Потом они пили чай с молоком, разговаривали о студенческой жизни, всё было естественным и приятным. После того, как Катерина ушла, Ирина поймала себя на мысли, что ей будет жаль, если на этом их знакомство закончится.

Но оно продолжилось, потом переросло в дружбу. У них оказалось много общего: им нравились одни и те же писатели и поэты, обе увлекались вязанием и лыжным спортом. А ещё Ирина тоже любила петь, и в дни всеобщих праздников со сцены небольшого поселкового клуба зазвучали в исполнении двух неразлучных подруг песни на два голоса.

Катерина познакомила Ирину со своей семьёй, и молодую женщину приняли там, как родного человека. А уж когда между ней и Егором завязалась дружба, то иначе, чем доченька, Дарья, мать большого семейства, её и не называла. Нередко, приходя в садик за Кирюшей, Ирина узнавала, что его уже забрала «мелочь» Вершковых. Она шла к Вершковым, а домой возвращались уже втроём. К их маленькой семье присоединялся Егор. Год пролетел, как один миг.

Не знала тогда Ирина, что дружба её с Катериной окажется иллюзорной, мыльным пузырём.

Жаль. Он был таким красивым, этот мыльный пузырь!

– Ты, Ирина, пойми меня правильно, я ничего не имею против тебя лично, но не очень-то большое счастье – чужого ребёнка воспитывать. Вот поэтому и не испытываю я радости оттого, что мой сын собирается на тебе жениться…

Ирина сидела с непроницаемым лицом, перебирала карты пациентов и, казалось, совсем не слышала, что говорила ей мать Егора. Та тяжело вздохнула, едва не пожалела о сказанном, но тут же мысленно отругала себя за мягкотелость. Вот какого чёрта она рассиропилась перед совершенно чужим человеком, когда ей нужно думать о благе родных детей? Зачем её сыну женщина с ребёнком? Неужто не сыщет себе хорошую девушку? Права Катерина, тысячу раз права! Неприязнь к Ирине, посеянная и любовно взлелеянная дочерью, переросла в откровенную враждебность, и Дарья добила сидящую напротив женщину:

– Я никогда не смогу относиться к Кирюше так, как буду относиться к своим родным внукам, не смогу полюбить чужого ребёнка. Да и Егор тоже. Не знаю, согласишься ты со мной или нет, но сейчас ты должна выбросить из головы даже саму эту бредовую мысль о создании семьи с Егором. А сказала я тебе всё это для твоей же пользы. Пойми, наконец, что ты ему не пара!

Она повертела в руках выписанные Ириной рецепты, встала и, не попрощавшись, вышла из кабинета.

Время приёма пациентов закончилось. Ирина сняла белый халат, повесила его в шкаф, в раздумье опустилась на кушетку. Ей было больно. Ей было очень больно. В чём её вина? В том, что пять лет назад она, студентка мединститута влюбилась в такого же студента, выскочила за него замуж, чтобы спустя год «выскочить» из этого «замужа» вон, но уже с орущим свёртком на руках? «Не сошлись характерами…» Какая удобная формулировка причины развода! Теперь-то она понимает, что сначала характерами надо сходиться и уж только потом – телами, но время вспять не повернёшь.

А чем виноват Кирюша? Своим появлением на белый свет? Так он ведь на него не просился. Выходит, теперь они должны обречь себя на полное одиночество: она – на жизнь без надежды на женское счастье, сын – на жизнь без отца?

И что случилось с матерью Егора, которая всегда была так добра к ней, так приветлива?

Ирина встала с кушетки, бросила взгляд на широкое окно, за которым пасмурный ветреный день готовился уступить место такому же ненастному вечеру, и вышла из кабинета.

Ночь уже приближалась к своей середине, когда оконная рама затряслась от стука. Ирина сразу поняла, что с кем-то из жителей посёлка стряслась беда, и, наскоро накинув на себя халат, всунув ноги в тапки, выскочила на улицу.

– Ой, там мама… мама…

Галина Кузьмина, леспромхозовская кассирша, едва не села прямо на снег, но Ирина подхватила женщину, усадила на крыльцо, метнулась в дом и через пять минут уже бежала рядом с Галиной по спящей улице. Тяжёлые валенки замедляли бег, ветер швырял в лицо ошмётки снега, но она этого не замечала. «Только бы успеть! Только бы успеть!» – пульсировала каждая клеточка её тела.

Успели.

Шестидесятипятилетняя мать Галины недавно перенесла гипертонический криз, но тогда, как и сейчас, помощь пришла в срок.

– Спасибо вам, Ирина Павловна. Второй раз от инсульта маму спасаете, – провожая взглядом машину «Скорой помощи», увозящую её мать в районную больницу, произнесла Галина. – Если бы не вы… Если хоть на полчаса опоздали бы…

– Да ладно вам, Галина Петровна, это вы молодец, вовремя ко мне прибежали. А я просто делаю свою работу.

Ирина устало улыбнулась, с наслаждением вдохнула в себя чистый, настоянный на хвое морозный воздух и пошла домой, только сейчас заметив, что впопыхах забыла надеть носки и валенки натёрли ноги. Галина догнала её уже за поворотом на центральную улицу, где стоял именуемый общежитием огромный барак, состоящий из четырёх квартир с отдельным входом. Там временно селились приезжие специалисты: учителя, врачи, итээровцы.

Ветер к утру унялся, спящие дома окутала предрассветная тишина, посёлок досматривал сны.

Ирина повернула голову к попутчице и мягко произнесла:

– Идите домой, я не заблужусь.

– Нет, нет, я вас провожу. Мало ли, чего. Вдруг какая-нибудь собака выскочит из подворотни. Вдвоём не так страшно.

Вскоре показалась крыша барака, а затем и он сам.

– Ну, заходите, коль желание есть, чайком погреетесь да малость в себя придёте после такой ночи. Всё равно спать нам с вами уже некогда, скоро на работу собираться.

Войдя в квартиру, Ирина первым делом заглянула за ширму, где спал Кирюша, поправила одеяло и погасила ночную лампу, которую включила перед уходом, чтобы малыш, ненароком проснувшись, не испугался темноты. Потом занялась печкой. Растопка из берёзовой коры сделала своё дело. Сухие сосновые дрова сразу же занялись дружным пламенем, и выстывшая за ночь комната начала наполняться блаженным теплом. Женщина поставила на плиту чайник, выложила из кухонного шкафчика на стол кулёк с карамельками, поставила сахарницу, рядом с ней пристроила пачку настоящего индийского чая «со слоном», хлеб, а из сеней принесла кольцо домашней колбасы и кружок коровьего масла.

– Боже мой! – воскликнула Галина. – Откуда такая роскошь при наших пустых прилавках?

– Да это Егор кому-то машину чинил, вот за работу домашними продуктами и рассчитались. А чаем меня соседка одарила, ей брат из Владивостока целую посылку прислал.

Брат соседки был моряком, ходил в загранку и баловал свою единственную сестру частыми подарками.

Галина знала от Дарьи, что Егор отремонтировал в Батагое управляющему отделением совхоза Василию Велехову его старенькие «Жигули», за починку которых уже никто и не брался, а тот на радостях привёз Вершковым два мешка комбикорма и мешок витаминного корма, что по леспромхозовским меркам – неслыханное богатство. Но про колбасу и масло Дарья даже словом не обмолвилась, значит, всё это Егор Ирине тайком принёс. Галина об этом промолчит, но вот промолчать о другом она не сможет. Уж больно жаль ей, что такой хороший человек, как их врачиха, может стать агнецом на закланье.

– Я баба простая и прямо скажу, Ирина Павловна, – прихлёбывая горячий чай, тихо произнесла гостья, – Егор хороший парень, но только если у вас всё серьёзно, то уезжать вам с ним надобно из посёлка, потому что…

– Серьёзно или нет, какая разница? – перебила её хозяйка. – Я вчера услышала, что ему не пара. Вот что, действительно, серьёзно, а не наши отношения.

Она вымученно улыбнулась и попыталась сменить тему:

– Вы хоть бутерброд возьмите, а то пустую воду глотаете.