– Нет, – виновато ответила Дарья и, заметив капризно искривлённые губы обиженной дочери, тут же поторопилась её успокоить:

– Но завтра будет готово. Я сейчас посуду приберу, подою корову и займусь им.

– Посуду приберёт Катерина. Корову доить тоже она пойдёт, – тихо, очень тихо произнёс Егор, однако в его голосе звучал металл.

Это было так неожиданно, что все враз примолкли. Первой оправилась от шока Катерина.

– Но в клубе сегодня танцы! И потом, меня Оксана ждёт.

– И Оксана подождёт, и ногами подрыгать ты ещё успеешь. А на Новогодний вечер пойдёшь в старом платье. Впрочем, старых у тебя никогда и не было. Если мама сегодня сядет за шитьё, я просто-напросто сломаю швейную машинку и починю только после твоего отъезда.

Тот же металл в голосе. Он произнёс это так же тихо. Так же сдержанно.

Дарья сидела ни жива ни мертва. Она не узнавала всегда спокойного, молчаливого сына.

– Надо же, как быстро она перековала моего брата! – восхитилась способностями бывшей подруги Катерина и, обратившись к матери, укоризненно покачала головой: – Я же пыталась тебе открыть глаза на эту женщину, а ты всё долдонила, что она хорошая. Любуйся теперь, доверчивая ты наша, плодами её влияния! Ишь, как она его против нас настроила!

Отец, доселе молча взиравший на всё это, встал, опёрся двумя руками о стол и так же тихо, как и Егор, и с таким же металлом в голосе произнёс, почти разделяя слова на слоги:

– Замолчь, Катерина! Не смей так разговаривать с матерью! Ирину не замай, ты её мизинца не стоишь! А про наряды твои Егор правильно сказал. Верка в десятом классе уже, а ходит в твоих старых сапогах, твои кофты и польта донашивает. А до неё всё это Тамарка с Нинкой носили. Витька второй год в подшитых валенках щеголяет. Томку-то с Нинкой тётка к себе в Москву забрала, сама их одевает и обувает. Про Райку с Петькой я молчу, мелочь ещё и в чём попало ходить может. Да и про себя с матерью тоже говорить не стану. Но вот Егор, молодой парень, при такой должности, а куртки нормальной не имеет. Облезлую шапку который уж сезон с головы не снимает. Единственно приличное, что у него есть, так это костюм и осенняя ветродуйка болоньевая, что ему тётка подарила, когда он Нинку в Москву отвозил. Вот в этом он и на совещание в область ездил в такие-то морозы. Так на кого все наши деньги уходят? Ты, гляжу, в новых сапогах заявилась, теперь понятно, об чём вы неделю назад с матерью шушукались.

Теперь вся семья взирала с изумлением уже на всегда молчаливого отца. Мать первой пришла в себя и тут же ринулась на защиту своей любимицы.

– А ты бы реже к Николаю шастал, глядишь, и Верке бы сапоги купили, и Витьке бы ботинки справили!

Взбодрённая поддержкой матери, Катерина заявила, что если бы Егор не протирал штаны в кабинете инженера, а валил лес, где зарплата в несколько раз больше, то и куртку бы имел приличную, и шапку.

В семье назревал скандал.

Отец махнул рукой, снял с вешалки телогрейку и пошёл к Николаю успокаивать нервы. Так он делал каждый раз, когда дома была Катерина, за что и прослыл в посёлке пьяницей. Но раньше он уходил молча.

Егор тоже вышел во двор. Он опёрся плечом о столбик калитки, закурил папиросу, посмотрел в сторону Центральной улицы.

Ира, Ира… Какая же всё-таки причина заставила тебя поставить на мне крест?

Впрочем, что я могу ей сейчас дать? Жалкую зарплату главного механика? Да и то не всю, а её меньшую часть, потому что надо помогать поднимать малых. Всё же не стоило торопиться с этим предложением. На что рассчитывал, дурак? Не мог подождать ещё полгода? Тут Катерина права, к тому времени и она бы на свои ноги встала. Конечно, большой помощи от неё ждать не стоит, но, глядишь, кое-что ребятне и прикупит. Должна же она быть благодарна хотя бы матери?

А сейчас у нас, как в стихотворении у Некрасова:

Он втоптал окурок в снег, ещё раз посмотрел в ту сторону, где стояло общежитие, и с тоской выдохнул: «Ну, зачем ты сюда приехала…»

Положил в карман коробок со спичками и нащупал полиэтиленовый пакетик. Серьги. Вытряхнул их на ладонь и поднёс к свету, падающему из окна. Голубые камешки, казавшиеся в магазине сосульками, теперь выглядели двумя слезинками.

Хорошо, что не подарил, подумал он, представив, как жалко выглядел бы в глазах Ирины со своим тридцатирублёвым подарком.

Этот подарок Егор купил в Красноярске. Поскольку парень не располагал той суммой, с которой принято посещать ювелирные магазины, то решил приобрести какое-нибудь украшение в отделе бижутерии универмага, а в качестве консультанта пригласил своего приятеля Мишу Охремчука, мастера Нижнего склада, человека женатого, серьёзного и сдержанного в проявлении эмоций.

Витрина повергла их едва ли не в ужас, там всё блестело и переливалось. Они долго рассматривали броши, кольца, цепочки и ещё чёрт знает что, приценивались и оценивали качество изделий. Им надо было, чтобы качество соответствовало цене на бирке, а цена – содержимому кошелька Егора.

Молоденькая миловидная продавщица в это время оценивала парней. Но поскольку она была более искушённой, то выбор сделала гораздо быстрее, чем покупатели.

– Молодой человек, – обратилась девушка к Егору и подарила ему очаровательную улыбку, – вы, наверное, ищете украшение для невесты? Презент?

Егор хотел ответить «да», но резкий толчок в бок замедлил ответ.

– Что вы, что вы! – замахал руками Миша. – Какие невесты? Мы парни свободные и только занимается поисками своих суженых. Ищем-с! А презент, как вы изволили выразиться, надобен сестрёнке Егора. Ко дню, так сказать, её рождения.

– Егор! Какое чудесное имя! Настоящее русское! – восхитилась продавщица, вдохновлённая сообщением об отсутствии невесты, и посетовала на то, что вокруг одни иностранные Эдуарды да Игори.

– Имя, как имя, – пожал плечами Егор, продолжая разглядывать бижутерию. – И не русское оно, а греческое. В переводе означает «землепашец».

Второй толчок Михаила был ощутимее первого.

– А вас, милая девушка, как звать-величать? – разливался соловьем приятель.

– Ирина, – девушка мило покраснела и потупила глаза.

– Ирина? – имя любимой женщины оторвало Егора от созерцания украшений. – Так зовут…

Третий толчок был ощутимее двух предыдущих, вместе взятых.

– Надо же, какое совпадение! – радостно воскликнул Михаил и расплылся в счастливой улыбке. – Его сестрёнку тоже зовут Ирина.

– Егор, а вы уже что-нибудь присмотрели? – в глазах продавщицы начали вспыхивать огоньки надежды.

– Вот это, – он ткнул пальцем в первую попавшуюся на глаза цепочку с лепестком – ему хотелось поскорее уйти и высказать Мише всё, что он теперь о нём думает. Вы только посмотрите, каков хлыщ! Ишь, как раздухарился, как крылья распустил перед молоденькой девчонкой! Вот вам и примерный семьянин! А как врать-то намастрячился?

– Эту цепочку? – ужаснулась продавщица. – Да вы что? Желтый цвет слезет с неё уже через месяц, а металл почернеет. И выбросит сестрёнка ваш подарок на помойку.

Девушка нырнула под прилавок, вынырнула оттуда с маленьким полиэтиленовым пакетиком и вытряхнула на ладонь Егора серёжки с голубыми прозрачными камешками, вытянутыми книзу наподобие сосулек.

– Это настоящая позолота. Хоть сто лет носи, такими же и останутся. Я себе отложила, хотела с получки взять, – в голосе просквозило неподдельное сожаление, но она махнула рукой и с наигранной беспечностью закончила: – Да ладно, пусть ваша сестрёнка носит.

– Спасибо вам, милая девушка, – поблагодарил её Миша и воздел руки к потолку. – Да ниспошлёт вам небо счастье!

Выйдя из магазина, Егор начал пенять Мише на его недостойное поведение, но тот, ставший вдруг опять серьёзным и сдержанным в проявлении эмоций, посмотрел на него и молча покрутил пальцем у виска.