Что ей ответить Егору, если, сказав «да», она поставит его между двух огней, заставит метаться между ней, Ириной, и той семьёй? А как произнести «нет»? Одни вопросы, и ни одного ответа…

До возвращения Егора с областного семинара инженерно-технических работников лесного хозяйства оставалось два дня.

Катерина – второй ребёнок в многодетной семье Вершковых. Родилась она слабенькой, в детстве часто болела, что и сделало её положение особым. Конечно же, Дарья любила всех своих детей, но всё же львиная доля материнской любви досталась именно второму ребёнку.

Очень рано Катерина поняла, что ласковый телёнок двух маток сосёт, и эта поговорка стала её нравственным кредо на всю жизнь. Ничем Катерину природа не обидела: ни умом, ни красотой. И мало кто из окружающих, глядя на обаятельную, умную, весёлую девушку, звонкоголосую певунью и хохотушку, смог бы даже заподозрить, что за красивой оболочкой скрывается черствая, самовлюблённая эгоистка. Видно, забыли Силы Небесные вложить в эту оболочку сердце доброе, любящее, сострадающее.

Она постоянно окружена подругами и друзьями, она всегда говорит людям то, что они хотят от неё услышать. С кем-то поспорить или – боже упаси! – поругаться? Да вы что?

Кое-кто, безусловно, догадывался о её лицемерии, кто-то откровенно говорил об этом вслух, но для большинства жителей посёлка Катерина, приятная во всех отношениях, являла собой образец целомудрия, порядочности и всех остальных моральных принципов и добродетелей. Галина Кузнецова как раз и была одной из тех немногих, кто видел этот «образец» во всей его неприглядной сути.

Как-то раз, зайдя к соседям, женщина застала Дарью и четырнадцатилетнюю Тамару за ручной стиркой белья, а шестнадцатилетняя Катерина в это время валялась на кровати с книгой. Стиральная машина была в то время дефицитом, не в каждом доме имелась, не было её и у Вершковых. А семья-то большая, за Катериной ещё четыре сестры и два брата подрастали. Егор в то время в институте учился, отец с утра до вечера в тайге лес валил, и Дарье приходилось одной и воду таскать, и стирать, и за скотом ухаживать. Всё сама, всё сама. У Катерины, видите ли, при стирке от хозяйственного мыла и порошка кожа на руках сохнет и чешется, а в стайке так тошнит, что может – не дай бог! – даже вырвать! Теперь хоть малые подросли, помогают. А у той и по сей день от домашней работы то тошнота, то рвота, на огороде её солнце нещадно печёт, на покосе комары кусают.

Прошлым летом, увидев загорающую на травке Катерину, Галина не выдержала и предложила позагорать рядом с матерью на грядках. Девушка промолчала, ничего не ответила, просто свернула покрывало и ушла, помахивая соломенной шляпой и солнцезащитными очками. Зато Дарья несколько дней ходила с поджатыми губами и здоровалась сквозь зубы. Как же! Её принцессу обидели!

После того случая плюнула Галина и перестала лезть со своими предложениями. Поняла, что для «принцессы» существует только её собственное «я» и нет ничего святого, а самый близкий и родной для неё человек – она сама.

Дарья, стараясь не греметь черепками, чтобы раньше времени не разбудить мужа и малых, готовила завтрак и всё перебирала и перебирала последние разговоры с дочерью.

– Ты пойми, мамочка, – прижавшись к её плечу и ласково поглаживая её натруженные руки, тихо говорила дочь, – Егор почти не знает Ирину. А если что и известно, так это только с её слов.

Дарья сделала робкую попытку возразить ей.

– Да, вроде, неплохой она человек. Скромная, спокойная, уважительная. Врач хороший, к больным относится внимательно. Безотказная. В ночь, в полночь к больным прибежит. Вон недавно Кузьминиху от паралича уберегла.

– Я же не утверждаю, что она плохая. Просто мы её совсем не знаем. Может, она просто пристроить хочет и себя, и своего сына, поэтому и затащила нашего Егора в постель. А он женщин не видел, вот и… Ты говоришь, спокойная. А в тихом омуте, сама знаешь, кто водится, и я не исключаю, что она…, – Катерина застенчиво потупилась и с трудом выговорила: – Ну, не совсем порядочная женщина, если Егор от неё по утрам домой приходит. Может, по этой причине и с мужем разошлась, если он у неё вообще имелся.

– Да что ты такое говоришь? – возмутилась Дарья. – «Не совсем порядочная…!» Она что, гулящая? Да и с Егором… Ты что, свечку держала?

Катерина поняла, что перегнула палку, и сделала вид, что пошла на попятную. Отступила, но, конечно же, временно – не привыкла сдавать своих позиций.

– Ладно тебе. Ну, ляпнула я не подумав.

В голосе дочери прозвучало искреннее раскаяние. Дарья погладила её по голове, вздохнула и ласково произнесла:

– Глупенькая ты ещё у меня, совсем дитя. Ох, как жить-то будешь?

«Дитю» было двадцать три года, и в этом году «оно» заканчивало учёбу в педагогическом институте.

Следующий разговор носил несколько иной характер.

– Мама, можно ли любить чужого ребёнка, как своего? – глядя на Дарью чистыми, ничуть не замутнёнными подлыми намерениями глазами спросила Катерина.

– Конечно, можно, – уверенно проговорила Дарья.

– Вот и я так думаю. Но это, наверное, только в том случае, если нет своего.

Дочь немного помолчала как бы в раздумье, накрутила на палец прядь своих белокурых волос, потом её распрямила и продолжила:

– А если свой родится? Он ведь роднее будет. Могут и проблемы между супругами начаться. Да ещё ведь и неизвестно, какие гены унаследовало то, чужое, чадо.

– Ты это к чему такой разговор затеяла? – насторожилась Дарья.

– А к тому, чтобы Егор не совершил ошибки. Пусть не торопится с женитьбой, пусть привыкнет к мальчику и нам даст время сделать то же самое. Вот ты способна полюбить его так, как любят родных внуков?

– Почему бы и нет? – уверенности в словах Дарьи явно поубавилось. – Дитё не виновато, что его родители не сумели семью создать. И, вообще, доченька, должно же быть где-то и для Ирины счастье.

Катерина пожала плечами и прекратила разговор, но в душе Дарьи зародилось сомнение. Может, и впрямь поспешает сын с женитьбой? Может, и не так уж хороша Ирина, как кажется? Да и полюбит ли Дарья Кирюшу так, как любят родных внуков? А вдруг дочь права, вдруг Ирина совсем не такая, какой кажется?

Решающим был разговор третий. Состоялся он позавчера, когда Катерине, внезапно приехавшей среди недели и только на один день, срочно понадобились деньги на зимние сапоги.

– Мама, неужели я должна одеваться и обуваться, как вокзальная тунеядка?

Голос девушки дрожал, он переполнялся отчаянием обречённого, а в больших голубых глазах дрожали слёзы.

– Доченька, но ведь ты эти сапоги только сезон носила? Неужели нельзя ещё одну зиму проходить? Они же совсем новые, – пыталась успокоить расстроенную дочь Дарья. – Нет у нас сейчас денег.

– Вот-вот! Егор ещё и не женился, а у нас уже финансовые проблемы. Что же будет, когда его деньгами будет распоряжаться жена?

Девушка натянула на лицо маску вселенской скорби и смирилась с неизбежным будущим.

– Скоро, видно, придётся и со съёмной квартиры съехать в студенческое общежитие. Там, глядишь, и пить-курить научусь. А ведь осталось-то всего-ничего, полгода. Потом бы я уже свой хлеб ела, не обирала бы вас.

И столько покорности судьбе было в её голосе и согбённой фигурке, что у матери сердце рвалось на части.

Накормив семью завтраком, проводив мужа на работу, а малых в школу, управившись по хозяйству, Дарья пошла в поселковую больницу с жалобой на хронический артроз. Ирина внимательно осмотрела пациентку, выписала лекарства и услышала следующее:

– Ты, Ирина, пойми меня правильно, я ничего не имею против тебя лично, но не очень-то большое счастье – чужого ребёнка воспитывать. Вот поэтому и не испытываю я радости оттого, что мой сын собирается на тебе жениться…