Егор ещё раз бросил тоскующий взгляд в сторону общежития, стиснул серьги в кулаке, потом опустил руку вниз и медленно разжал пальцы. Голубые слёзы-сосульки бесшумно скатились в сугроб.

Сразу после новогодних праздников он положил на стол директора леспромхоза заявление на увольнение.

– Куда ты собрался уезжать? – спросил Иван Иваныч.

– В Егоровский леспромхоз, это на Ангаре.

– Знаю, – кивнул головой директор, – там мой друг трудится, могу дать тебе рекомендацию.

Он ещё раз прочитал заявление и удивился:

– Но почему ты хочешь уволиться, если можно оформить перевод и сохранить выслугу, следовательно, и кадровые выплаты? Ты же отличный инженер, в объединении тебя ценят и пойдут навстречу.

– Я больше не инженер. Я буду работать на валке леса.

Через две недели Егор, перекинув через плечо свой видавший виды студенческий рюкзачок с парой сменного белья, двумя нейлоновыми рубашками и прочим, необходимым на первое время, в той же куртке-спецовке уехал из посёлка.

К Ирине он так и не зашёл.

О том, что Егор увольняется и собирается уезжать из Радужного, Ирина узнала от жены его друга.

Лена, ворвавшись без стука в квартиру Ирины, вместо положенного приветствия прямо с порога возопила:

– Что же вы делаете-то, два недоумка? Пошто жизнь свою рушите?

Растерявшаяся Ирина предложила нежданной гостье пройти, присесть на табуретку, но та продолжала стоять у дверей.

– Вы знаете, что Егор уезжает?

При этих словах сердце Ирины ухнуло и начало медленно сползать в район пяток, а кто-то невидимый стиснул виски стальным обручем и, уменьшая его диаметр, начал профессионально затягивать гайку. Но внешне она оставалась спокойной и даже заставила себя улыбнуться.

– А в чём дело? Разве есть что-то необычное в том, что человек куда-то уезжает или, наоборот, приезжает откуда-то? Почему же отъезд Егора должен быть исключением? Да вы проходите, присаживайтесь.

Ошарашенная её спокойствием, Лена оторвалась от дверной ручки и бухнулась на стул.

– Егор вас любит, я думала, что и вы его тоже.

– Любит? – удивилась Ирина. – Мне об этом сказать он как-то не удосужился.

– Да разве об этом обязательно говорить? Это и без слов понятно. Егор ходил последнее время сам не свой.

Лена обвела взглядом комнату, остановила его на Ирине и увидела перед собой красивую молодую женщину, бездушную и холодную, как их сибирский снег. «Беда с этими интеллигентами, – подумала Лена. – Передо мной форс держит, а уйду сейчас – завоет белугой. Любит же она Егора, любит! А притворяется. И Егор тоже хорош! Зачем-то бежать надумал. Неужто не знает, что от любви никуда не убежишь? Если она настоящая, любовь эта окаянная, то с ним и поедет. Нет, у нас, простых людей, всё намного понятнее».

Она встала, вежливо попрощалась и закрыла за собой дверь.

А Ирина бессильно опустилась на ту же табуретку и надолго застыла в неподвижности. «Егор вас любит…» С того памятного разговора даже ни разу не пришёл. Уезжает? Наверное, так лучше для всех. Но почему Ирине так невыносимо больно?

Тишину нарушало только тиканье старенького будильника, равномерно отмеряющего её жизнь, теперь уже без Егора, да в такт этому тиканью обречённо пульсировало в висках: «Вот и всё… вот и всё… вот всё…».

Посёлок бурлил. Мнения людей относительно отъезда Егора разделились. Одни считали, что в этом вина Ирины Павловны, а Егора жалели. Другие, наоборот, в разрыве их отношений обвиняли Егора, а жалели Ирину Павловну. И только в одном был достигнут полный консенсус: Егору давно уже пора создать свою семью, а не содержать великовозрастную сестрицу. Ну и что с того, что Катерина студентка? Ну, и что, что ей помогать надо? Надо-то, оно, конечно, надо. Никто и не спорит. Но и о себе забывать не резон. Можно подумать, что только одна Катерина где-то там обучается. Да у них в посёлке десятка два студентов наберётся, только те сами себя учат. Если стипендии не хватает, то и подработки не чураются. Вон Зина Капустина полы в общежитии мыть подрядилась и моет их уже четвёртый год. Да и обучается Зина не в каком-то там пединституте, а в самом университете!

Эти разговоры ещё больше настроили Катерину против Ирины, что было вполне предсказуемо и где-то даже логично: не приехала бы Ирина в Радужный – не выкинул бы такого фортеля Егор и уезжать никуда бы не собирался, а так же вкалывал бы и рта не раскрывал. Это всё Ирина, это она брата настроила не только против сестры, но даже – страшно подумать! – против мамы! Влезла скользкой гадюкой в их семью и весь прежний уклад нарушила.

Дарья ходила с таким скорбным лицом, который иначе, как лик великомученицы, и назвать невозможно. Нет, она плохого об Ирине не говорила, просто при упоминании её имени горестно поджимала губы и во взгляде читалась покорность судьбе. А судьба Дарьи, конечно же, целиком и полностью зависит от Ирины. В общем, комедия продолжалась, несмотря на отсутствие одного из её главных героев.

Вот так, в паутине пересудов и прожила Ирина долгие четыре месяца.

Потом появились другие темы, они сменяли друг друга, и в их череде история Егора и Ирины сначала потеряла свою актуальность, а потом и вообще оказалась на задворках памяти Радужного. Только иногда нет-нет да и поинтересуется кто-нибудь у Дарьи, полный ли разрыв у её сына с врачихой, или есть какие-то иные сведения по этому делу? Дарья горестно вздыхала и большей частью отмалчивалась – понимай, мол, как знаешь.

У Ирины о Егоре никто ничего не спрашивал.

Вскоре на смену суровой сибирской зиме пришла долгожданная весна, а с ней и письмо от матери.

«Доченька, – писала она, – Володя Самарцев теперь работает в нашей городской больнице невропатологом. Но Восьмое марта приходил к нам, принёс шикарный букет тюльпанов (бешеных денег стоит!) и торт. Всё о тебе расспрашивал. Ирочка, мне кажется, что он до сих пор тебя любит, и мы с папой были бы счастливы, если бы у вас с ним что-то сложилось! Тебе ведь тот дровосек совсем не пара…»

«Дровосек» Егор, когда Ирина их познакомила, им сразу не понравился.

– Не нашего круга, – поморщилась мама.

– Да, да, – согласился с ней папа.

Володя был их соседом. Медицинский институт он окончил на два года раньше Ирины, отработал три года по направлению и вот, оказывается, вернулся в родные пенаты. А ещё он давно и безнадёжно влюблён в Ирину. После её замужества Володя исчез, но, узнав о том, что Ирина опять одна, опять появился на горизонте. А что? Парень он хоть куда! Умён, красив, интеллигентен. Из семьи потомственных врачей. Династия, одним словом. Чем не муж? Ирина попыталась представить себе семейную идиллию с человеком «их круга» Володей Самарцевым, но вместо него почему-то всё время появлялся «дровосек» Егор Вершков.

Пришла весна, а с нею – перемены. Ирину по её настоятельной просьбе вскоре переведут в ЦРБ, через два месяца она уйдёт в очередной отпуск и навсегда покинет Радужный. Уедет без сожаления, вычеркнет его из своей памяти и сожжёт за собой все мосты. Слишком жестоко обошлись с ней те, которым она так верила. Люди, которых она так любила, перед которыми настежь распахнула сердце и душу, её подло предали. Они просто взяли и растоптали её, Ирину. Даже не так. Они использовали её в своих целях, а потом вытерли о живого человека ноги, обутые в грязные сапоги. И неважно, что этих людей было только двое. Важно, что они были.

Старенький АН-2, следующий рейсом «Усть-Уда – Аносово – Аталанка – Карда – Подволочное», трясся, как в лихорадке. Постоянные пассажиры давно уже привыкли к такому «сервису» и не обращали на лихорадку «Кукурузника» никакого внимания, но вот Егору, впервые воспользовавшемуся этим видом транспорта, пришлось несладко. А тут ещё взлёт каждые пятнадцать минут чередовался с посадкой. Наконец, Карда, конечный пункт его воздушной одиссеи. Через полчаса он пойдёт к дому своих старых знакомых, год назад уехавших из Радужного и, по словам Виктора Королёва, бывшего моряка, бросивших якорь в его родном посёлке на берегу Ангары.