Эту энергию Вадим укрощал недолго. В его характере присутствовала черта, которую он принимал за должное, и только в минуты глубокой откровенности перед самим собой или перед самыми близкими людьми, рассматривая себя и рассказывая о себе, обращал внимание на то, что на самом деле был очень организованным и требовательным к собственному характеру. Не терпел и не прощал себе слабости, презирал неспособность или нежелание — как следствие лени. Он ясно помнил, как в детстве, а скорее — в начале подросткового периода, страдал от нервного тика, с которым не могли справиться ни невропатологи, ни бабки-знахарки, выливающие воск и шепчущие молитвы. Мама была в отчаянии от бессилия остановить его дергания и чмыхания носом. Он то тянул воздух в себя, то причмокивал гортанью, при этом еще и кривя в напряжении лицо. Однажды, засыпая, он — десятилетний худенький мальчик, боящийся темноты и приближающейся смерти (все дети проходят через это отчаяние в тот период, когда осознают, что же на самом деле означает это неприветливое слово), лежал, повернувшись к стене с обоями и рассуждал о своем психическом недуге, так расстраивающем его маму и так портящим его облик, на который начинают обращать внимание девчонки со двора. Он думал о том, что болезнь, которая на самом-то деле болезнью и не является, а является слабостью его психики, наследием его страхов, а как говорили «специалисты» по заговорам и сглазам — испугом, та болезнь, от которой его не могут излечить, противопоставлена силе воли. Это не перелом и не ветрянка, которые не зависят от психики и неподвластны сознанию, а это слабость его характера, это то, что зависит от его внутреннего стержня. Он понимал, что в данном случае бороться приходится с самим собой. Сила разума должна побороть слабость того же самого разума. И в этот вечер он произнес себе незабываемые слова: «Неужели какой-то нервный тик сильнее меня, сильнее моей воли? Как может быть сильнее меня мой нос, не перестающий дергаться сам по себе? Ведь это мой нос, и он будет делать то, что я захочу! Я обещаю себе, что больше ни разу не чмыхну!». Он закрыл глаза, и все свое внимание сосредоточил на сопротивлении безудержному желанию его носа дернуться в привычной манере, ну хотя бы еще один разок, последний. Но не сдался и не позволил носу нарушить данное себе обещание. Когда утром он проснулся, от вчерашней привычки не осталось и следа. Мама сразу заметила перемену и удивилась такому быстродействию святой воды, которой она несколько вечеров поливала сына перед сном. Но маленький-взрослый сын рассказал ей о своей вечерней борьбе и о своей первой победе над собственной слабостью. Вряд ли мама тогда ему поверила — ведь не зря она ежедневно освящала его, читая при этом «Отче наш»!
Недавно Вадиму пришлось вспомнить этот эпизод из своего детства, когда он подвозил в такси парня лет двадцати пяти, на вид очень хрупкого физически и слабого духом. Видимо, комплексы взяли верх над его чувством собственного достоинства и издевались над ранимой душой молодого человека, в том числе и нервным тиком, не дававшим отдыха его лицу. Вадим обратил на это внимание с самого первого взгляда, но всю недолгую дорогу врожденное чувство воспитанности, заставляющее не замечать физических изъянов, боролось с потребностью помочь несчастному человеку, тем более, имея свой собственный опыт излечения от этого расстройства. Когда пассажир рассчитался и собирался выйти из машины, Вадим все же решился с ним заговорить. Он специально сделал тембр голоса сильнее, самоувереннее обычного, чтобы не только дать совет, а лишить пациента возможности возражения, чтобы подчинить его слабую волю своему наставлению, ведь иногда путь к добру лежит через грубую силу.
— Не можешь от этого избавиться? — произнес Вадим с такой интонацией, словно они уже полчаса обсуждали тему нервного расстройства паренька.
Тот вопросительно поднял брови, от неожиданности не успев сделать вид, что не понимает, о чем речь, смущенно опустил глаза и отрицательно покачал головой. Он с одной этой фразы сразу же полностью подчинился воле и силе таксиста. Вадим понял, что исключительно точно выбрал слова и понял, что не ошибся в диагнозе — это слабость характера, хлипкость духа. Но дальше давить было нельзя. Страх и протест подчинения чужаку могли испортить лечение, а ведь цель была — именно выздоровление, а не сам процесс.
— У меня когда-то было что-то подобное, — продолжил Вадим, переводя внимание на свою проблему, но тоном не отпуская его из-под психического доминирования. — Что родители только ни пробовали делать. Ни врачи, ни бабки, ни святая вода, ничто не помогало. Ты у бабок был?
Паренек утвердительно и обреченно качнул головой.
— И не поможет! Потому что проблема сидит в твоем сознании, в твоем мозгу. Пока ты сам не захочешь от этого избавиться, никто тебе не поможет. Я тогда сказал себе, что я сильнее своих слабостей, я сильнее болезни, которая искажает мое лицо, и не собираюсь поддаваться. Я никогда больше не дерну носом! И не дернул! Хотя мне было всего десять лет. Я тогда уже понял, что силой воли можно справиться с нервным тиком, а ты сегодня гораздо старше и умнее меня тогдашнего. И ты сильнее тех бабок, как правило — шарлатанок, которые не могут тебе помочь. Поэтому твоя судьба в твоих руках. И если ты действительно пожелаешь выздоровления, ты обязательно победишь.
Паренек внимательно вслушивался в каждое слово и будто освещался надеждой. Когда Вадим закончил, он не смог удержать всплеска благодарности:
— Спасибо Вам большое! Я обязательно попробую! Спасибо!
— Для этого не нужно искать подходящий момент, ты можешь это сделать, как только захлопнешь дверь моей машины. Удачи тебе!
Дверь захлопнулась, и Вадим, взглянув на уходящего пассажира, обратил внимание, как у того расправились сутулые узкие плечи, а в походке показалась уверенность. Все-таки не зря он начал этот разговор — а вдруг поможет!
В полдесятого утра Саши еще не было, и Вадим решился выйти из кабинета и залить себе кофе. Как бы ни был он угнетен, но нужно было начинать вливание в коллектив, а точнее — возвращение, ведь теперь он снова здесь работает. Тем более, он знал, что хандра его временна, и очень скоро, несколько раз повстречавшись взглядом с каждым из сотрудников, возможно, выслушав пару шуток по поводу своего продолжительного отпуска, он привыкнет и притрется к коллективу, который, как скоро выяснится, так и не приобрел оранжевый оттенок, несмотря на шумную победу недавней революции.
Саша появился, когда Вадим допивал в кабинете кофе. Он поздравил друга с возвращением на прежнее место, но на вопрос Вадима, в чем же теперь будут заключены его обязанности, ответить не смог. Корнеев распорядился выделить ему зарплату и сказал, чтобы пока Вадим был вместе с Сашей, а что значит это «пока» и за что именно он будет получать зарплату, это оставалось непонятным. Зато Саша смог его успокоить, заметив, что Корнеев знает, где Вадим сидит, и когда он понадобится, то его найдут. Так неопределенно начался первый рабочий день, но конец этого дня запомнился Вадиму надолго.
Часа в три из дому позвонила Анна и сказала, чтобы Вадим записал телефон и имя женщины, которая только что звонила из областной администрации и разыскивала его. Кто в администрации мог знать его домашний телефон, ведь они живут в нанятом доме? И, вообще, кому он там мог понадобиться? Саша слышал разговор Вадима с женой и в недоумении смотрел на друга.
— Я думаю, это по поводу писем, которые я писал президенту, — предположил вслух Вадим.
— А что ты ему писал?
— Предлагал себя на пост губернатора.
— Ничего себе! А мне ничего не говорил.
— А смысл? Я ведь не стал губернатором, да и не ответил мне оттуда никто. А что просто так рассказывать о наших с президентом интимностях?
— Так звони в администрацию! Может, они Денисова уже сняли и теперь тебя хотят поставить.
— Конечно! Ведь так тяжело найти подходящую кандидатуру! Никто ведь не хочет быть губернатором, приходится среди таксистов искать, — улыбнулся Вадим и набрал записанный на листке номер телефона. — Здравствуйте, моя фамилия Александров. Меня разыскивали и оставили этот номер.
