«За окном квартиры снова дождь…» За окном квартиры снова дождь. Мокрый город ещё спит. Под утро сладки сны. И утренний галдёж не сбежавших птиц ежеминутно в сны вплетается, как будто навсегда этот дождь и звук его по крыше. На асфальт сбежавшая вода с чердака – всё тише, тише, тише по бордюрам, по ступенькам – вниз, к озеру, что будто чья-то память сохраняет отраженья лиц, точно зеркало, которого руками не потрогать, не разбить об пол… Медленно водичка меж деревьев пробирается, цепляется за ствол, будто за соломинку, в кореньях согревается и дальше – в тёмный лес, к озеру, где небо с облаками отражается, и где из всех чудес — тишина, как зонт над головами. Сентябрь 17 2012 г. «Звон с колокольни завершает день…» Звон с колокольни завершает день. Автомобиль под звук из магнитолы танцует вдоль забора, только тень, как будто бы не с ним. А светофоры, как продолженье длинных, длинных фар, в чьём свете гибнут мотыльки и мошки… И даже если ты не слишком стар, передвигаться лучше по дорожке, держась за поручни. Ещё одна среда кончается, как вторник, как суббота в конце концов – банальная игра календаря… – ненужная работа — пометка времени – оно всегда вчера, как вымысел о том, что не случится с тобой, или с другими – никогда. И это может только сниться… Сниться. Сентябрь 17 2012 г. Из писем к… Как в средней школе тянется урок, тянулись дни. Я выходил из дома, стараясь, покидая свой мирок, не попадаться на глаза знакомым — так износился мой домашний вид с костюмом вместе и рубашкой в клетку — от клетки так порой в глазах рябит, что хочется сменить её разметку на тонкую полоску, но листы в тетради тоже с клетчатым рисунком. И даже если по утрам чисты — напоминают о тюрьме, как будто, в которую попал… Который год крою словарь, надеясь на победу в борьбе с бумагой, но, увы, исход словесной битвы даже мне не ведом. Я будто бы на волю отпустил всех голубей почтовых, но в конверте не письма о любви – печаль вложил, надеясь в тайне, что не все мы смертны, и кто-нибудь прочтёт тетрадный лист… Туда, вослед, за голубиной почтой дойдёт не голос даже – только свист, размноженный в тетради многоточьем. И может быть тогда, средь облаков, где обитает разве только ветер, «запутавшись в скоплении стихов, я тень знакомую мне встречу»… Сентябрь 19 2012 г. «Я ехал за город, к друзьям, на выходной…»
Гости съезжались на дачу. А. С. Пушкин. Я ехал за город, к друзьям, на выходной. Как будто бы погода обещала хороший день. И никакой другой приличной мысли не было с начала моей поездки. Я смотрел в окно — пейзаж знакомый, но немного разный в любое время суток, как кино, что узнаёшь по сокровенным фразам. Из репродуктора какой-то баритон уныло напевал про вечер в мае — любимая, такая же, как он, была несчастна… Часто прерываем сюжет был объявленьями в пути — короткими и рваными. Дорога определяет, видимо, пунктир словесной массы в поезде, с порога в котором место есть всему на свете, включая о великом разговор, и о сгоревшей к завтраку котлете. Я вышел в тамбур покурить, пока ещё не запретили это делать в общественных местах, пока рука держать способна сигарету смело, не опасаясь форменных подруг, что ходят по две, видимо, от страха попасть впросак за эту ерунду — и месс влажней под кителем рубаха. Я докурил. Мой силуэт в окне терялся в дыме, мной же окрылённым в означенном пространстве на земле и становился призрачно-вагонным, как разговор с соседом по душам… На станции опять сменились люди, заняв вокруг свободные места, всё замостив, как в миске жирный студень. Мне было ехать ровно полчаса. Я задремал, стараясь прислониться к оконной раме. Милые места мелькали за окном. Чужие лица под стул колёс мой занимали сон, как лавки в поезде, со мной не церемонясь — так, видимо, заполненный вагон влияет на людей. Ни с кем не ссорясь, Я вышел на перрон. Минуя лес, дошёл до дачи. Бабушки с грибами встречались мне – их слабый интерес к моей персоне объясним местами, где дачники утаптывают грунт… Я подошёл к забору – было тихо. И, кажется, здесь никого не ждут. Лишь пёс мне рад, хвостом виляя лихо. Сентябрь 21 2012 г. Одному композитору Он пил от боли и от пустоты, что поселилась в нём… В конце недели он, распрямив помятые черты, сдавал посуду, ту, что не успели прибрать другие. Выходя во двор, он прятался за редкие деревья, стараясь не попасть под разговор соседок вместе с яблочным вареньем и внуками. Банальная игра, как догонялки с собственною тенью — сбежать подальше, скрыться со двора, не дав соседкам шанс для выступленья. Так шли недели, полные тоски. Он часто уезжал в соседний город играть на свадьбах. Ночи коротки в начале сентября, подстать которым и эти свадьбы… Он играл для них, стараясь не забыть движенье пальцев по клавишам, в движении руки скрывая неуверенность скитальца по нотным знакам, как в чужих краях, где раньше обитал, как будто дома, не путаясь ни в мыслях, ни в словах, ни в знаках, что с рождения знакомы… Теперь он стар и кажется ему нет дела больше до оркестра в яме, но иногда ночную тишину он слушает, как будто точно знает в ней каждый звук. Как будто бы она одна способна с ним договориться о вечности… И бледная луна — единственный свидетель – будет сниться ему под утро. Медленно во двор вползает солнце. Сонные соседи ведут свой ежедневный разговор о яблочном варенье – всю неделю. Сентябрь 22 2012 г. |
