«Уже который год не выхожу из дома…» Уже который год не выхожу из дома. Лишь иногда в киоск за хлебом и вином, за пачкой сигарет с наклейкой про саркому — как хорошо, что мир кончается окном, где выцветший пейзаж с той стороны – не рядом. И мёртвая листва не залетает в дом. Ворона сквозь стекло своим дотошным взглядом высматривает, что творится за окном. Я с ней делил свой хлеб. Крошил на подоконник, но ветер уносил другим её обед. За это на меня ворчал наш старый дворник, а я через стекло кивал ему в ответ. Так проходили дни, недели… Улетела в конце концов, ворона. Возможно, навсегда. На выцветший пейзаж вслед и зима слетела. А я опять смотрю на это из окна… Сентябрь 24 2012 г. «В соседнем доме хоронили старика…» В соседнем доме хоронили старика. Три человека рядом, у подъезда о нём печалились. Один издалека приехал, видимо – следы от переезда на нём остались. Пыль всегда есть пыль, как ни отряхивай… Старик в простой рубахе, без пиджака, лежал. Должно быть, был он не сторонник – что ему от праха хорошей ткани. Голая Душа — всё, что осталось, да вот эти трое у дома, где он прожил неспеша почти что век и даже был героем очередной неназванной войны. Как назовут потом – другое дело. Он отдал всё для маленькой страны, которую любил так неумело и так по-детски. И она сполна ему отвесила – квартирой в этом доме, где всё и кончилось. И даже не видна уже луна в его дверном проёме… Поспешно гроб поставили в авто. И эти трое, примостившись рядом, и четверо, как будто бы в пальто, закутались в железную ограду. Сентябрь 26 2012 г. «Я отправил обратно тебе твои письма. Прочти…» Я отправил обратно тебе твои письма. Прочти как-нибудь на досуге, что ты написала когда-то, разметав по странице полжизни, где, как ни крути, в каждой строчке – один, я один был во всём виноватым. Я теперь на другом континенте, но даже сюда иногда долетают слова в полосатом конверте, что опять я во всём виноват, что сплошная беда от того, что рассталась со мной на другом континенте, где сплошные ковбои и мысли, как счётчик в такси — чик-чирик – новый цент опрокинулся в чью-то копилку, но не скажешь водителю лихо, как дома – Вези! — всё равно не поймёт – он с другой части света. В обнимку в пресловутом кафе, допивая разбавленный ром, с новым boy`ем, прочти свои письма, как раньше – на память и, наверно, сожги, оставляя багаж за бортом, как ненужную кладь на таможне, что не пропустили. Сентябрь 27 2012 г. Сентябрь
Если мне доведётся испить эту чашу до дна… — дописать бы строку и сказать предпоследнее слово, не лишившись рассудка, или, как в просторечьи – ума, направляясь туда, где для встречи давно всё готово… Может быть, в тех краях, повезёт, и я встречу того, кто мне так нашептал, кто отвесил мне полною мерой на короткую жизнь, чтобы было, как в старом кино, где прибытие поезда тонет в натянутых нервах, ожидающих чуда, как в вымысле белых страниц, что до первого росчерка ручки живут ожиданьем, или даже предчувствием, что среди множества лиц вдруг найдётся одно и прервётся бумаги молчанье. Может быть, когда кончится осень, и выпадет снег, я успею ещё расписаться на белых снежинках чёрной веткой, упавшей под ноги… Как короток век! — и особенно осенью в жёлто-зелёных картинках. Сентябрь 28 2012 г. «Когда в огне сгорает ветка ели —…» Когда в огне сгорает ветка ели — остаток новогодней жизни – утром, соседи, выспавшись, качают на качелях своих детей, ворча ежеминутно на время суток – слишком, слишком рано. В огне иголки плавятся как будто. Смола вчера на краешек дивана стекала с ёлки, застывая мутной слезой на память. И остаток ночи она смотрела на огни на ёлке, что утром выгорают между прочим и высыхают, как в огне иголки… Сентябрь 28 2012 г. «Ночью, когда почти что сойти с ума…» Ночью, когда почти что сойти с ума от тишины, зарываюсь лицом в подушку, теребя простыню, оставшуюся без тебя, как холодное зеркало трогаю. Ночь в душу заползает сумрак, стекаясь по всем углам, как вода из крана, как вымысел – той же ночью, доводя до абсурда возможность сойти с ума… Только ночью жизнь оказывается короче. Сентябрь 30 2012 г. «О, бессчётный гербарий, спрятавшийся в лесу!» О, бессчётный гербарий, спрятавшийся в лесу! Только осень знает, как короток век у листьев, только ветер знает, куда их потом снесут на поживу земле холодной, но в этом смысле человек сгодится не хуже, чем вся листва — на прокорм цветочкам и прочим банальным мыслям о величии замысла… И выцветшая трава дополняет пейзаж, готовый расстаться с жизнью в середине осени. Капает мелкий дождь, размывая картину, как кисточкой по бумаге. И раскисшим утром уже никуда не дойдёшь, добавляя к дождинкам ещё и солёной влаги. Октябрь 2 2012 г. |
