят! Или их мальчишки растаскивают! Похромала дальше. Вон впереди ее дом – как будто гроб на ребро поставили.

Во дворе темнее всего. До подъезда совсем ничего осталось. Нога ноет. Остановилась резко, во мрак вглядывалась изо всех сил. Не дышала. Точно! У ее подъезда сидит кто-то! Безголовый. Или голову на грудь свесил. Не он! Он направо на развилке ушел! Он не охотник, она не заяц! Он пьяный как заяц бегать не умеет. Не он. Только не бежать! Куда побежишь? Ее подъезд рядом с ним. Ни за что она мимо него к своему подъезду не пойдет. Даже если это не он, просто какой-то бродяга отрубился. Тамара тихонько развернулась и в соседний двор похромала, к подруге. Лишь бы ступать бесшумно, лишь бы не услышал.

У подруги подъезд крайний. Свет в окне. Подруга каждую ночь голову моет, потом расчесывает, под утро ложится. Опять ногу свело – будто снизу вверх электрический ток. Скрючило, как старуху. К лавочке у подъезда приковыляла, присела. Разулась, ступню массировала. И почувствовала чье-то присутствие – обожгло прямо! Рядом затаился кто-то, к ней наклоняться стал. У нее неизвестно откуда силы взялись, босоножку ему в то место, где должно быть лицо, воткнула, и рванула в подъезд.

Через ступеньки наверх летела, звонила в дверь подруги, барабанила. Не реагирует. – Сейчас, – наконец, кричит, – открою! Голову мою! Тамара в подъездное окно выглянула – внизу не видно ничего. Мертвая тишина со стороны скамейки, где он сидит. С ее босоножкой на лице. Убила. А сама босая на одну ногу и не чувствует этого. Надо бы сходить посмотреть, как он. Вдруг тот самый, который ее, начиная с метро, преследовал. И он на самом деле ее одноклассник.

Он почувствовал ее взгляд и проснулся. Она сидела напротив, в полупустой электричке. Наклонилась к нему, зашептала: – Иногда мне кажется, все люди сообщники. Как сейчас, например, в этом вагоне. Мы все смотрели, как ты спишь. В детстве я так смотрела на младшего брата, когда он засыпал. Я не выросла. Ты тоже. Обижаться у нас получается лучше всего. Мы два одиноких ребенка. Несмотря на твоих жен.

Разжала ладонь, по ней полз муравей: – Узнаешь? Пока ты спал, он выбрался у тебя из рукава. Я его верну. Протянула руку, муравей, как дрессированный, переполз на его колено. Она тихонько засмеялась. – На даче подцепил? Оставил жену на даче? Он кивнул. Не мог отвести от нее глаз.

Она улыбалась, губы густо накрашены малиновым: – Полгода не виделись. Как мы швыряемся временем! Как будто мы бессмертные. Я не бессмертная. Ты тоже. Хотя насчет тебя ни в чем нельзя быть уверенной. Лицо ее сделалось серьезным: – Я ухожу от тебя. Это не новый маневр. Я действительно уйду. Не как раньше, а навсегда. Мы никогда больше не встретимся. Осталось мало времени, мне выходить на следующей станции. Расскажу, что произошло за полгода, пока не виделись. Не перебивай, я быстро!

Первый месяц я каждую ночь представляла, как ты плачешь над моим бездыханным телом. Каждую ночь давала себе новые клятвы не звонить. Каждое утро звонила, ты видел мои звонки, и спасибо – ни разу не взял трубку. Спустя пару месяцев наступила апатия, я перестала тебя беспокоить. Обрадовалась, что избавилась от тебя. Не тут-то было! Физически ты отсутствовал, но ты все равно был рядом. То, что нас связывает, представлялось мне в виде липкой паутины. Но на тебя работало время. Через четыре месяца я все тебе простила. Всех твоих жен и любовниц. Еще через месяц я нашла себе постоянного мужчину. После стольких лет поисков и экспериментов. Кстати, с предыдущими я думала, что изменяю тебе. Только не с ним. Поэтому он занял твое место. Он самодостаточен. Прости, не успею тебе о нем рассказать. Только о главном. Я рожу ему ребенка. Сына, о котором он так мечтает. Настоящего, а не как у нас с тобой. Прости, что шантажировала тебя той выдуманной беременностью. Не буду притворяться, я знала, это разрушит твою семью. Но разве я могла предвидеть, что ты тут же женишься на следующей стервочке? И за нее прости. Я действительно немного тронулась, когда пыталась извести ее. Я была больна. Больна от любви к тебе. И ты меня любил. Правда ведь? Хотя бы немножко? Признайся. Ты ведь спас меня от тюрьмы. И от лечебницы. Ты не стал бы спасать человека, который тебе безразличен?!

Он неловко пожал плечами. Она беззвучно смеялась: – Ты в своем репертуаре. Уходишь от ответа. Посмотрела в окно: – Подъезжаем к моей станции. Расстанемся на хорошем. Электричка замедлила ход. – Это будет прощальный подарок. Мне от тебя. Протянула руку, в которой мелькнуло блестящее. Его щеку обожгло, по телу разлилась отвратительная слабость. Ловко, как фокусник, она двумя пальцами держала его отрезанное ухо. Тут же вспорхнула с места, уходила.

Как космонавт, не чувствуя ног, не чувствуя тела, он побежал за ней. Держась за висок. Горячая кровь струилась по руке, заливалась в рукав рубашки. Только бы не потерять сознание! Только бы не закрылась дверь! Двери с шипением захлопнулись перед его носом. Она, улыбаясь, стояла на перроне, махала ему свободной рукой. Электричка поехала. Он видел эту женщину в первый и последний раз в жизни.

Роберт и Юлия, сами того не ведая, часто ездят в одном троллейбусе на работу. Роберт всегда входит в переднюю дверь и обитает в голове автосредства. Юлия проскальзывает в заднюю дверь, и ездит в хвосте. Роберт злится – те, кто только вошел, вечно пробираются вперед, толкают его в спину. Юлию раздражает, что на задней площадке всегда полно народу. Но оба не изменяют своим привычкам – Роберт стоит в голове, Юлия в хвосте, отвернувшись к окну.

Роберт застенчив. Когда его знакомят с противоположным полом, замыкается и становится похожим на сейф. Может, потому, что девушка, с которой он дружил еще со школы, и на которой собирался жениться, бросила его. Поэтому Роберт до сих пор живет с родителями.

Юлия после измены мужа развелась. Когда появлялись ухажеры, быстро раскрывала их истинную эгоистическую сущность и выгоняла. Три года она одна.

Роберту двадцать восемь лет, Юлии двадцать семь.

Роберт, пока едет в троллейбусе, всегда незаметно разглядывает пассажирок, выискивая посимпатичнее. Обнаружив миловидный экземпляр, приступает к поиску недостатков. Особенно поучительно препарировать красавиц. Если при беглом осмотре все в них кажется совершенством, то при углублении в частности обязательно обнаружатся мелкие, но поучительные изъяны. Часто выдумщик Роберт обменивает пассажирок скулами, носами, лбами и прочим. Получается очень смешно. Иногда Роберта прямо-таки сотрясает невидимый миру смех, вид у него при этом самый непроницаемый.

Юлия тоже, уже полгода как, придумала себе развлечение. Через интернет, пользуясь подставными фотками, назначает мужчинам свидания. Приезжает и тайно наблюдает за ними – любителями секса по-быстрому. Называет их «свиданцы». Один свиданец отхлебывал из фляжки что-то алкогольное – как ему казалось, незаметно. Другой звонил и плаксиво жаловался – видимо, мамочке. Еще один выдергивал из носа волоски и прятал в нагрудный карман. Последний, самый жирный и самый нарядный, прождал час и разрыдался, как баба. В общем, наблюдений хоть отбавляй.