«Благодаря листве, двор похож на пустыню —…» Благодаря листве, двор похож на пустыню — всюду барханы с протоптанною дорогой. С другой стороны наполняет коровье вымя с нежной плотью, но лучше его не трогать. Лучше путь пустыня – всё равно всё сожгут во вторник, как ненужный хлам, оставив лишь пепел ветру. Отмечая конец урожая, угрюмый дворник вдруг заметит – Зима! И даже закат фиолетов. Октябрь 21 2012 г. Зимовка Где-то на юге, почти в окончании карты, я остался на зиму, чтобы не греть канаву где-то на севере с видом на ту эскадру, что защищает от внешних врагов державу. Здесь окончание лета ещё ничего не значит. Солнце в своём зените перебивает осень. Даже листва, слетая, как с чёрной доски задача — на пол – не умирает, и ветер её наносит, как ориентир на карту, где я в самом центре круга, а по бокам не лучший, но вариант спасенья. Вино и поднос с хинкали – вот достоянье юга — это и есть, наверно, зимний варьянт везенья. Осень, ещё немного, и превратится в лужу. Лодочники выносят на берег свою посуду. Видимо, всё же лучший выбор – встречать здесь стужу — всё-таки край державы и милый пейзаж повсюду. Октябрь 22 2012 г. «Империей правит осень, как снами ночь…» Империей правит осень, как снами ночь. То ли привычка, то ли прогноз погоды, то ли то и другое, но сны точь-в-точь продолжение осени, т. е. – каприз природы. Ночью здесь правит вымысел, т. е. – бред. Т. е., если уснул, вариант проснуться не всегда присутствует, т. е., когда ответ не в самой подушке, в которую окунуться, как в ночное облако, и не найти следы, спутав все карты будням в конце недели, смяв, как бумагу, ориентир воды в мокрую простынь со снятой уже постели. Ночью здесь даже призрак стучит в окно, чтобы случайно с домом не ошибиться, чтобы не вышло, как в старом немом кино — Есть кто живой?.. – а в ответ лишь туман клубится. Империя, смяв подушку, спит, как дитя. Редкая птица позволит ночное пенье, даже случайно, даже почти шутя, желая сгинуть, как призрак, в ночном забвеньи. Ночью, как осень, сползая в сплошные сны, маленький город – Империя в три обхвата, прячется в облако, чтобы опять, увы, не оказаться, как раньше, во всём виноватым, и не сравняться с кладбищенским строем крестов, где всё по полочкам – даты рожденья и смерти, где сообщения почтою, в несколько снов, приходят досрочно и лишь в деревянном конверте, как извещение из городского суда, что ты свидетель, а дальше лишь время и дата, когда тебя примут… Уже не составит труда — куда-нибудь прочь из Империи облаком смятым. Октябрь 23 2012 г. «Едва народившись, светило уходит прочь —…»
Едва народившись, светило уходит прочь — короток день зимою. И только утро сохраняет черты, не смятые за ночь. Ночь — только лишь часть – не лучшая почему-то. Ночью все кошки серы и все углы сглажены светом, т. е. отсутствием света. Как ни старайся, не разглядеть черты в мутном пространстве, скомканном до рассвета. Даже пернатый странник, чьё время – ночь, жмётся поближе и крышам, к верхушкам сосен, к колокольне на площади, чей вид норовит точь-в-точь повторить рисунок ограды, чей вид несносен. Глядя вокруг, вдруг видишь – сплошная тень слилась над городом. Ветер, увы, бессилен что-либо сделать. Колокол целый день молча глядит на город, как на пустыню. Октябрь 24 2012 г. «Чем беспросветнее утро, тем легче жить…» Чем беспросветнее утро, тем легче жить. Что будет лучше – нет никакой надежды. За ночь, успев промокнуть, совсем остыть, дождь заставляет искать потеплей одежду. Зонт и перчатки, а лучше совсем – пальто, сшитое за лето, как и пиджак на полке. Глядя в пространство улицы, как в ничто, думаешь, что не хватает одной двустволки и пары выстрелов, чтобы свести на нет жизнь и судьбу, как раньше Серёжа с Вовой. Ну, в крайнем случае, может быть – пистолет… или… верёвка… связанная подковой. Октябрь 24 2012 г. «Вторую неделю осень. Сплошной туман…» Вторую неделю осень. Сплошной туман. Дни похожи на смятую за ночь простынь. Мутное облако, трогая за карман моего пальто, уплывает куда-то. В восемь вечера всё ещё кажется, что светло, но уже фонарь, как будто в концертном зале, освещают пространство. Город, как в том кино, заплывает в сумрак. Приезжие на вокзале трутся о стену, стараясь понять, куда их занесло. В какой, в этот раз, части света они оказались? Осенняя ерунда размывает черты, как, впрочем, и суть предмета. И вечерний город, привыкнув к осенней мгле за последнее время, смирившись с толпой приезжих, различает лица знакомые в толчее, отличая глаза и, лишь иногда, одежду… И покуда осень вступает в свои права, оставляя шанс не сгинуть в небесной каше завсегдатаю облака, чьи иногда слова застревают в сумраке, как не сказать в постели — есть возможность выжить, закутавшись в первом снеге. И пока холодное, смятое за ночь утро расправляет черты, проснувшийся человек начинает жить, и всё хорошо, как будто. Октябрь 25 2012 г. |
